Драко пошевелился и тихонько вздохнул.

— Мистер Снейп?.. — прошептал он сонно. — Мистер Снейп, сэр, вы спите?

Снейп промолчал — он испытывал мучительный стыд за то, что не спал и слышал все эти стоны и вскрики за окном. Лежа с закрытыми глазами, он почувствовал пристальный взгляд юного Малфоя — приподнявшись на локте, Драко вглядывался в лицо Снейпа. Снейп затаил дыхание. Драко не двигался, только смотрел — и Снейп ощущал льнущее к нему хрупкое тело и едва уловимый свежий и сладковатый запах. Мучительная дремота вновь овладела Снейпом: он медленно, как бывает лишь во сне, летел вниз — всё вниз и вниз в темноту, пока звуки и шорохи реального мира не исчезли в безмолвии полуобморочного сна. Мягкие губы Драко коснулись его губ, но Снейп почти не заметил этого легкого прикосновения: он уже слишком завяз в бреду. Ему было жарко и тяжело, в горле пересохло, во всем теле трепетала боль. Что-то легло на грудь, мешая дышать — Снейп задыхался, сердце будто бы подкатило к горлу и билось там болезненно и неровно, в ногах разливалась слабость, во рту собралась соленая слюна. Он вновь начал испытывать странное, окрашенное горечью, томление, нестерпимое желание, стремление к чему-то неясному. Иногда ему чудилось, что он ощущает чьи-то ласкающие прикосновения там, внизу — но горячка путала, перемешивала и плавила все его чувства, и Снейп никак не мог сосредоточиться на одном.

Наконец, собрав все свои силы, он приоткрыл глаза и увидел тонкое юношеское тело над собою. Снейпу показалось, что от белой кожи юного Малфоя исходит слабое свечение. Заметив его взгляд, Драко отстранился — лишь на мгновение — но Снейпа тотчас же охватило блаженное, до слез, страдание. Он сделал движение к Малфою — или, вернее, Снейп думал, что сделал это движение, — и Драко, словно угадав его желания, скользнул вперед. Приподнявшись над Снейпом, он завел руку за спину, и Снейпа вновь прошило уже раз испытанное им чувство — слишком мучительное, чтобы назвать его наслаждением, и слишком сладкое, чтобы назвать его мукой. Задыхающийся, позабывший себя, с колотящимся сердцем и истомившейся плотью, он обреченно смотрел, как Драко опускается на него. Из последних сил Снейп боролся с собою — но в то же время жаждал того, что никогда не могло произойти с ним прежним — добропорядочным джентльменом с безупречной репутацией; и, сдавшись, — болезни, отчаянию, своей плоти — Снейп схватил юного Малфоя и потянул на себя.

Драко не смог сдержать жалобный вскрик… или притворился — Снейп был слишком измучен, чтобы задумываться над этим; он испытывал горечь и блаженство, восторг и стыд одновременно — и несся во тьму, и уже не мог остановить это стремительное, нервное, неровное движение. Драко сжимал коленями его бедра, хватался за плечи, откидывал голову, и Снейп каким-то другим сознанием — не тем, что неслось вперед и вверх, захваченное лишь этим неистовым бегом, а отстраненным, равнодушным сознанием, с брезгливостью наблюдавшим со стороны — рассматривал худую грудь юного Малфоя, бледную, с полупрозрачной тонкой кожей, с нежно-розовыми сосками, с заметными косточками ключиц и выпирающими ребрами. Поднимая взгляд, он видел запрокинутую голову, закрытые глаза и приоткрытый маленький рот с мелкими, как у хищного зверька, зубками; видел длинную белую шею, такую тонкую, что, казалось, Снейп мог обхватить ее и сжать одной рукой — и на мгновение ему даже захотелось это сделать. Но он лишь сильнее сжал обеими руками бедра Малфоя, вырвав у него еще один нежный вскрик, и Драко опустился на него до конца, и сжал его, и затрепетал всем своим хрупким жемчужно-бледным телом — и другое сознание угасло, захлестнутое головокружительным падением в беспамятство.

*

Дверь тряслась и скрипела так, словно ее пинали изо всех сил. Вздрогнув от грохота, Снейп очнулся. Ему показалось, что он забылся всего на несколько мгновений — усталое сердце по-прежнему гулко колотилось, и Драко всё еще лежал на нем, обнаженный, пахнущий его, Снейпа, потом и еще каким-то душно-приторным запахом. Постель под Снейпом была омерзительно влажной. Сквозь биение крови в висках он услышал, как мистрис Уизли проворчала:

— Кого там черт принес посреди ночи? — она зажгла масляную лампу и, позевывая, подошла к двери. — Фред, Джордж, вы, что ли? Что так рано вернулись? — сейчас же самая торговля!

Но стоило доброй женщине отодвинуть засов, как в дом, едва не сбив ее с ног, ворвался огромный черный пес. Вслед за ним в дверном проеме появился молодчик в неимоверно высоком цилиндре (что в Ноктюрн-аллее, по-видимому, почиталось за самое удалое щегольство), красно-золотом шейном платке и мятом шелковом жилете, надетом на голое тело; наряд завершало зимнее пальто-хэвлок с собачьим воротником. Оттолкнув мистрис Уизли, щеголь по-хозяйски прошествовал в комнату, повертел головой и, отыскав взглядом Снейпа, шагнул к нему.

— Послушай-ка, мистер, — прорычал он, хватая Снейпа за воротник и вытаскивая из постели — Малфоя же и след простыл, словно его и не было. — Не суй свой длинный нос в чужое дело! Каждый сутенер на этой улице платит мне! Если ты решил, что можешь поселиться со своей Мэри-Энн прямо у меня под носом и не оказывать мне должного почтения, то ты очень ошибаешься! — он поводил ножом перед лицом Снейпа. — А еще, я слыхал, ты мою Беллу-За-Пенни бесплатно оприходовал — так?

— Так, так, именно так, мистер Блэк! — поддакнул Локхарт, выглянув из-за спины щеголя. — Я разгадал очевидный прием этого, с позволения сказать, джентльмена. Отменная идея: переманить у меня лучшего мальчика, прелестнейшего из моих питомцев, и самолично получать с него доход! Иначе зачем такому респектабельному господину селиться на Ноктюрне? Мистер Блэк, умоляю, восстановите справедливость! Пусть джентльмен вернет мне моего милого Драко! — тут Локхарт осекся: мистер Уизли, разбуженный шумом и донельзя этим раздосадованный, медленно поднялся на ноги, подбрел к щеголеватому молодчику и, не разбираясь, что происходит, с размаху огрел его своим единственным стулом.

Стул разлетелся. Тот, кого Локхарт называл «мистером Блэком», покачнулся, но удержался на ногах и обернулся к мистеру Уизли.

— Ты что, Артур, уже своих бьешь? — возмутился он, уперев в мистера Уизли помутневшие глаза. — Вы, Уизли, сидите день-деньской в своей лисьей норе, совсем одурели, забыли, кто здесь хозяин! — мистер Блэк сплюнул.

— А хоть бы и в норе! — запальчиво заявила мистрис Уизли. — Хоть бы и в норе — я хозяйка в своем доме! Нечего тут бузить! Ишь, лендлорд выискался! Погоди, дождешься у меня, Сири, — сейчас еще утюгом тебя приглажу! — и она схватила с остывшей печи большой чугунный утюг.

Блэк мгновенно переменил тон.

— Ладно, ладно вам, тетушка Молли, — проговорил он примирительно, на всякий случай отступая от мистрис Уизли подальше. — Незачем так серчать. Я же к вам со всем уважением — вон даже Фреда и Джорджа к работе приставил. Я бы и Джинни вашу пристроил, но больно уж она кислая, никто на такую не позарится. Вот была бы она повеселее, как вы, — я-то помню, какие вы в молодости были заводные, тетушка Молли!

Польщенная столь изысканным комплиментом, мистрис Уизли сменила гнев на милость и заулыбалась.

— Да уж, ирландская кровь не водица! — хохотнула она.

— Вы уж объясните своему постояльцу, тетушка Молли, — осторожно сказал мистер Блэк, промокая шейным платком разбитую голову и всё еще опасливо косясь на утюг, — растолкуйте, кто следит за порядком на этой улице. Если хочет мальчишку своего подкладывать, то я в доле должен быть.

Локхарт, почуяв, что дело принимает неблагоприятный для него оборот, дерзнул возразить:

— Но как же так, мистер Блэк? Если память мне не изменяет, вы обещали… — но услышал угрожающее рычание терьера и замолк.

— Катись давай, — пренебрежительно бросил Локхарту мистер Блэк, подтолкнув его к двери. — Не видишь? — из-за тебя честных людей побеспокоили среди ночи. Вы уж, тетушка Молли, на меня зла не держите — я же к вам со всей душой, и за ребятками вашими пригляжу, чтобы никакая тварь их не обидела… — продолжая заверять мистрис Уизли в своем искреннем благорасположении, Блэк толкнул Локхарта в спину, франтовато сплюнул на пол, с галантностью поклонился доброй хозяйке и почел за благо покинуть гостеприимный дом.