Что в бесплодье скудном Столько лет плачевных Одевалось грустью, Не спеша ответить Чаяньям супруга И его надеждам, Поневоле смутным, Промедленьем долгим Удручая душу, Уводя от храма Праведного мужа; Пресвятая нива, Из неплодной глуби Вынесшая миру Урожай цветущий; Славный двор монетный, Где чекан задуман Богу, давший образ, Что носил он в людях; Мать пречистой девы, Той, кем бог могучий Неземную славу Свету обнаружил; Ею я собою Стала ты приютом, Анна, где целятся Скорби и недуги. В некотором смысле, Верно, и над внуком Ты имеешь силу Истинно благую. Горние чертоги Для тебя доступны, И с тобою сродных Сонм единодушен. Слава, слава зятю, Дочери и внуку! Ты по праву можешь Песнь воспеть, ликуя. Ты была, смиренно, Школой многомудрой, Дочери подавшей Скромную науку. Ныне, с нею рядом, Возле Иисуса, Ты причастна выси, Непостижной чувствам. Пение Пресьосы было таково, что восхитило всех слушавших. Одни говорили: «Дай тебе бог счастья, девушка!», другие: «Как жаль, что девушка эта — цыганка! Поистине, годилась бы она в дочери важному сеньору». Были и другие люди, более грубого склада, которые говорили: «Дайте подрасти этой девчонке: она себя покажет! Верное слово, готовит она хороший невод для улова сердец!» А был еще один совсем уж грубый и простой неотеса: увидев, как быстро идет она в танце, он сказал: «Правильно, красотка, правильно! Танцуй, милочка, но не сгуби цветочек, милый голубочек!» А она ему ответила, не переставая танцевать: «Что жалеть цветок, молвил голубок!»[14] Прошел канун и самый праздник святой Анны, и Пресьоса почувствовала себя несколько усталой; но зато такого шуму наделали ее красота, бойкость, ум и танцы, что только о них и говорили по всей столице. Две недели спустя она снова появилась в Мадриде с тремя девушками, с бубном, с новым танцем, с запасом романсов и веселых, но вполне скромных песенок, ибо Пресьоса не позволяла, чтобы ходившие с ней девушки пели непристойные песни, да и сама никогда их не пела, что обращало на себя внимание многих и за что ставили ее очень высоко. Ни на минуту не отлучалась от нее старуха цыганка, ставшая как бы ее Аргусом, из опасения, что девушку сманят или увезут; она называла ее внучкой, а та ее — бабушкой. Стали как-то танцевать в тени на Толедской улице, и сейчас же из лиц, следовавших за ними, составилась целая толпа; пока шли танцы, старуха просила милостыню у окружающих, и на нее, словно из мешка, сыпались очавы и куарто[15], ибо красота имеет свойство пробуждать дремлющую щедрость.
Окончив танец, Пресьоса сказала: — Если мне дадут четыре куарто, я одна пропою вам премиленький романс о том, как госпожа наша королева Маргарита отправилась на послеродовую мессу в Сан-Льоренте в Вальядолиде[16]; уверяю, романс замечательный: автор его — один из тех поэтов, что у нас наперечет, все равно как батальонные командиры[17]. Едва она это сказала, как почти все, кто стоял вокруг, стали кричать: — Пой, Пресьоса, вот мои четыре куарто! И так посыпались на нее куарто, что у старухи рук не хватало подбирать. Собрав таким образом обильную жатву, Пресьоса тряхнула своим бубном и на особенно щегольской и шальной лад запела следующий романс[18]: Вышла с сыном к первой мессе Та, что всех славней в Европе, Та, что именем и блеском [19]Драгоценней всех сокровищ. Чуть она подымет очи, Души всех она уводит, Всех, кто смотрит, очарован Благочестьем и красою. В знак того, что в ней мы видим Часть небес, сошедших долу, — Рядом с нею — солнце Австрии, [20]Рядом — нежная Аврора. А за нею следом — светоч, Засиявший ночью поздно, Тою ночью, о которой И земля и небо стонут. [21]Если в небе колесницам Звезды яркие подобны, — И в ее чудесном небе В колесницах блещут звезды. Вот Сатурн, летами ветхий, Гладит бороду и холит, И легко идет, хоть грузен: Радость лечит от ломоты. За Сатурном — бог болтливый В языках идет влюбленных; Купидон — в эмблемах разных, Где рубин и жемчуг спорят. Дальше Марс идет свирепый, Восприявший стройный образ Многих юных, чью отвагу Тень ее сменяет дрожью. Возле Солнца — сам Юпитер [22]; Оттого что все возможно Для того, чей сан высокий На премудрости основан. Свет луны горит в ланитах Не одной богини дольной, Венус скромная — в обличье Тех, кто это небо создал. Кружат, вертятся и бродят В златоубранном окружье Этой сферы бесподобной. И чтоб каждый взгляд дивился, Всё не только здесь роскошно, Всё доходит до предела Расточительности полной. Вот Милан в богатых тканях, Пышно убранный, проходит, Индия с горой алмазов, А Аравия с бензоем. Там идет грызунья-Зависть С теми, кто замыслил злое; В сердце Верности испанской — Безбоязненная доблесть. Всеобъемлющая Радость, Разлученная со Скорбью, По путям и стогнам мчится. Буйной и простоволосой. Для немых благословений Отверзает рот Безмолвье, И молоденькие дети Песнопенью взрослых вторят. Тот поет: «Лоза благая, Возрастай, тянись и плотно Обвивай счастливый ясень, Вознесенный над тобою. Возрастай себе на славу, На защиту церкви божьей, На добро и честь Кастильн, Магомету на невзгоду». А другой язык взывает: «Здравствуй, белоснежный голубь, Даровавший жизнь орлятам, Венчанным двойной короной. Чтоб изгнать из поднебесья Стая хищников голодных, Чтобы осенить крылами Добродетель с сердцем робким». Третий, тоньше и разумней, Изощренней и ученей, Молвит, источая радость Как устами, так и взором: «Перламутр Австрийский! [24] Жемчуг, Нам подаренный тобою, Сколько замыслов рассеял! Сколько обезвредил козней! Сколько рушил упований! Сколько ковов уничтожил! Сколько создал опасений! Сколько хитростей расстроил!» Между тем она подходит К храму феникса святого, [25]Что, испепеленный в Риме, Для бессмертной славы ожил. Перед ликом вечной жизни, Перед госпожою горней, Перед той, что за смиренье Ныне шествует по звездам; Перед матерью и девой, Перед дочерью господней И невестой на коленях Маргарита произносит: «Я твой дар тебе вручаю, Расточающая помощь; Там, где нет твоей защиты, Изобилуют недоли. Я несу тебе сегодня Первый плод мой, матерь божья; Пусть тобой он будет принят, Защищен и приумножен. Об отце его помысли, Об Атланте, удрученном Тяжким гнетом царств столь многих И владений столь далеких. Знаю, сердце властелина Навсегда в руках господних. И от бога ты получишь Всё, о чем его попросишь». По свершении молитвы В новом гимне, ей подобном, Хор величит божью славу, Ныне явленную долу. По свершении служенья, В блеске пышных церемоний Вспять вернулось это небо Вместе с сферой бесподобной. вернутьсяДрево драгоценное — Анна, мать девы Марии и бабка Христа; в строфе десятой упоминается «зять», то есть дух святой. Перед нами образчик своеобразного «духовного стиха», под прикрытием наивно-реалистических фольклорных приемов пропагандирующего перед народной массой «святое» семейство и культ «демократических» святых. вернутьсяЧто жалеть цветок, молвил голубок! — Фольклорное своеобразие цитируемой здесь игривой песенки не поддается буквальному переводу; образы ее заменены подходящими русскими эквивалентами. вернутьсяОчаво и куарто. — Очаво — 1/8, куарто — 1/4 реала. В эпоху Сервантеса покупная способность реала была в пять раз выше, чем в XIX столетии. Современный реал равен 25 сантимам, т. е. 1/4 песеты. вернутьсяСан-Льоренте в Вальядолиде (народная форма вместо Сан-Лоренсо — св. Лаврентий) — храм в городе Вальядолид. вернуться…один из тех поэтов, что у нас наперечет, все равно как батальонные командиры. — В начале XVII века испанский батальон представлял собой крупную боевую единицу и насчитывал 8.000 человек. Число батальонных командиров, соответствовавших современным начальникам дивизии или корпуса, было ограничено. вернуться…запела следующий романс. — Это стихотворение является, по-видимому, переработкой той пространной стихотворной «Реляции», которая была официально заказана Сервантесу в целях широкой популяризации празднества, связанного с рождением наследника престола. вернутьсяТа, что именем и блеском… — Имя королевы — Маргарита — значит по-испански «жемчужина». вернутьсяРядом с нею — солнце Австрии… — Подразумевается царствовавший в то время в Испании Филипп III (из австрийской династии Габсбургов); нежная Аврора — трехлетняя дочь Филиппа III, инфанта Анна; А за нею следом — светоч — то есть новорожденный Филипп IV. вернутьсяТою ночью, о которой и земля и небо стонут — то есть в ночь на «страстную пятницу». вернутьсяЮпитер — имеется в виду герцог Лерма (1550—1625), всевластный фаворит и бесталанный министр Филиппа III. вернутьсяГанимед (миф.) — прекрасный подросток, которого Зевс похитил с земли и сделал своим виночерпием. В строфах 3—16 особенно сильно сказывается стилистика «гонгоризма» (ср. соотв. прим. к новелле «Высокородная судомойка»), применяющего метод многопланных метафор и превращающего тем самым изложение в сплошную полосу «серьезных каламбуров». За невозможностью подробно комментировать стихотворение, не связанное с основным содержанием новеллы, отметим главные виды использованных поэтом метафор: а) метафоры «локальные» (ряд астрономо-династический): королева — небо или «сфера»; король — солнце; его дочь — аврора (заря); его сын — светоч и б) метафоры-олицетворения (ряд мифолого-астрономический): Сатурн, Фама («бог болтливый»), Купидон, Марс, Вевус (Венера), Ганимеды — соответственно обозначают: Старость, Глас народа, Любовь (Амур), Воинственную юность. Прекрасных дев, малюток-пажей (испанск. meninos) и т. д. При наличии общего обоим рядам «астрономического» элемента оба вида метафор имеют возможность скрещиваться между собою, чем достигается требуемая «гонгоризмом» затрудненность понимания и «ученая темнота» стиля. вернутьсяПерламутр Австрийский! — Метафора эта относится к королеве, происходившей, как и король, из австрийской династии Габсбургов. вернутьсяК храму Феникса святого — то есть к храму св. Лаврентия, погибшего мучительной смертью на раскаленной железной решетке. |
