Прошел отряд арбалетчиков, за ними, семеня короткими ножками, поспешали карлики-бомбисты в смешных своих колпаках и белых гетрах.
- Вон, гляди, как раз ихнего полковника везут, - воин вытер рукавом подбородок и указал грязным пальцем на колонну.
Мимо проплыла повозка на магической подвеске. Лицо полковника напоминало лакированную маску из темно-коричневого дерева. В районе глазниц виднелись тонкие длинные раскосые полоски: веки без ресниц смежились, навсегда укрыв мудрые глаза джентри. Черный мундир его покрылся слоем серой дорожной пыли. Один конец аксельбанта был оторван, серебряный шнурок свесился с носилок и болтался в воздухе. Сухонькие муравьиные лапки джентри были сложены на груди по христианскому обычаю. Четверо рослых эльфа в мундирах с золотыми шевронами и с зажженными фонарями в руках составляли почетный эскорт покойному.
- Хороший был че... эльф, - сказал штаб-ротмистр, крестясь. - Не человек, но душу имел. Солдаты его любили. Строгий был, но справедливый. И труса не праздновал. Когда пятая колонна противника прорвала их редут, он лично возглавил атаку и погиб, как герой. Ядро насквозь прошибло его хитиновый панцирь, но он еще два часа после этого продолжал командовать войсками. Умирая, так сказал мне: ребята, говорит, человеки, на вас вся надежа...
- Я знал его, - тихо молвил Георг, провожая взглядом повозку, потом вновь повернулся к офицеру. - У меня к вам вопрос... У этого полковника в адъютантах служил мой брат - Андрей. Может, слыхали о нем? Меня тревожит его судьба: жив ли он, мертв?
- Кажись, пропал без вести, ответил штаб-ротмистр, кряхтя и разминая больную ногу. - Но наверное сказать не могу. Архивы-то сгорели, вместе с полковыми бумагами. Там такое чертово пекло было... Ну ничего, - пробормотал воин, со стоном вставая на ноги, - все одно мы Поганому хребет-то переломаем, дай срок. Нам бы только Давыда сыскать, тогда и Воинство Небесное не понадобится.
- Какого еще Давыда?
- Да, сказывают, только он знает, как одолеть Голиафа. Видать, шибко толковый мужик... нам бы его в командующие.
- Ротмистр, вы разве не знаете, что битва Давида и Голиафа - это аллегория? Давид - это Ум и Воля. В нашем случае - воля к победе, и эти качества нигде, кроме в себе самом, отыскать невозможно.
- Аллегория, говоришь, - хмыкнул офицер, почесывая влажные от пота волосы. - Ну тогда еще не все потеряно. Ума и воли нам не занимать. Вот только дойдем до Рифейских гор, укрепимся там - приказ есть приказ - и зададим жару Змею Поганому. Значит, верст 300, говоришь? А по моей карте должно быть около пятидесяти. Что за притча!
- Врут ваши карты, выбросите их, - посоветовал Георг, испытывая неловкость перед воином.
- То-то я смотрю... должно уж предгорье начаться, ежели по карте-то, а вокруг все поле и поле... Я бы этим картографам руки оборвал. Третьего дня, согласно маршруту, должны были выйти на старую римскую дорогу, виа милитарис... Мы сунулись эскадроном, а там болота да топи. Я Вертлявого своего потерял. Это коняга мой, замечательный жеребец был... Стали мостить гати, но все одно обозы наши завязли, пушки на дно пошли... Ну ничего, - еще раз проговорил офицер и желваки на его скулах напряглись. - Мы еще отомстим. В конце концов, наша возьмет. Бонапарта бивали, Гитлера-собаку побили, Бог даст и Третьего Антихриста разобьем. Тем более, что ты говоришь - Давид завсегда с нами. Ну, бывай! А насчет брата скажу одно - верь. Пропал без вести, это еще не значит - убит. Верь!..
Рев дизеля заглушил слова воина. Лязгая гусеницами, мимо прополз тяжелый танк Т-52. С десяток телег поездом волочилось сзади, привязанные тросом к его корпусу. Железный зверь рычал мотором, изрыгая в горячий воздух сизые струи выхлопных газов.
Штаб-ротмистр помахал кому-то рукой. Из потрепанной шеренги выскочил бойкий паренек в звании портупей-юнкера, подбежал, четко козырнул.
- Слушаю, вашбродь!
- Ну-ка, юнкер, помоги... - сказал собеседник Георга и вскинул руку.
Юнкер с готовностью подставил плечо старшему товарищу.
- Прощай, мил человек! - прохрипел раненый офицер.
- Храни вас Бог, - ответил Георг.
Бойкий паренек и штаб-ротмистр - сильно хромая, придерживая под мышкой картуз с баночками, - побежали к одной из телег с вихляющими деревянными колесами, раненый неловко запрыгнул на нее, руки товарищей подхватили его. Караван удалялся, а солдаты все шли и шли и не было им числа...
У Георга защемило сердце от боли, и тут из соседней деревни заголосил петух. "Выспался", - сказал кто-то из солдат и все засмеялись, несмотря на усталость. Красивая медсестра, шедшая среди раненых, посмотрела на свои часики и сказала чистым голосом: "Девять часов ровно". И опять заголосил петух. И тогда Георг проснулся.
- Где это мы, в курятнике? - сказал Владлен, продирая глаза.
Он, как и Георг, уснул не раздеваясь, хотя все постельные принадлежности в купе имелись. Часы, оставленные Георгом на столике, неистово кукарекали, аж в ушах свербело. Хозяин часов поднялся, нажал кнопочку - выключил крикливую электронику. Будильник заткнулся и сразу стало слышно, как топают ноги где-то наверху, где-то сбоку и внизу. Везде. Сотни пар ног шаркали по пластику пола, проходя мимо их купе, стучали по железным ступеням. Где-то волокли нечто тяжелое, и оно грохотало по ступеням и поручням. Надсадно гудели грузовые подъемники. Георг и Владлен прислушивались к таким желанным шумам, боясь поверить своему счастью.
В дверь резко постучали костяшками пальцев.
"Да! Открыто!" - гаркнули они одновременно.
Дверь распахнулась и в купе заглянула сначала кудрявая головка девушки, а потом и сама девушка, одетая в форму бортпроводницы галактического флота. Так, во всяком случае, определил Георг.
- Господа пассажиры, - сказала она торопливо, - мы уже прибыли к пункту назначения, пожалуйте на выход.
- Мадемуазель! - крикнул Георг, выпархивая из купе вслед за Владленом и проводницей; в коридоре он остановил кудрявую вопросом: - Нас обещали вернуть на Землю. Вы в курсе, когда будет обратный рейс?
- Ой, вы знаете, я не знаю... - очень понятно и знакомо ответила кудрявая. - Вы проходите, пожалуйста, на улицу, там сейчас митинг начнется. Будет присутствовать все начальство, с ними и решите ваши проблемы.