Тем временем Трандуил, распаленный представлением, которое устроили для него затейники-близнецы, уже подумывал присоединиться к ним, когда его внимание привлек тихий шорох шагов. Оглянувшись, он увидел Леголаса, неторопливо идущего по дорожке. Заметив короля, он радостно улыбнулся и подбежал к нему.
– Так вот ты где! – выдохнул Леголас, всё еще улыбаясь, – и Трандуил вдруг обнаружил, что не может не улыбнуться в ответ.
Он протянул руку и погладил Леголаса по щеке – такой нежной, такой мягкой…
– Ты искал меня, сын? – спросил Трандуил, любуясь тем, как золотистые волосы Леголаса переливаются в лунном свете.
Тот прижался щекой к его руке, поцеловал ладонь.
– По правде сказать, нет, – ответил Леголас немного смущенно – так, словно ему было жаль расстраивать отца. – Я искал советника, Эрестора. Глорфиндель его потерял: дядя Глори отправился для него на кухню за новыми пирожными, вернулся – а Эрестора нет. Очень волнуется. Вот мы с Больгом и вызвались ему помочь, – Леголас отступил на шаг. – Я подумал – может, советник с тобой. Но раз ты один, я пойду искать дальше.
Леголас уже развернулся и направился к дорожке, когда Трандуил, повинуясь неясному даже для самого себя порыву, окликнул его:
– Постой, Леголас! – тот обернулся, непонимающе взглянув на отца. Трандуил подбежал к нему и взял за руку. – Постой, – прошептал король. – Может быть… ты останешься со мной… ненадолго? С тех пор, как я приехал, мы так и не успели побыть вдвоем…
Леголас заколебался.
– Ну… Давай потом, хорошо? А то я уже пообещал Глорфинделю найти Эрестора. Как только мы отыщем его, я заскочу к тебе, договорились? Не обижайся, – Леголас встал на цыпочки и чмокнул Трандуила в щеку. – Не обижайся, ладно? – повторил он – и умчался прочь.
– Ладно, – пробормотал Трандуил растерянно.
Поглаживая след от поцелуя, Трандуил побрел меж деревьев, с удивлением и даже немного с тревогой прислушиваясь к необычному чувству, взволновавшему его. Ему не за что было обижаться на Леголаса – Трандуил повторял себе это снова и снова, точно пытался убедить себя в этом… Но отчего тогда что-то так больно сжималось в груди, когда он вспоминал торопливый поцелуй Леголаса и то выражение, с каким он смотрел на Трандуила – словно разговаривал с отцом лишь потому, что не хотел «обижать старика»? Куда исчезла та любовь, то желание, то восхищение, что Леголас испытывал к нему еще совсем недавно? Куда пропал милый, нежный, некрасивый мальчик, который так отчаянно тосковал по отцу и умолял Трандуила любить его хоть немного? На его месте возник прекрасный юноша, живой, веселый, сияющий счастьем, – юноша, которому уже не нужна любовь отца. Неужели теперь удел Трандуила – вспоминать молодость с Элрондом, сидеть в кресле-качалке, укутав ноги Элрондовым вязаным пледом, и смотреть, как резвится молодежь?..
Трандуил остановился, пораженный собственной мыслью. Нет уж! Может быть, такая жизнь и хороша для тихоней вроде Элронда, но он, Трандуил, великолепный король Зеленолесья, не станет опускать руки! Он вернет себе любовь сына, заберет его с собой в Лихолесье и покажет всем, что у короля Трандуила есть еще стрелы в колчане!
А пока Трандуил обдумывал свой хитроумный план по соблазнению Леголаса, Глорфиндель, предчувствуя худшее, с полным подносом пирожных в руках рыскал по саду в поисках Эрестора. В полном отчаянии он проверял каждый куст, каждую беседку и, как и следовало ожидать, всполошил уже с дюжину парочек, укрывшихся в саду. Один только Линдир обрадовался его появлению и, сравнив Глорфинделя с несчастным влюбленным Даэроном, вызвался сопровождать его «в бесплодных скитаниях в поисках безвозвратно ушедшего возлюбленного».
– Вот прицепился, как клещ… «Безвозвратно ушедшего», типун тебе на язык, – пробурчал Глорфиндель, но Линдир, пропустив его бурчание мимо ушей, потащился вслед за ним, на ходу бренча на своей лютне.
Так, с музыкой и песнями, они достигли уединенной беседки в дальней части сада. Из увитой цветами беседки, освещенной фонариками неслись весьма недвусмысленные звуки: кто-то тяжело дышал, стонал и выкрикивал замысловатые ругательства – Глорфиндель даже на мгновение задумался, ошеломленный: таких выражений он не слышал даже от пленных орков! Бесшумно (насколько это было возможно с размерами и грацией могучего воителя) подобравшись к беседке, Глорфиндель заглянул в нее – и остолбенел.
На полу беседки, вцепившись в скамейку, на четвереньках стоял советник короля Трандуила – растрепанный, исцарапанный, в разорванной одежде и даже кое-где со следами укусов на белой коже; а позади него, удерживая Эстелира за волосы, на коленях стоял Эрестор и жарил королевского брата так, что тот, казалось, едва не терял сознание. Время от времени Эрестор награждал Эстелира шлепком, сдабривая его очередным грязным ругательством – судя по состоянию задницы королевского советника, красной, как маков цвет, Эрестор на шлепки не скупился. Впрочем, Эстелир – по крайней мере, сейчас – на каждый удар отзывался восторженным вскриком.
– Вот те раз! – от расстройства Глорфиндель опустил руки, и пирожные со смачными шлепками (почти такими же, что раздавались в беседке) попадали на пол. – Я тут старался, за пирожными для него бегал, думал – чего-то смурной, наверное, жрать хочет… А ты, советник, значит, вот как… Вот как… – губы сурового воина задрожали. – Подлюга ты, Эрик! У нас в Гондолине с такими, как ты, разговор был недолгий: за руки-за ноги – и в пропасть… Но люблю я тебя, заразу, люблю, понимаешь? Эх!
Глорфиндель шумно вздохнул, зачерпнул с упавшего на пол пирожного крем, смазал им свой внушительных размеров член и со всего маху всадил его в Эрестора. Тот вскрикнул. Взглянув на Глорфинделя затуманенным взглядом, Эрестор с готовностью насадился на его член еще глубже и, притянув к себе голову Эстелира за волосы, выдохнул ему в ухо:
– Смотри, шлюха лихолесская! Видишь – Глорфиндель мой! А если не уймешься, я тебя еще не так отделаю!
Однако, судя по страстным стонам Эстелира, он был совсем не против такого наказания.
Линдир, всё это время с восторгом следивший за разворачивающейся у него на глазах сценой, вдруг воскликнул:
– Какие страсти… Кажется… Кажется… я сочинил новую песню!
========== Лимонад со льдом ==========
К полуночи Ривенделл, уставший от обилия впечатлений и наслаждений, погрузился в сон, чтобы набраться сил для новых забав. Умиротворенная тишина опустилась на Последний Домашний Приют, и в ней, подобно тихой колыбельной, разносились мелодичные трели сверчков. Прохладу летней ночи наполняли запахи травы и воды; в воздухе плыл густой аромат ночных цветов. Обитатели Ривенделла и их гости почивали в летнем павильоне. Эрестор, обессилевший после своего «акта возмездия», довольный, уснул на широкой груди Глорфинделя. Его соперник, Эстелир, оказавшийся совсем не готовым к такого рода «отпору», провалился в сон, едва его голова коснулась подушки. Линдир еще долго бормотал во сне обрывки своей новой песни… А лорд Элронд, устроив гостей, угомонив близнецов, отдав распоряжения хоббитам насчет завтрака и предусмотрительно оставив на столике у павильона лимонад и лед («В такие… м-м-м… знойные летние ночи лимонад обязательно понадобится», – деликатно заметил он), наконец добрался до постели и заснул беспокойным сном, полным забот о завтрашнем дне.
Однако несмотря на пышную перину, невесомое покрывало и мягкую подушку, в которую заботливый лорд Элронд вшил мешочек с душистыми травами, Трандуилу не спалось. Он ворочался в постели, то скидывая, то вновь натягивая на себя покрывало; сон никак не шел к нему. Трандуил убеждал себя, что ему мешает заснуть серебристый свет луны, или журчанье фонтанов, или соловьиные трели, или шелест листвы… но в конце концов Трандуил признал, что не может уснуть по одной простой причине: за тонкой резной перегородкой спал Леголас. Вернее, сейчас он вовсе не спал, и это томило Трандуила еще больше: из-за перегородки доносились сладкие стоны принца. Леголас тяжело дышал, постанывал и приглушенно вскрикивал, и даже отсюда Трандуил мог видеть очертания его тела, которое сладострастно выгибалось и трепетало. Трандуила терзало жгучее желание приникнуть к прорезям в перегородке, но вместо этого он отвернулся и закрыл глаза, пытаясь унять возбуждение. Но воображение, подкрепленное стонами и вскриками Леголаса, рисовало перед его мысленным взором волнующие картины – одна бесстыднее другой – и Трандуил, не выдержав, подполз к перегородке и, затаив дыхание, заглянул в изящный цветок, искусно вырезанный в дереве.
