Литмир - Электронная Библиотека

Валентина подошла к стенам так близко, что сопротивление амулетов внутри селения стало причинять ей почти физическую боль, остановилась, откинув голову и негромко приговаривая:

– Ну давай-давай, еще чуть-чуть, еще немножечко…

Справа от нее встала Фригг, в точности повторив позу богини смерти, и тоже забормотала заклинания, высасывающие силу защитных оберегов.

Совсем близкое бормотание заставило ночного стражника снова забеспокоиться. Он проверил рукой, на месте ли палица, что висела в петле на поясе, потом вскинул копье, опустил острием вперед, прошел по стене от края и до края, вернулся к костру, решительно швырнул в очаг еще охапку хвороста пополам с камышовыми кисточками. Пламя зарычало, жадно охватывая столь сытную пищу, быстро выросло в рост человека, заливая все вокруг желто-красным светом – и воин внезапно увидел неподалеку от стены двух женщин, молящихся с раскинутыми в стороны руками. Стройную девушку в золотой короне, в коротком меховом платье и высоких сапогах, и могучую женщину, стоящую вовсе без одежды.

Ревело пламя, плясали на поле кровавые отблески, наползали на город неведомые заклинания двух ведьм – а караульный мялся, совершенно не представляя, как поступить в столь странных обстоятельствах? Бить в набат, поднимать тревогу, будить город? Но ведь явной опасности селению нет! Свистеть, звать великого Талоса? Но не прогневается ли могучий бог, что его разбудили без особой надобности? Сбегать к старосте? Однако оставлять свой пост тоже вроде бы нельзя…

– Эй, вы кто?! – подойдя к краю стены, крикнул вниз воин. – Что тут делаете?!

Ведьмы не обратили на вопрос никакого внимания.

Стражник взвесил в руке копье, прищурился, замахнулся… Но бросить не решился, закричал снова:

– Кто вы такие, порождения мрака, и что делаете возле города великой Геры, посреди ее священной дубравы?! Отвечайте, коли не хотите смерти! Отвечайте, или вас покарает великий непобедимый Талос!

Ночные гостьи вдруг замолчали и опустили руки. Подняли головы, одновременно ему улыбнулись и… исчезли, словно и не было их!

– Чур меня… – попятился воин и торопливо нащупал на груди ладанку с заговоренными зубами трех жертвенных буйволов. – Чур!

Он перевел дух, еще раз выглянул наружу и с надеждой пробормотал:

– Нешто померещилось?

То, что проблема рассосалась сама собой, быстро и просто, воина искренне обрадовало. И потому, когда на рассвете пришла смена, караульный даже не упомянул о странном ночном видении. Стражник не догадывался, что ведьмы отнюдь никуда не пропали. Что они стояли здесь, рядом, хищно оценивая будущую добычу. Просто у смертного выдохся оберег – и больше не мог защищать его от наведенного русалкой морока.

Солнце едва поднялось над кронами далекого леса – ворота города уже распахнулись, и трудолюбивые жители устремились наружу. Мужчины с топорами на плечах выводили нагруженных пустыми волокушами лосей, явно направляясь за каким-то грузом, веселые пастушки побежали к дальним выпасам, чтобы сменить товарищей возле обильных стад и отар; отправились к лесу пахнущие цветочным медом бортники, зашагали в сторону грядок женщины.

Невидимая для них Валентина посторонилась, выпуская смертных на работы, затем осторожно скользнула в ворота, с интересом осматриваясь.

Все славянские селения выглядели примерно одинаково: это были большие бревенчатые дома, поделенные внутренними стенами на отдельные секции. В маленьких деревнях с десятью-двадцатью жителями такие дома имели размер шагов этак тридцать на десять, и в них, вокруг жаркого общего очага, ночевала одна или две семьи. В селениях на полсотни человек очагов было уже два, и дома рубились столь длинными, что ими можно было отрезать для хозяйственных нужд целый мыс, выдающийся в озеро или образованный слиянием рек. Больше жителей – длиннее дома. Город с населением в сотни жителей мог огородиться домами-стенами уже со всех сторон, а число обитаемых секций в нем доходило до десятка. Когда счет жителям шел уже на тысячи – дома-стены выстраивались кольцами, одно внутри другого, а хозяин твердыни зачастую жил отдельно от смертных, в своем собственном доме в самом центре города.

В центре сего городка стоял огромный, в рост человека, обелиск из белого мрамора. Судя по острым, еще не истершимся и не обветренным граням – камень совсем недавно откололся от массива и был доставлен сюда специально, с немалыми усилиями.

– Святилище… – догадалась Валентина, вспомнив про обычаи здешних славян поклоняться божественным камням. – Город-храм одного бога. Интересно, какого?

Она делано зевнула и двинулась вдоль стен, заглядывая в двери – тяжелые тесовые у кладовых и амбаров и легкие жердяные, но обтянутые шкурами в жилых комнатах.

Местные славяне устроились достаточно комфортно: полы в их домах покрывал толстый слой лапника и травы, поверх которых были настелены в два-три слоя звериные шкуры. Кабаньи, оленьи, лосиные с жесткой шерстью – вниз; волчьи, медвежьи, овечьи – сверху, мехом наружу.

Валентина представила себе, как в теплом свете костра утопает обнаженным телом в мягкой овчине, невольно поежилась – и заскользила дальше, сторонясь озабоченных баб, таскающих корзины со свежей, еще шевелящей жабрами рыбой, и молодых девочек, плетущих нити из длинных крапивных жил. В нескольких местах под стенами мальчишки молотили палками солому с непонятными для богини смерти целями.

– Талос, Талос! – В ворота вбежали молодые рыбаки, лохматые и заляпанные чешуей. – Великий Талос, мы видели секача на Кривой отмели!

Почти сразу распахнулась дверь за обелиском, на двор вышел красавчик-бог: могучий, рыжеволосый, в доспехе из начищенных до золотого блеска бронзовых пластин, с бронзовыми наручами и поножами, с короткими сулицами в обеих руках. Единственной странностью в нем оказался цвет кожи. Хозяин селения уродился красным. То есть цветом лица и рук он мало отличался от доспехов на своем теле. Создавалось впечатление, что он весь, целиком, был изготовлен из единого медного слитка.

– Секач! Где секач?! – громогласно вопросил он.

– Лодка ждет, великий, – склонили головы запыхавшиеся рыбаки.

– Ведите!

Мужчины быстрым шагом покинули город, а невидимая смертным богиня смерти, обогнув священный камень, осторожно потянула на себя створку двери, дабы резкое движение не привлекло постороннего внимания, и скользнула в появившуюся щель.

Разумеется, обитель бога выглядела куда богаче, нежели жилища смертных. Пол здесь был не земляной, а из полутеса. Стены закрывала кошма, поверх которой сверкали развешанные тут и там топорики, копья, палицы, щиты и прочие мужские игрушки. Разумеется, в нескольких местах болтались и амулеты, дарящие хозяину иллюзию защищенности. В одном из углов возвышалось застеленное овчиной ложе, возле которого на округлом глиняном возвышении лежала груда углей, наглядно обозначая очаг. Волоконных окон Валентина не заметила. Возможно, их закрывала кошма. За очагом возвышался высокий черный овал – огромное обсидиановое зеркало.

– Вот и ты, – злорадно оскалилась богиня смерти. – Попалось!

Гостья, тихо напевая, прошла пару раз вокруг очага, потрогала ложе ладонью и, убедившись, что оно мягкое, рухнула на овчину, раскинув руки. Закрыла глаза, сладко потянулась:

– Умеют же некоторые устроиться…

Валентина сладко зевнула, прикрыла глаза, плавно утопая в полудреме, однако шум во дворе заставил ее вздрогнуть, поднять веки.

– Какой огромный! Какие клыки! – сливались в единый подобострастный гул восхищенные голоса снаружи.

– Похоже, медный мальчик все же грохнул несчастного поросенка, – поморщилась богиня смерти. – Город предвкушает сытный ужин с пивом и песнями. Где же там Вик до сих пор шляется? Я начинаю скучать.

И в тот же миг над городом наконец-то раскатился тревожный гул набата. Это караульный на стене заметил на севере пять парусов – пять ладей, бодро плывущих по широкой реке против течения, уверенно огибая отмели и мысы.

Жители города на Эльстере никогда не знали настоящих войн. Однако до них много раз доходили слухи о ссорах между богами, порою превращавшихся во взаимные набеги, они помнили о нищих и вечно голодных лесовиках, всегда готовых угнать у речных обитателей их стада, не жалея при этом жизни пастухов, а при случае – увести с собой и славянских девушек. Улыбчивые и бесконечно дружелюбные на словах варяги азартно ловили зазевавшихся людей, чтобы продать в рабство скифам, – только отвернись.

2
{"b":"565278","o":1}