Рин провожала ребят по той же алее.

— Ну что, понравилось? — весело спросила она, словно избавившись от строгого взгляда деда мальчишки должны были сказать, что было неимоверно скучно и от занудства они чуть не заснули за обеденным столом.

— Очень, — ответил Азул и добавил уверенно, — жди в следующее воскресенье.

— О, смотрю кто-то полон решимости поработать над собственным дыханием и осанкой.

Азул чуть не споткнулся, заглядевшись на вредную девчонку.

— С моей осанкой все отлично, — цедя каждое слово, ответил он.

— Не могу согласиться. Неплохо, конечно, но далеко до совершенства.

Зеленые глаза сузились, губы сжались в полоску.

— Ой, — Кир остановился, ощупывая запястье, — я кое-что забыл в раздевалке.

— Давай, схожу, или могу принести завтра в школу, — отозвалась Рин.

— Не стоит, я сбегаю, — ответил Кир и ринулся обратно. Не хватало еще потерять кристалл.

Потускневший камень отыскался там, где Кир его оставил — на подоконнике.

Фризиец спешил присоединиться к друзьям, покинув раздевалку и пересекая пустую комнату для стрельбы, когда сзади его окликнули.

— Извините, Мацумото-сенсей, забыл в раздевалке браслет.

Тот кивнул в ответ, не собираясь задерживать его более.

Учитель успел переодеться. Теперь его украшали черные, в складку, шаровары и черное же кимоно, открывающее левую половину тела до живота.

Кир уже повернулся обратно, но…

— Мацумото-сенсей, — обратился он к будущему учителю. — Разрешите задать вопрос? — Старик кивнул. — Почему Рин бросила кюдо?

Вопрос был довольно личным, учитывая, что он спросил не саму девочку, и, более того, она уже успела ответить, что школа для нее стоит на первом месте.

Учитель рассматривал Кира несколько секунд, видимо, решая что ответить. Тяжело вдохнул и посмотрел вдаль, туда, где виднелись белые мишени.

— К сожалению, я не могу ответить на твой вопрос больше, чем сказала Рин. И не потому, что не хочу. Я и сам не знаю, — потянул он последние слова. — С раннего детства она обожала стрельбу и не могла дождаться, когда ей подарят собственный, взрослый юми. Она тренировалась каждый день, помогала мне на практиках, а когда готовилась к домашним заданиям, забиралась в уголок с тетрадками и учебниками и тихо сидела мышкой, боясь, что я ее выгоню или отчитаю за нарушение дисциплины.

Мацумото Кацуро прошел к стене, где на стенде висело несколько луков, и выбрал один, достал из ящика стрелу.

— Но я не выгнал ее, ни разу. Ни моя дочь, ни мой сын не продолжили заниматься кюдо и внучка стала моей надеждой. Я видел, что ее дух горит и крепнет, что юми тянется к ней, как и она к нему, но… Но однажды она просто перестала тренироваться. Я пытался с ней поговорить. Увы, она говорила то же самое, что и сегодня за обедом — школа и учеба для нее гораздо важнее, чем спорт.

Впервые Мацумото Кацуро назвал кюдо спортом, а не искусством, повторяя слова внучки.

Учитель молчал и продолжал смотреть вперед. Кир, ощутив себя лишним, тихо извинился и исчез.

Сенсей, продолжая смотреть вперед, сделал несколько шагов погруженный в себя, расставил плечи, положил стрелу на юми и поднял руки, тетива натягивалась медленно, оперение скрылось за ухом.

Он выстрелил.

И промазал.

Стрела застряла за мишенью.

Его дух словно изменил ему, не желая сливаться с благородным оружием, не чувствуя в нем былой силы. На тренировках, когда следовало демонстрировать собственное умение, он пользовался «тэпподзуке» — низшей формой кюдо, основываясь на памяти тела, которое могло совершить правильный выстрел. Он не мог подвести кюдо, потому что оно его никогда не подводило. В том, что ему изменил дух, виноват был лишь он.

Это случилось давно. Тогда, когда Рин вычеркнула искусство стрельбы из собственной жизни, разбив сердце своего деда.

========== В библиотеке ==========

Первая неделя мая подходила к концу. Погода стояла нежаркая, солнечная, около двадцати градусов по Цельсию, позволяющая бывать на улице чаще. Особенно это касалось возможности обедать на свежем воздухе, что особенно ценили местные студиозы.

Кир продолжал присматриваться к девочкам и искать в них то, что, казалось, могло напомнить подругу.

Они пришли в дом Рин в следующее воскресенье и продолжили занятия с юми. Ребята не только тратили свое время не напрасно, но и ближе присматривались к старосте. Ее интерес к Азулу сам приводил Рин на стрельбище во время тренировок ребят.

После того, как Кир отыскал забытый в раздевалке кристалл и вернулся к друзьям, он заметил, что в его отсутствие они явно что-то обсуждали. Рин с трудом сдерживала волнение и говорила больше, чем обычно, Азул молчал, лишь легкий румянец на щеках разоблачал его наигранное равнодушие. Но принц не посчитал нужным делиться, о чем они секретничали.

Кир тогда ничего не спросил у Азула, чувствуя, что вмешивается не в свое дело, но одновременно ощутил досаду на то, что принц молчит. Разве не затем они здесь, чтобы быстрее отыскать Санару? Что, если именно Рин скрывала нужную душу? Как потом Киру налаживать с ней доверительные отношения, если, находясь в их компании, она смотрит только на Азула? Вопрос в том, действительно ли Рин та самая, кого они ищут.

За два визита в дом Рин Кир узнал о девочке гораздо больше, чем за прошедший месяц.

Рин, помимо язвительности и задиристости, отличалась еще и невероятной энергичностью. Казалось, она способна работать двадцать четыре часа в сутки, контролируя множество дел одновременно, ничего не упуская из виду и никогда не теряя присутствия духа, в каких бы ситуациях она не оказывалась.

Кир уже имел возможность убедиться в этом. За ней неотступно следовала стайка одноклассниц прося совета и помощи по различным школьным вопросом.

Японская школа вообще отличалась удивительно самодостаточной системой самоуправления. Здесь почти не было обслуживающего персонала. В школе не готовили, как в Прайме или других учебных заведениях Империи, не убирали — вся уборка возлагалась на плечи учащихся. Составлялся график дежурств и школьники попарно следили за собственным классом и прилегающей территорией. Сжигали мусор в специальной печи позади школы, поливали растения, если таковые имелись, в общем, следили за порядком.

Ответственная ученица помогала им во время тренировок, никогда не насмехалась, разве что позволяла себе иногда поддевать Азула, но только за пределами «додзе» — площадки для стрельбы, когда дед и другие ученики не могли их слышать. Рин поддерживала и всегда сохраняла отличное настроение, улыбалась, не позволяя унынию коснуться лица.

Сравнивая Рин с Санарой, фризиец не мог не вспомнить, как часто поддерживал его «дурацкий мирионец» в первый год обучения. Как тяжело приходилось Санаре, прикидывавшейся мальчишкой, как непомерно высока была физическая нагрузка, с которой она справлялась, изо дня в день пересиливая себя. Никогда не жаловалась, не падала духом. Улыбалась, и тем самым не давала опустить руки Киру.