Когда я оторвал глаза от монитора, она стояла в дверях. Я встал, она отступила в спальню.
– Я всего лишь хотел налить тебе кофе, – сказал я.
Она снова сделала шаг вперед.
– Если пройдешь на кухню, найдешь туалет, – как бы между прочим заметил я.
Она не ответила, только посмотрела в сторону, куда я показывал.
– В шкафчике под раковиной есть новые зубные щетки, там же в стаканчике тюбик с пастой.
Сделать несколько шагов в сторону туалета от дверного проема, разделяющего спальню и кухню, оказалось для нее так же сложно, как прыгнуть в воду с двенадцатиметровой вышки. Несколько минут девочка стояла, глядя попеременно то на пол, то на меня, то на дверь туалета, а потом глубоко вдохнула и решительно пересекла кухню. Я поставил кофе на стол, но и на обратном пути из туалета она не прикоснулась к чашке и снова остановилась в дверном проеме между кухней и спальней.
– Ты не хочешь кофе? – удивился я.
Она сделала два шага вперед, схватила чашку и вернулась на место.
– Иди и садись сюда, – ласково велел я. – Тебе нечего бояться.
Девочка послушалась. Осторожно села за стол и опустила глаза.
Она обхватила чашку обеими ладонями, словно хотела согреться.
– Ты ведь держала меня за руку ночью, так?
Она быстро подняла глаза, и я прочитал в них, что она ничего такого не помнит.
Я положил на стол правую руку:
– Она порядком поистрепалась, видишь? Указательный палец совсем скрюченный. И вообще, знаешь, кто перед тобой? Капитан Крюк собственной персоной!
Я пошевелил указательным пальцем. На ее лице мелькнуло подобие улыбки.
– Значит, так, – объявил я. – Я понятия не имею, кто ты и почему те двое господ разыскивали тебя в сконской ночи. И меня это совершенно не интересует, ясно? Кроме того, я не собираюсь никому выбалтывать, что ты здесь. Ты умеешь говорить, я знаю, я слышал это собственными ушами, но принуждать тебя к этому я не собираюсь. Если кто про тебя спросит – я слеп, нем и глух. И все-таки нам с тобой надо как-то выкручиваться, согласна? Давай оставим пока все как есть и посмотрим, что будет дальше. Договорились?
Прошла целая вечность, прежде чем она кивнула.
– И не забывай: что бы ни случилось, я всегда на твоей стороне.
Я протянул ей руку.
Она не дернулась, не убежала. Одно это можно было считать большим достижением.
– Давай пальчик, – велел я.
Она не двинулась с места.
Тогда я осторожно подцепил ее мизинец своим и легонько тряхнул им в воздухе:
– Ты и я. Теперь мы вместе.
Сам не понимаю, как мне пришло это в голову. Возможно, потому, что я просто не контролировал свои мысли и не представлял себе, что должен делать после этого ритуала.
– Нам нельзя здесь оставаться, – продолжал я. – Я видел тех двоих мужчин ночью, они не похожи на двух разбойников из города Кардамона.
Зачем я говорил ей все это?
– Ты ведь видела спектакль «Люди и разбойники города Кардамона»?[3] Я-то был в театре всего один раз, еще со школой.
Похоже, она меня не понимала.
Или теперь не принято водить школьников в театр?
Я решил сменить тему:
– У меня есть знакомая женщина в полиции. Правда, она живет в Мальмё. Может, нам стоит ей позвонить, как думаешь?
Девочка покачала головой. На этот раз более уверенно.
– Ты не хочешь связываться с полицией?
Она пожала плечами.
– Схожу-ка я за газетами, – вспомнил я. – Посидишь без меня минутку?
Она кивнула.
Дождь оказался сильней, чем я думал. Я добежал до почтового ящика и в три прыжка вернулся обратно. В гавани мокли одинокие яхты, только в стороне шоссе мне померещилась женщина в плаще, с собакой на поводке. Я вошел на кухню. Девочка сидела в той же позе, обхватив ладонями чашку.
– Я только просмотрю прессу, – сказал я. – Вдруг там есть что-нибудь интересное.
Прошлым летом я подписался на все газеты, так обычно делают журналисты. Во всяком случае, тогда у меня была такая привычка. Но в этом году я ограничился местной периодикой, остальное читал в Сети.
Но и в бумажной версии я не нашел объявлений о пропаже девочки.
Зато, просматривая заголовки, я узнал, как трудно бывает приезжим в Сольвикене найти туристическое бюро. В газете было много фотографий с местного городского фестиваля, с огромными динозаврами, будто сделанными из бумаги. Вместо обычных для такого случая полуголых толп, танцующих самбу, я увидел только одну женщину с плюмажем на голове. В общем же народу на улицах было на удивление немного.
В другой заметке говорилось о двух соседях, поссорившихся из-за печной трубы. Один из них подал иск в Европейский суд. У какого-то фермера украли дизельное топливо, полиция подозревает организованную преступную группировку. В миле отсюда у наших конкурентов похитили пятьдесят килограммов свинины и двадцать – говядины. Бывших супругов пенсионного возраста избили бейсбольной битой и клюшкой для гольфа, в таунхаусе в Хёганесе. Женщина в парандже подверглась нападению банды подростков, которые кричали ей: «Убирайся в свою Аравию!» Неизвестная мне джазовая певица собиралась устроить концерт в церкви. Пьяный мужчина въехал на автомобиле в экскаваторный ковш и был арестован. В школе разбили шесть окон, а на дверях нарисовали свастику. По крайней мере три заметки рассказывали о женщинах, подвергшихся насилию со стороны собственных супругов.
Ничего, что могло бы иметь отношение к моей ночной гостье, я не обнаружил, как ни искал. Рубрика «Семейная хроника» представила фотографии новорожденных и тех, кто одной ногой стоял в могиле. Все связанное с Сольвикеном и прилегающими районами я просматривал особенно внимательно.
Зато я нашел статью о пропавшей лошади и множество мелких заметок о проделках местных алкоголиков. На одном из снимков я увидел человека в забавной шляпе и с бензопилой. Он называл себя Янне Соломенная Шляпа и собирался валить лес. В ресторане на этой неделе обещали вареную треску под укропным соусом и жареное мясо с луковой подливой. По летней поре, я бы сказал, тяжеловато.
Тут у меня возникло чувство, что я листаю прессу, пытаясь убить время, ибо не представляю пока, что должен делать. Сложив газету, я присовокупил ее к большой бумажной стопке. Можно подумать, только для этого сейчас их и печатают. Что газета – не более чем форма утилизации бумаги.
Я сел за стол напротив девочки:
– Есть план.
Она не отреагировала. Возможно, потому, что не особенно верила в мои планы.
– Я уже называл имя Арне. Он приезжал сюда прошлым летом, помнишь?
Девочка кивнула.
– Тебе он, кажется, нравился.
Опять кивок.
– Думаю, тебе лучше будет пожить у него, пока я тут разберусь, что к чему. Мне кажется, тебе опасно здесь оставаться, хотя, возможно, я и ошибаюсь. И потом, я доверяю Арне.
Она не отвечала.
– Я тебя не брошу, – повторил я. – Мы ведь теперь с тобой друзья, да?
Она кивнула.
– Тогда поехали прямо сейчас, пока все спят и нас никто не видит.
Несмотря на дождь, на улице было тепло. Я никого не заметил ни на мостках, ни в гавани, пока мы спускались по лестнице к моему автомобилю. Я велел девочке лечь на заднее сиденье и разрешил сесть не раньше, чем мы миновали повороты на Йонсторп, Фархюльт и Тонгу. Я вырулил на трасу 112, затем свернул на лесную дорогу и остановился. Именно так обычно поступали местные водители, когда хотели передохнуть.
Я долго вглядывался в зеркальце заднего вида, пока окончательно не убедился в том, что девочке можно пересесть на переднее сиденье. Дорога за нами была чистой. Автофургон с лестницей на крыше, трактор и два легковых автомобиля – вот все, что встретилось нам на трассе.
– Тебя не укачивает в транспорте?
Девочка отрицательно покачала головой.
– Тебе часто приходилось ездить в автомобиле?
Она пожала плечами.
Несмотря на раннее утро, движение на шоссе оказалось оживленным. На внутренних полосах длинными рядами выстроились похожие на слонов фуры, и все торопились, будто соревновались, кто быстрее поспеет на работу. Я подумал о том, как быстро иммигранты вживаются в шведское общество, несмотря на всю его ксенофобию. Я рассказал своей спутнице о маленьких польских автофургонах, которые появились на Е6, после того как открылись границы между Востоком и Западом, обратил ее внимание на польские номера на проезжавших мимо «БМВ» и «мерседесе». Нам попадались и более дешевые машины из Латвии, Литвы и даже таких экзотических стран, как Молдова, Румыния или Белоруссия.
