— Осторожно, — предупредил я, когда он чуть не наступил на самый кончик моего хвоста. Авис пошатнулся, неуклюже захлопал крыльями… и не сумел удержать равновесие.
— Спасибо, — поблагодарил он, оказавшись в моих руках — я не мог позволить птенчику пораниться по неосторожности, подхватив его на руки раньше, чем он успел бы навредить себе.
Наше дыхание смешалось. Я осторожно скользнул в сторону, позволяя ему встать на ноги, но не отдалился слишком далеко, оставаясь напротив. В пещере стало прохладно. По оголенной коже скользнули мурашки. Я, кажется, мог различить заполошное биение его сердца.
— Ты позволишь мне?
Легкий кивок сказал мне, что птенчик прекрасно все понимает, хотя и не знает, чего ожидать. Тяжелое кольцо, державшее птичку в ловушке, двинулось по кругу. Я осторожно обогнул сложенные крылья, оказываясь у Тенери за спиной.
— Опустись на колени, — шепнул я, и перышки на изгибе чуть дрогнули.
Авис послушно встал на колени, примостившись ягодицами на пятки. Я опустился позади. Бережными движениями развел крылья в стороны, так, чтобы оказаться вплотную к птенчику. Длинные бороздки щекотали мои бедра.
— Я уберу это, — озвучил я свое движение, чтобы не напугать парня, и сдвинул в сторону набедренную повязку. Чтобы сделать это, мне потребовалось обхватить тонкую талию, неплотно прильнуть к спине, выдохнуть в чужой затылок.
Тенери дрожал.
— Тебе холодно?
— Нет, — шепотом.
— Страшно?
— Немного, — признался он. Но в голосе не было ужаса, Тенери всего лишь страшился неизвестности и новизны ощущений.
— Ты можешь остановить меня в любой момент.
Молчание.
Мои пальцы легко разделались с узлом, повязанным на бедре, и ненужная тряпица была небрежно отброшена в сторону.
Его горячая кожа притягивала своей гладкостью. Не такой твердой и безжизненной, как змеиная, облаченная в хитиновую защиту. Кожа птенчика была горячая и приятно льнула к моим пальцам.
Я позволил себе коснуться узкой юношеской груди, огладить еще проступающие ребрышки. Впалый живот вздрогнул под моими касаниями, но я не был груб или настойчив, только разрешил себе немного изучить запретный плод, за которым раньше смел наблюдать только глазом. Палец скользнул в ямку пупка, крылья вздрогнули. Я снова поднялся выше к груди, почти случайно задев нежный сосок.
На мгновенье мы оба перестали дышать.
Он находился в полной моей власти, и это чувство пьянило лучше всяких ядов. Язык сам выскользнул изо рта, потянувшись к пахнущему акацией затылку. Стоило мне коснуться Тенери, как он дернулся, но не проронил ни звука, кроме слабого отблеска подавленного стиснутыми губами вздоха.
Влажная длинная полоска оставалась там, где мой язык проходил по коже. Гибкий и голодный, он наслаждался солью и бархатом, позволил себе забраться до самого основания головы. Грудь Ависа в моих руках наполнилась воздухом и замерла, а затем медленно расслабилась, выдыхая.
Левой рукой я огладил бок, скользнул вниз по бедру, прошелся по отведенной в сторону ноге, заставив птенчика напрячься. Я уже знал, что меня ожидает. Накрыл небольшой, тугой от желания отросток, что легко помещался в руку.
Прижался чуть плотнее, лишая птенца возможности двигаться. Заставил облокотиться спиной на мою грудь. Сжал немного туже, задел мизинцем подтянувшийся мешочек…
Тенери громко выдохнул, не сумев справиться с собой.
— Ни о чем не думай. Ты прекрасен, — язык предательски развязывался сам собой.
Тенери оперся рукой о мой хвост и немного сдвинулся, позволяя ногам выскользнуть из-под него. Тело чуть сместилось вбок. Я с легкостью нашел приятный для него ритм, оглаживая массирующими движениями.
Неожиданно Тенери повернул голову. Его лицо оказалось напротив моего, чуть ниже. Затуманенные глаза, приоткрытый рот, лихорадочно вздымающаяся грудь: он был близок.
Тенери опустил взгляд на мой рот. Его глаза просили, нет, умоляли меня.
Я не помню, когда потянулся навстречу. Припал к влажным губам, проник в его рот языком. Тенери ответил, словно изнывал от жажды и наконец получил желанный глоток. Он всем телом подался навстречу, я ускорил ритм, не отдавая себе в этом отчет, просто двигаясь вместе с птенчиком.
Он был сладким на вкус, словно нектар полевых цветов с загадочной, едва ощутимой горчинкой. Я бы заглотил его целиком, жадно вкушая то, что мне с такой готовностью отдавали.
Я резче сжал его скромное достоинство в ладони, позволяя выплеснуть теплые капли. И поедая, поглощая его звенящее удовольствием дыхание.
========== Перышко двадцать второе ==========
Комментарий к Перышко двадцать второе
Вторая часть писалась под эту песню Skylar Grey – I Know You (OST 50 Shades of Grey)
Читать под нее тоже приятно.
Тенери погрузился в сон, распластавшись на сгибе моего хвоста. Сегодня он не спросил дозволения, как делал это обычно. Крылья расслаблено опустились с обеих сторон, прикрывая хрупкое тело. Спина мерно вздымалась.
А я замер, боясь шелохнуться и понимая, что позволил себе то, на что не имел права. Что будет в следующий раз, когда он потянется ко мне всем сердцем? Я вижу, каким доверчивым взглядом он смотрит на меня, как нуждается во мне, как тянется… А ведь я обманываю его, скрываю правду, с легкостью способную поменять его отношение к такой подлой змее, как я…
Что же делать? Как поступить?
Авис без малейшего усилия показал мне, на ком застегнут ошейник и у кого в руках поводок. Понимает ли он сам, насколько сильно я завишу от него?
В следующий раз я могу попросту не удержать себя в руках, а если сдержусь, то сколько еще таких вечеров я смогу противиться его желаниям?
***
Следующий день пролетел стремительней падающего за добычей орла, и вот закат, ползучий сумрак, освежающая прохлада… и Тенери, переставший уходить на свое место.
После ужина он остается подле, чирикая о том, что видел в этот день, рассказывает о восточном кряже и слабо сочащихся родниках на недоступных никому, кроме птиц, высотах. Его речь журчит бодрым ручейком, и я пытаюсь запомнить его таким беззаботным и довольным, каким буду вспоминать все те дни, что мне останутся, уже без него.
Он тянется ко мне, смущенно касаясь пальцами чешуи хвоста.
— Тенери, — я взял его руку в свою ладонь, останавливая.
Птенец вопросительно заглянул в мои глаза.
— Я хочу поговорить с-с тобой, — начал я самый тяжелый разговор в своей жизни, понимая, что сжигаю этим единственный хлипкий мостик, повисший над пропастью паутинкой.
— О чем?
— О том, что мы не можем делать то, о чем раз-сговаривали вчера.
Слова давались с трудом. Лицо Тенери в миг похолодело, и он сам отнял руку.
— Почему?
— Потому что я должен рас-сказать тебе о том, из-за чего мы бежали и что с-с-стало с-с твоей с-с-семьей. У тебя было много вопрос-сов, на которые я не давал ответов. С-с-спрашивай, я готов.
Сердце в груди сжалось мучительным спазмом, словно я взял в руки нож и вот-вот собираюсь вырезать его из себя самостоятельно.
Тенери отодвинулся и сел прямо. Его взгляд сосредоточился на моем лице.
