Одна из собак, прибежавших вместе с Беорном, осталась в холле. Она легла у очага, вытянув перед собой толстые, словно львиные, лапы, и воззрилась на чужаков. Изредка она поводила ушами, точно слушала и запоминала, что говорят между собой эльфы.
— Не нравятся мне эти собаки. Они будто шпионят за нами, — пробормотал знаменосец, дожидаясь, когда подойдет его очередь пить из ковша (чаш у Беорна не было) — как самый младший, знаменосец пил последним.
Орофер сделал хороший глоток и передал ковш Арквенону. К яблокам он не притронулся — не к таким десертам привык король — и в конце концов они все достались юному знаменосцу.
— Я ухожу к себе, — сказал Орофер, поднимаясь из-за стола. — Мне нужен отдых.
От горячей еды и браги ему стало жарко. Войдя в отведенную ему клеть, он скинул верхнюю одежду и, опустившись на ложе, не стал укрываться. Обильный завтрак — или обед? — укрепил Орофера, но он по-прежнему чувствовал себя неважно. В клети было душно. Спертый воздух пах скотом, шерстью, сушеными травами — Орофера отчего-то умиротворял этот запах. Раскинувшись на постели, он начал засыпать, слушая голоса своих эльфов и мерный стук топора, доносящийся снаружи.
========== 15. След медвежьей лапы ==========
Орофер проснулся с колотящимся сердцем. С тех пор, как в схватке с варгами он упал с коня, король часто просыпался вот так, разбуженный паническим страхом. Переводя дыхание, Орофер широко раскрытыми глазами уставился в темноту перед собой.
Вот уже много дней они пользовались гостеприимством своего необыкновенного хозяина, залечивая раны и восстанавливая силы. Беорн был по-прежнему угрюм и неразговорчив; он имел обыкновение подолгу где-то пропадать, и в это время эльфы бродили по всему дому, прогуливались по двору, болтали, спали, завтракали, обедали и ужинали в свое удовольствие. Беорн не ел мяса и не предлагали его гостям, но зато они вдоволь ели сыра и меда, свежего хлеба и орехов. Многие из эльфов начали ловить себя на мысли, что им даже нравится их небывалое пристанище, отгороженное от всего мира высокой изгородью и крепкими воротами.
Однако король торопился с отъездом. Ороферу было не по себе в этом месте, среди собак, будто бы понимающих каждое слово, и необычайно красивого, холеного скота. То, что казалось его эльфам деревенской идиллией, Ороферу виделось плодом какого-то неведомого и оттого подозрительного колдовства. Его конь, яростный боевой жеребец, прежде не подпускавший к себе никого, кроме самого короля и своего конюха, отчего-то полюбил Беорна как собственного хозяина; да и другие лошади охотно шли к этому мрачному молчаливому человеку. Орофер слышал, как тот подолгу разговаривает с ними, издавая звуки зверей… Это настораживало Орофера, хотя он и сам не смог бы объяснить, почему.
Часто, проходя через двор или сидя за столом в холле, он ловил на себе странный взгляд Беорна — не угрожающий, но изучающий и, как чудилось Ороферу, недобрый. Всякий раз, когда Беорн кормил их, он приносил что-нибудь особенное для Орофера — то сушеные ягоды, то медовые лепешки, то кувшинчик очень густых, жирных сливок — и эта его забота тревожила Орофера. Едва ли оборотень, предпочитавший людям общество бессловесных зверей, просто старался заслужить благосклонность великого короля. Раздумывая над этим, Орофер невольно вспоминал шутку — а шутку ли? — одного из своих эльфов о том, что Беорн откармливает их, чтобы потом съесть. И по ночам, прислушиваясь к шуму и рычанию за стеной, Орофер сжимал рукоять кинжала.
Минувшим вечером они, наконец, решили, что с рассветом тронутся в путь. Заботами Беорна их лошади полностью излечились, а сами эльфы чувствовали себя достаточно окрепшими, чтобы отправиться в дорогу. Но когда Орофер сообщил о своем отъезде Беорну, тот глянул на него исподлобья и буркнул:
— Не уедете. Варги кругом, — после долгого молчания, поставив перед Орофером горшочек творога, он добавил: — Я не убил всех. Не убил всех… еще. Рано ехать.
Тут Орофер понял, куда пропадал Беорн: пока эльфы залечивали свои раны, он расчищал им путь, истребляя варгов. Представив, как Беорн в обличье медведя терзает еще живых, отчаянно визжащих тварей, Орофер почувствовал, что при всем своем желании не может испытывать благодарность к кровожадному оборотню.
— Мы и без того слишком долго пользовались твоим гостеприимством, добрый хозяин, — сказал лорд Арквенон. — Быть может, ты согласишься проводить нас до королевского дворца? Король Орофер — величайший король в Средиземье. В награду за помощь он даст тебе всё, чего попросишь.
Беорн пропустил его слова о награде мимо ушей.
— Нет, — отрезал он. — Завтра иду в Озерный город. Надо в Озерный город.
Арквенон наклонился к королю через стол.
— Мы могли бы доехать с Беорном до Эсгарота, — сказал он тихо. — Возьмем с собою отряд сильных горожан и вместе с ними вернемся во дворец, а там уж соберем наше войско и истребим всю распоясавшуюся нечисть.
Орофер наклонил голову, соглашаясь с военачальником. Беорн хмуро посмотрел на них.
— В Озерный город иду, — повторил он. — Хотите — идите. Не хотите — не идите. Мне дела нет.
Радуясь скорому возвращению домой, эльфы принялись готовиться к отъезду. Король рано ушел к себе, чтобы выспаться перед дорогой. Но сначала шум и суета в холле мешали уснуть, а потом, когда он наконец задремал, ему начали сниться путаные беспокойные сны. После одного из таких снов Орофер проснулся весь в поту, охваченный безотчетным страхом.
Он лежал, бездумно глядя во тьму, и постепенно осознавал всё яснее, что он не один. Орофер похолодел. Его взгляд метнулся к двери — было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то, но королю почудилось, будто в дверном проеме чернеет фигура исполинского медведя. Орофер схватился за кинжал. Он по-прежнему сомневался, видит ли перед собой чудовищного зверя или это воображение, подстегнутое недомоганием, сыграло с ним шутку. Медведь не двигался. Еще не до конца проснувшись, Орофер начал снова соскальзывать в сон, как вдруг раздался звук шагов.
Медведь ли, человек — кто-то определенно с осторожностью приближался к постели. Обошел ее — Орофер не видел, но угадывал движения незваного гостя по движению воздуха — и остановился, нависнув над королем. Орофер замер — будто оцепенел. Его не покидало ощущение нереальности происходящего. Казалось, всё это не более чем странный сон, навеянный болезнью. Кто-то стоял и шумно дышал у него за спиной — Орофер ощутил запах, острый запах зверя; но даже сейчас король не верил, что это происходит наяву. Да и все дни, сонные и сытые, что Орофер провел в этом странном доме за терновой изгородью, казались ему обморочным бредом.
Он почувствовал, как нечто огромное опустилось на постель. Приподнялись одеяла — затылка Орофера коснулось горячее дыхание. Раздался какой-то звук — не то короткий рык, не то довольное урчание; и вслед за тем к шее Орофера прижалось что-то влажное, теплое, мохнатое. Орофера охватила дрожь. С непонятным, сладко-тягучим страхом он вспомнил, что, занятые сборами в дорогу, этой ночью они не стали выставлять дозорных. Наверное, Беорн, обернувшийся медведем, проник в дом… Правда, Орофер до сих пор не мог понять, в каком тот обличье — в человечьем или медвежьем: король чувствовал, как его касается жесткий мех, но что это — медвежья шкура или одежды из шкур варгов, он не знал.
Орофер всё ещё держал кинжал наготове, но Беорн ничего не делал — просто лежал, вжимаясь в Орофера всем своим могучим телом. Орофер прерывисто вздохнул. Им по-прежнему владел страх, но вместе с тем короля начинала волновать эта близость, пахнущая крепким мужским потом и мускусным запахом зверя. На его затылок, щеку и шею накатывали волны горячего дыхания. Закрывая глаза, Орофер представлял себе ужасного громадного медведя, лежащего прямо за спиной… Множество раз король-воитель смотрел в лицо опасности — но никогда еще он не чувствовал ее так остро и отчетливо, как сейчас. Слушая неровное биение своего сердца, Орофер оцепенел, боясь пошевелиться.
