«С волками жить, по-волчьи выть».

Как все сложилось, так сложилось – прошлое не вернуть. Можно лишь все исправить. Нельзя больше подчиняться, нельзя… Пора играть по своим правилам. Пора менять сложившиеся устои…

Если Палпатин покусился на его семью и его душу, нужно дать ему отпор.

Огонь разгорался, и Энакин находился в его центре. Он был не в силах погасить языки пламени, возникшие будто бы из ниоткуда. Он мог лишь направить их в нужное русло.

Он никогда не потеряет то, что принадлежит ему, пусть даже придется защищать это потом и кровью. Пусть даже придется сжечь самого себя в борьбе…

Он не допустит, чтобы страшное видение сбылось.

Пора действовать.

Пора…

========== Глава 18 ==========

Withtin Temptation - And we run (ft. Xzibit)

______________

Вокруг была лишь темнота. Эта темнота не была физической – она проявлялась на ментальном уровне, заслоняя собой солнечный свет, падающий с неба.

На этот раз видение было более ясным. Оно приоткрыло ему створки тайны, раскрывая путь, или хотя бы намек к истине… В предыдущий раз перед глазами был лишь холодный, темный свет, а сейчас…

Под ногами была белая, блестящая мраморная плитка, заляпанная блестящими капельками крови.

Здесь было сражение?

Энакин изо всех сил старался впитать все детали видения, сохранить то, что называлось «осознанностью» … Пока была «осознанность», он мог управлять ходом видения, не позволять себе скатиться в тот бушующий океан, что поглотил его в прошлый раз. Сейчас он спал. Скайуокер четко знал это, однако, не мог заставить себя проснуться. Что-то внутри подсказывало, что пока он не досмотрит видения до конца, обратного пути не будет.

Он повернул голову направо, вдыхая ветер с соленым привкусом. Вдали плескалось море, лазурное, голубое море. Казалось бы, райское место…

Будто в ответ на его мысли, на горизонт наползали черные, грозовые тучи, будто отождествляя в пространстве плескающуюся рядом Тьму.

Первые струи дождя скользнули по плечам… Намочили волосы, прогоняя по спине полосу мурашек. Внезапно та самая «осознанность», которую изо всех сил пытался удержать внутри себя Энакин, исчезла.

Казалось, его обмакнули с головой в океан чувств и эмоций. Он тонул, захлебывался в них, будучи не в силах справиться с тем, что ему вновь предстояло пережить… Энакин слился с тем, что ему хотели показать. Он забыл, что находится во сне, забыл, что это не реальность. Теперь существовало лишь то, что было перед глазами, то, что находилось в душе.

Все внимание приковала легкая, почти призрачная фигура на окровавленной ладони. С кисти на белоснежную плитку стекали капли крови, тут же размываемые дождевыми каплями.

- Ты потерял ее, друг мой, - холодный, будто сталь голос. – Это плата…

Внутри взорвалось облако, таившее в себя будто целый океан лавы. Он будто горел заживо. Казалось, все тело рвут на части горящие щипцы, которые нельзя отодвинуть, нельзя убрать…

Комлинк, на котором отозвалась волна боли, щедро смешанной с внезапно накинувшимся на открытый, ничем не защищенный разум перед безумием, полетел в стену.

Окружающий пейзаж исчез, растворяясь во мгле, которая наступала со всех сторон… В глазах темнело. Это больше не было сном. Это было реальностью… Во сне не бывает таких страшных, всепоглощающих чувств. Во сне невозможно пережить такое…

Казалось, сердце сейчас разорвется на миллионы осколков. Душу будто вынимали из груди, разрывая на две части, одна из которых растворялась в окружившей его мгле.

«Ты потерял ее. Ты виноват».

Лава превращалась в открытый огонь, что лизал все тело, заставляя его мучительно гореть, обугливаться… Нет, не физическое тело. С ним все было в порядке, за исключением нескольких царапин. Куда хуже, когда горит твоя душа, и от этого нет спасения. От этого нельзя сбежать, нельзя уклониться. Физические раны можно заживить с помощью лекарств, но душу… Душу никто не спасет, кроме тебя самого. Разве можно сравнивать обычный ожог, и ожог твоих мыслей, твоих чувств?

От этого было лишь одно спасение. Всего одно телодвижение… И боль растает, кровь заморозится в жилах, превращаясь в расплавленный лед. Чудодейственное лекарство. Ханаанский бальзам для души…

Но за такое вмешательство была плата. Стоило один раз прикоснуться к адскому, арктическому холоду – и ты никогда от него не отвяжешься, никогда не сможешь вновь вернуть хотя бы маленький намек на любовь, на дружбу, на любые человеческие чувства… Ты превратишься в напрочь отмороженную куклу.

Хотелось выть, кричать так, чтобы стекла бились от одного маленького отзвука. Хотелось выплеснуть ту боль, что сейчас бушевала внутри. Но этого было нельзя сделать. Можно было лишь принять в себя лед.

Одним резким, аккуратным движением рука потянулась к сияющим осколкам, вбирая в себя холод, который с каждой секундой убирал боль, заменяя ее равнодушием ко всему.

«Ты потерял ее».

Зачем теперь были нужны чувства? Зачем? Лед могло убрать лишь одно. Его могло растопить лишь то пламя, что было рядом с ним совсем недавно. Но он никогда не примет внутрь ту боль, что пришлось испытать. Никогда…

Она не сможет вернуть его к жизни. Просто потому, что ее больше нет…

Легкое, будто шелест ветерка прикосновение Силы выдернуло его из болезненной дремы, возвращая в реальность. Хватая воздух, будто спасательный круг, способный вытащить его из картинок, до сих пор мелькающих перед глазами, Энакин резко сел на кровати, пытаясь осознать, что только что произошло. Это не было похоже на те видения, что являлись ему прежде. Ни капли. Это было что-то другое… Совершенно новый, ранее недосягаемый уровень.

Ни разу он не испытывал таких ярких чувств. Они захлестнули с головой, заставляя позабыть обо всем. Несколько секунд назад он не видел ничего, кроме мглы, не чувствовал ничего, кроме боли. Несмотря на то, что сон начинался осознанно, потом его просто засосало вглубь, накрыло таким плотным покрывалом, что он даже и подумать не мог, что это возможно. Все воспоминания вылетели из головы, подмененные кошмаром…

Вот оно, это определение, что он искал для этого сна. Кошмарное, ужасное видение.

Едва слышно, стараясь не разбудить Падме, Энакин привстал с кровати, пошатываясь выходя в гостиную. Эмоции до сих пор не отпускали. Каждой клеточкой тела он чувствовал ту боль, что и во сне… Но лишь одно заглаживало ее. Когда Скайуокер проснулся, Падме была рядом, жива и невредима.

«Так вот в чем дело» …

Видение, что пришло к нему уже второй раз, было о Падме. То, что она сумела своим присутствием облегчить боль, частично успокоить его, говорило само за себя. Если раньше и были какие-то сомнения, то теперь они растаяли, будто дым. Но почему Сила начала предупреждать его именно сейчас, когда он уже решил во что бы то ни стало спасти жену?

Уже завтра Иблис увезет ее далеко-далеко, во Внешнее Кольцо, а затем, возможно, переправит на крейсер, к мужу и детям… Однако, Сила по-прежнему взывала к нему, будто намекая, что плана с участием одного Иблиса недостаточно.

Потирая виски, изо всех сил стараясь избавиться от неприятного осадка, Энакин присел на диван, всматриваясь в стремительно розовеющую даль.

Затемнение окон уже спало – за окном был рассвет. Подсвеченные снизу нежно лиловой, а затем алой дымкой, высокие, курчавые облака медленно плыли по горизонту, окрашивая его в бордовый цвет. Алый рассвет… Что он обещал принести в этот, возможно судьбоносный день? Энакин вздрогнул, узнавая в цветах, расцветающих на небе, цвет крови. Той, что капала с его ладоней на мраморную плитку в видении…

По телу невольно пронеслась дрожь. В прошлый раз ему удалось вытащить Падме практически с той стороны, вопреки всем видениям, всем пророчествам, которые преследовали его куда дольше, чем то, что приходило сейчас. Однако, в них не было и такого горького привкуса. В прошлый раз был лишь страх, всеобъемлющий ужас, а сейчас… Даже когда он похоронил мать на Татуине, такой боли не было. Тогда она свербила где-то ниже, в солнечном сплетении. А сейчас, до сих пор, ему разъедало всю грудь по кусочкам. Каждый вздох мучительно отдавался в сердце, заставляя его мучительно, болезненно сжиматься.