- Кто такие?
- Беженцы, - ответила ему прибывшая четверка людей.
- Пароль?..
- "Слава Леберли!" - за всех сказал Георг, сказал первое, что пришло в голову.
Сторож, согласуясь с правилами игры, для порядка выдержал паузу, строго насупив брови, и вынес вердикт:
- Ответ правильный. Проходите.
По каменистым уступам, по какой-то козьей тропе, стали они карабкаться наверх. Сторож вернул свою задницу к жаровне с тлеющими углями. Георг слышал, как он накручивает ручку полевого телефона и кричит в трубку: "Але! Але!.."
К блок-посту они вышли с заранее поднятыми руками. Из-за бетонных глыб, нагроможденных в высоту, высунулся предупрежденный сторожем милиционер и велел всем остановиться. Потом приказал Георгу: "Иди сюда".
Георг подошел и остановился так, чтобы видеть и свою группу и постовых. Милиционер, который его позвал, стоял возле импровизированной бетонной стены и, расставив ноги, справлял малую нужду. Рядом с ним справлял нужду еще один милиционер. Георг ждал, когда стражи выссутся, испытывая острое чувство унижения. А те, не спеша журча струями по бетону, весело продолжали свой разговор между собой, начатый еще в помещении блок-поста. Там вообще было весело, горел яркий свет, слышались мужские пьяные голоса и веселые повизгивания девиц.
Наконец они закончили свой физиологический процесс, потрясли членами, заправились. Сразу же занялись задержанным.
- Откуда здесь оказались? - спросил первый милиционер, подойдя вплотную и быстро, ловко так, обыскал Георга, вернее прощупал, словно погладил. Очень мягкий обыск произвел. За это Георг даже простил ему свое унизительное ожидание.
- С того берега, - чистосердечно признавался задержанный, - лодочник перевез нас... Спасаемся от бомбежки...
- Документики покажь, - потребовал милиционер.
- Вообще-то я местный, свой... - говорил Георга, протягивая бумаги.
- Свой, говоришь... - пробормотал милиционер, разглядывая печати и фотографию Георга и сравнивая ее с оригиналом.
Второй милиционер поманил к себе оставшуюся группу беженцев. Те подошли и стали перед его настороженным взором. Первый милиционер сразу потерял интерес к Георгу, вернул ему документы и воззрился на Ингу. Его руки потянулись к ней. "Если он коснется ее груди своими вонючими лапами..." подумал Георг, бледнея, и докончил фразу не словами, а яркими образами: он срывает с плеча милиционера небрежно висящий АКМ. Две коротки очереди, враги падают, конвульсивно дергаясь под пулями. Потом длинная очередь по сияющему окну... И - гранату туда, где визжат голоса и бьются падающие на пол бутылки. Хер-р-р-рак!!! И все разлетается к чертовой матери...
Георг шумно перевел дух. Нет, на самом деле будет все не так, все будет проделано крайне неловко, ведь он морально не готов убивать людей... А потом с ним расправятся. Очень больно и очень жестоко. И в конце - смерть.
- Скажите, пожалуйста, - сказал Георг, отвлекая милиционера от Инги, что за заварушка случилась?
- А хрен его знает. Тарелочки гребаные опять поналетели... - сказал живой милиционер, и, так и не притронувшись к вожделенным женским формам, махнул рукой: - Ладно, топайте отсюда по-скорому...
Женщина в платке вытащила пальцы из ушей мальчика, которыми она перекрывала слух ребенку, пока говорили взрослые дяди, рассыпалась пред стражами в любезности. "Звините, ребятки, - говорила она, - звините, что потревожили... Но там такое творилось..."
- Так им и надо, паразитам, - сказал первый страж, похохатывая.
- Верно, - согласился второй, - пускай этих блядских буржуев потрясет маленько, а то больно гордые стали...
И, смеясь, они удалились к своим оставленным боевым друзьям и подругам.
С благосклонного разрешения представителей власти, группа беженцев взошла на самый верхний ярус набережной и углубилась на территорию Леберли. Георг, можно сказать, был у себя дома. Куда направятся женщина с мальчиком, его как-то не заботило, но, прощаясь с ними, Георг счел нужным сказать ребенку, державшему свою чудовищную книгу подмышкой.
- Ты читал о приключениях Буратино?
- Нет, - сказал мальчик.
- Я так и думал. Почитай. Гораздо интереснее и полезнее, чем эта твоя буддийская ахинея.
- А вы знаете, что такое "Лепидодендрология"? - задал вопрос мальчик, без запинки произнеся последнее слово.
Георг смущенно поднял плечи и отрицательно покачал головой.
- Я так и думал, - не без ехидства сделал вывод пацан. - Это раздел ботаники. Почитайте, наверняка вам пригодится, когда начнутся ваши приключения.
- Какие еще приключения?
- Кармические.
- А-а, ты опять за свое...
Георг понял, что форма сознания этого ребенка уже отлита и затвердела. Перевоспитывать его поздно.
- Звините нас, - говорила тетка, прощаясь, и уже в отдалении слышался ее голос: "Вот отдеру тебя ремнем, будешь знать, как со взрослыми разговаривать..."
- Ну что, идем ко мне? - сказал Георг преувеличенно бодрым голосом, чтобы затушевать смущение. Он вопросительно взглянул на подругу, и бледность ее лица поразила его.
- А куда?
- На вторую вышку...
- С ума сойти, слишком далеко. Я устала.
- Хорошо, давай присядем на лавочку - отдохнем, дождемся, пока не пойдет транспорт.
- Нет. Переждем у моей подруги. Она тут рядом живет.
Перспектива для Георга была мало прельстительна, но более разумна: в такой час сидеть на набережной - опасно.
Они вошли почти в такой же сквер, что и на правом берегу, только этот был шире и не так ухожен. В одном месте уже бесполезно горел фонарь и бледный его свет был особенно унылый. Проходя через его тусклую ауру, туман обращался в бисер дождя.
По безмолвным аллеям, меж древних стволов кленов и лиственниц, двигались они, как тени. Инга старалась не стучать каблучками по бетонным плиткам. Художник даже в эту минуту примечал краски кленовых листьев на палитре мокрой дорожки.
В одном месте на набережной стоял танк, замаскированный под памятник танку. Инга и Георг с опаской обошли его стороной, продираясь через жасминовую заросль и цепкие ветки акаций.
Наша парочка перебежала улицу, через всю ширину которой протянулся надутый узким парусом транспарант. "Любовь - это орудие совершенствования расы" было написано на нем за подписью Голощекова, хотя это была цитата из П. Успенского. И вот с левой стороны уже потянулась длинная чугунная ограда, за которой виднелся Успенский собор Русской Православной Церкви, чьи купола были неумело укрыты маскировочной сетью. Возле расписных врат стоял молодой поп в черной рясе и в черной же джинсовой курточке. С тревогой он озирал немилостивые небеса. Инга на ходу перекрестилась, чем несколько удивила Георга. "Ты разве православная? - спросил он, но ответа не получил. Инга шла молча, глядя через ограду, за которой теперь виднелись деревянные и металлические кресты, каменные надгробья и другие памятники, увенчанные увядшими венками. Это было старое русское кладбище.
