— При этих sbirri (оскорбительное прозвище солдат службы безопасности. — Прим. М. Пьюзо) вы не дождетесь от меня ни слова, — сказал он. Веларди приказал четырем полицейским выйти, офицеру же знаком велел остаться. И подал ему еще один знак — быть наготове. После этого он занялся Стефано Андолини.

— Я хочу знать, как мне захватить Гильяно, любая информация пойдет, — сказал он. Когда ты в последний раз видел его и Пишотту? (один из ближайших соратников Гильяно. — Л.К.)

Стефано Андолини разразился смехом, ехидная гримаса исказила его лицо. <…> Веларди спокойно продолжал:

— Отвечай на вопрос, или из тебя вытянут жилы…

Андолини с презрением процедил сквозь зубы:

— Продажная шкура, ублюдок, ты что же, не знаешь, что я под защитой министра Трецы и дона Кроче? Вот они меня вызволят, и я вырву твое заячье сердце!

Веларди дважды наотмашь ударил Андолини по лицу, сначала ладонью, потом обратной стороной. Глаза Андолини стали бешеными, и Веларди увидел, что на губах у него показалась кровь. Он нарочно повернулся к нему спиной и пошел садиться за стол.

Ярость захлестнула Андолини, и он, выхватив пистолет из кобуры Веларди, уже хотел было нажать на спусковой крючок, но офицер выхватил свой пистолет и сделал четыре выстрела. Андолини отбросило к дальней стене, и он соскользнул вдоль нее на пол. Его рубашка из белой превратилась в красную… Он (Веларди. — Л.К.) наклонился и вынул из руки Андолини пистолет — в этот момент другие полицейские ворвались в комнату. Он похвалил капитана за быструю реакцию, потом у всех на виду зарядил пистолет пулями, которые вынул оттуда перед встречей с Андолини. А то капитан еще мог возомнить, что и в самом деле спас жизнь безрассудного начальника службы безопасности^[36].

Не менее интересный пример из литературы, иллюстрирующий покушение на преступление, мы находим у знаменитого Казановы в книге «История моей жизни». Оказавшись на корабле во время жестокой бури, Казанова едва не простился с жизнью. Дело было так.

Служил на корабле нашем (рассказ ведется от лица самого Казановы. — Л.К.) капелланом священник… большой невежда, наглец и грубиян, над которым я по всякому поводу насмехался и который питал ко мне справедливую вражду. В самый разгар бури расположился он на палубе с требником в руках и пустился заклинать чертей, что виделись ему в облаках; он их показывал всем матросам, а те <…> в отчаянии забыли совершать маневры, необходимые, чтобы уберечь корабль от видневшихся слева и справа скал… Вскарабкавшись сам на ванты, я стал побуждать матросов неустанно трудиться и небречь опасностью, объясняя, что никаких чертей нет, а священник, их показывающий, безумец; однако ж сила моего красноречия не помешала священнику объявить меня безбожником и восстановить против меня большую часть команды. Назавтра и на третий день ветер не унимался, и тогда этот бесноватый внушил внимавшим ему матросам, что, покуда я остаюсь на корабле, буре не будет конца. Один из них приметил меня стоящим спиною у борта и, полагая, что настал благоприятный момент, дабы исполнить желание священника, ударом каната толкнул меня так, что я непременно должен был упасть в море. Так и случилось. Помешала мне упасть лапа якоря, зацепившаяся за одежду. Мне подали помощь, и я был спасен. Один капрал указал мне матроса-убийцу, и я, схватив капральский жезл, стал его бить смертным боем…^[37]

Добровольный отказ от совершения преступления

В соответствии с ст. 31 УК РФ добровольным отказом от преступления признается прекращение лицом приготовления к преступлению либо прекращение действий (бездействия), непосредственно направленных на совершение преступления, если лицо сознавало возможность доведения преступления до конца. При этом лицо не подлежит уголовной ответственности за преступление, если оно добровольно и окончательно отказалось от доведения этого преступления до конца.

Как отмечает А.В. Наумов, мотивы добровольного отказа могут быть самыми разнообразными, как нравственного характера (раскаяние, жалость к потерпевшему), так и иными (например, страх перед наказанием и другими невыгодными для лица последствиями разоблачения)^[38].

Примеров добровольного отказа по вышеназванным мотивам в художественной литературе немало. Взять хотя бы новеллу из «Декамерона» Джованни Бокаччо, в которой рассказывается об одном пари, заключенном в Париже итальянскими купцами Бернабо Ломеллино из Генуи и Амборджоло из Пиаченцы. Ломеллино, уверенный в целомудрии и верности своей жены, готов был поклясться, что она никогда бы не изменила ему, сколь бы долго он ни отсутствовал дома. Однако Амборджоло хвастливо заявил, что перед его чарами жена Ломеллино не устоит и он найдет способ соблазнить ее. В итоге купцы заключили пари на шесть тысяч золотых флоринов. Амборджоло обязался отправиться в Геную и в течение трех месяцев представить доказательства измены супруги Ломеллино.

После приезда в Геную Амборджоло обманом проник в дом Бернабо Ломеллино, где застал спящую мадонну Джиневру — жену Бернабо. Тайком скинув с нее одеяло, Амборджоло увидел под левой грудью Джиневры родинку, вокруг которой было несколько волосков, блестевших, как золото. Вынув из ящика кошелек, верхнее платье, несколько колец и поясов, он так же скрытно покинул дом. Вернувшись в Париж еще до окончания оговоренного срока, он представил «доказательства» измены жены Бернабо, не забыв при этом упомянуть и о расположении комнат в его доме и о родинке на теле его жены. Бернабо признал себя проигравшим, выплатил сумму пари и отправился в Геную, «ожесточенный духом против жены». Остановившись в двадцати милях от города, Бернабо написал ей письмо, в котором просил прибыть к нему в сопровождении слуги. Слуге же он приказал убить жену, когда представятся для того подходящие случай и место. И вот мадонна Джиневра и слуга ее мужа оказались в глубокой лощине, окруженной высокими скалами и деревьями. Дальше события развивались так.

<…> он (слуга. — Л.К.) вытащил нож и, схватив даму за руку, сказал: «Мадонна, поручите душу Богу, ибо вам придется не ходя дальше умереть». Увидев нож и услышав эти слова, дама, совсем испуганная, сказала: «Помилосердствуй, ради Бога, и скажи, прежде чем убить меня, чем я тебя оскорбила, что ты должен убить меня?» — «Мадонна, — ответил слуга, — меня вы ничем не оскорбили, а чем вы оскорбили вашего мужа, о том я знаю лишь потому, что он велел мне, безо всякого к вам милосердия, убить вас на этом пути; если бы я этого не сделал, он обещался повесить меня. <…> Господь ведает, мне жаль вас, а иначе поступить я не могу». Дама в слезах сказала: «Смилуйся, ради Бога, не пожелай сделаться, услуживая другому, убийцей человека, никогда тебя не оскорбившего. Господь, все ведающий, знает, что я никогда не совершала ничего, за что должна была бы получить от моего мужа подобное воздаяние. Но оставим пока это, ты можешь, коли пожелаешь, заодно угодить Богу, и своему хозяину, и мне таким образом: возьми это мое платье, дай мне только твой камзол и плащ, с ним вернись к моему и твоему господину и скажи, что ты убил меня; а я клянусь тебе жизнью, которую ты мне даруешь, что я удалюсь и уйду в такие места, что ни до тебя, ни до него, ни в эти страны никогда не дойдут обо мне вести». Слуга, неохотно снаряжавшийся убить ее, легко поддался чувству сострадания^[39].

Он так и поступил, и мадонна Джиневра осталась жива. Добровольный отказ возможен и из-за страха перед последствиями содеянного. Вот что рассказывается в «Караване снов» Идрис Шаха в притче «Царь, суфий и хирург».

Однажды в незапамятные времена повелитель Тартарии прогуливался с несколькими спутниками из числа приближенных. У обочины дороги стоял абдал (странствующий суфий), который выкрикивал: «Тот, кто даст мне сто динаров, получит от меня хороший совет!». Царь остановился и сказал: «Абдал, что это за совет, который ты даешь за сто монет?» — «Господин, — ответил абдал, — прикажи, чтобы мне дали деньги, и я немедленно открою его тебе». Царь так и сделал, ожидая услышать что-то необыкновенное. Дервиш сказал ему: «Вот мой совет: никогда не начинай дела, не предусмотрев, чем оно может окончиться». При этих словах свита и все вокруг стали смеяться и говорить, что абдал поступил мудро, потребовав деньги вперед. Но царь ответил: «Нечего смеяться над хорошим советом, который дал мне этот абдал. <…> Я очень ценю совет этого дервиша». Царь решил всегда помнить наставление абдала, он приказал начертать его слова золотом на одной из стен дворца и даже выгравировать их на серебряной посуде. Немногим позже один злоумышленник вознамерился убить царя. Он подкупил придворного хирурга, обещая ему пост первого министра, если тот сделает на руке царя надрез отравленным ланцетом. Когда подошло время для обычного кровопускания, поставили серебряный тазик, чтобы собирать в него кровь. Вдруг взгляд хирурга упал на надпись на стенке таза: «Никогда не начинай дела, не предусмотрев, чем оно может окончиться». В этот момент хирург вдруг понял, что если заговорщик займет место царя, то немедленно прикажет убить его, чтобы не выполнять свое обещание. Царь, видя, что хирург дрожит, спросил, что с ним. И тогда тот как на духу открыл ему правду». В итоге заговорщика схватили, а царь остался жив^[40].