"Учись думать самостоятельно", - дал не очень оригинальный совет Георг. "Я не могу..." - "А ты - через не могу". - "Не хочу", - Ольга подперла щеку кулачком и уставилась в зеркало трюмо, через него сверля глазами вредного Денисюка. "Ну, тогда будешь всю жизнь работать уборщицей. Или маляром, как твоя мама. Будешь ходить в грязной спецовке..." - "Не буду...", - отвечала она, упрямо надувши губы. "Ладно, потом помогу...", - пообещал Денисюк.
Георг вышел в коридор. Он тормознул соседку, шедшую с кастрюлей на общую кухню. "Ты Ленку видела?" Соседка была в своем обычном полупьяном состоянии. "А черт ее знает, - пожала она своим могучим плечом. - Может, она у Лешки с четвертого этажа?" Георг поднялся на четвертый этаж общежития, отыскал нужную ему комнату, постучал и, не дождавшись ответа, толкнул дверь. В нос ударил противнейший табачно-водочный дух. В комнате были трое: старуха - мать Лешки, сам Лешка, с пропитой рожей, весь в синяках, и Лена. Старуха лежала на кровати, сынок ее, алкогольно-неудовлетворенный, бродил в тоске по комнате, а Лена, скрючившись, в невменяемом состоянии, - на полу. Она дрожала от холода, одетая в какую-то грязную тельняшку. "Что с ней?" спросил Георг. "Ничего, - ответил Лешка, засовывая руки, испещренные синими узорами бездарных наколок, в дырявые карманы. - Пьяная, вишь..."
"Лена, вставай", - сказал Георг, тряся ее за плечо. Лена не отвечала, плечи ее мелко дрожали. Георг взял Лешку за отворот грязной рубахи и сказал злым шепотом: "Я тебя предупреждал, чтобы ты, гнида, не спаивал ее?" - "А ты кто такой?" - нагло отвечал Лешка. "Я ее муж, понял?" - Георг с трудом сдерживался, чтобы не врезать по мерзкой роже. "Таких мужей у нее было до х...я и больше, - с вызовом сказал алкаш, - отпусти рубаху... ты!" Георг оттолкнул от себя пьяного и брезгливо вытер руку о брюки. Потом, не глядя на кровать, сказал: "Что ж вы, Клавдия Степановна, допускаете такое..." - "А что я, - ответила пьяная старуха. - Я за всеми блядями не услежу".
Ну зачем мне это нужно, подумал Георг, глядя на трясущиеся плечи своей сожительницы. Он с трудом поднял ее обмякшее, тяжелое тело и положил на раскладушку, сверху бросил какое-то рваное одеяло.
Вернувшись домой, Георг достал из бумажника почти все деньги, какие получил на заводе за шабашку, отдал их Ольге и сказал: "Поезжай к тетке, отдай ей деньги. Я, думаю, до зарплаты вам хватит. Матери денег не давай пропьет..." - "Но... но..." - кивая головой, повторяла Ольга, переняв эту привычку у Георга, она уже привыкла к нему, она уже копировала его...
"...Вернется твоя бабушка, пусть забирает тебя и Ленку к себе. Поезжайте к ней в Комсомольск-на-Амуре, будете там под присмотром, а иначе здесь пропадете... Это очень кстати, что твоя бабушка прикатила нас проведать. Пусть вот полюбуется, как мы тут живем..."
Ольга, красивая девочка, лет 9-ти, но уже высокая - вся в отца, которого ни одна милиция не может отыскать вот уже сколько лет - спокойно смотрела на Георга и уже не возражала. Это раньше она плакала, не отпускала его, и он, жалея ее, уступал - оставался, но теперь видно смирилась с тем, что настоящего отца у нее так и не будет...
Георг обнаружил себя танцующим с Ингой. Их щеки соприкасались. Мягкие гибкие руки женщины обнимали его за шею. Динамики магнитолы изливали из себя какую-то слезливо-сладостную мелодию. Георг держал в объятиях стройное тело партнерши, осторожно переступал ногами и старался не сбиться с ритма. Ему было хорошо с ней. И потому, он желал невозможного, - чтобы танец никогда не кончался. Он поцеловал подругу в мочку уха, потом прошептал:
- Послушай, Инга, может быть, это прозвучит банально и не вовремя, но я хочу сказать тебе... что очень люблю тебя... и хочу, чтобы ты стала моей женой.
- А чем тебе плохо так... - ответила Инга с нарочитой вульгарностью, чтобы скрыть волнение, но, быстро поняв, что взяла неправильный тон, поцеловала Георга в щеку и прошептала: "Прости".
- Понимаешь,- сказал Георг, - надоело собирать крохи с чужого стола, урывать чужое счастье. Хочу своего, законного... Понимаешь?
- Понимаю, - ответила она и прижалась к нему всем телом. - Я все отлично понимаю, но...
- Я помню наш разговор, вчера на кухне... Если ты сомневаешься насчет денег, то обещаю - буду работать как проклятый, но тебя обеспечу.
- Господи! Да не в этом же дело... Дело вовсе не в этом. Просто он не даст мне развода. Никогда. В этом деле он ревностный католик.
- Ну кого сейчас этим всерьез напугаешь? В конце концов, есть суд.
- Хо-го! Знаешь, какая это волокита при нынешней нелюбви Голощекова к разводам. Ты ведь в курсе его высказывания: "Распад государства начинается с распада семьи".
- Какое ему дело до семьи соседнего государства?
- Голощеков последнее время делает вежливые реверансы в сторону правительства Литавии. В надежде, что они признают Леберли... И потом, даже если бы я сумела убедить суд, что желаю развестись именно с целью в будущем иметь детей... ты представляешь, сколько стоит сейчас развод?.. Прости, ты можешь подумать, что я слишком меркантильна... но сумма за развод действительно берется просто несуразная. У меня нет таких денег.
- Ну о чем ты говоришь, - поморщился Георг. - Словно речь идет о выкупе тебя из рабства. Неужели мы не найдем каких-то паршивых денег?
- Где же ты их найдешь? Они на дороге не валяются.
- Ну, ты хотя бы любишь меня?
Молчание Инги было столь долгим и тягостным для него, что он уже и не надеялся услышать ответ, но ответ прозвучал: - Кажется, да...
Музыка выдохлась, и гости расползлись по местам. Георг сел с Ингой на диване, тесно, бедро к бедру, ощущая, как от нее идут теплые женские токи. Они крепко сцепили ладони. Георг воровато окинул взглядом гостиную в поисках мужа-рогоносца и, не найдя его рогов, успокоился. Не было также гитариста и альбиноса - значит, все они ушли курить на кухню.
Откуда-то появилась хозяйка, вошла своей порывистой походкой, тесно переставляя ноги, звонко-гулко похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание и подражая конферансье, возгласила: "Внимание, внимание! А сейчас состоится гипнотический сеанс. Глубокое погружение в будущее! Сегодня у меня в гостях знаменитый маг, гипнотизер и астролог Грацениус Парадис. Маэстро, прошу!"
