К вечеру получил сообщение, что 6-й мехкорпус начал движение в направлении исходных для атаки на Сувалки через Августов. Спешат, товарищи начальники! Но делать нечего, связался со штабом фронта, доложил, что направляет на усиление ПВО мехкорпуса батарею 37-миллиметровых пушек и пять батарей противотанковых 57-миллиметровых пушек 6-й ПТБр. Штаб информацию подтвердил, но приказал одну батарею оставить в крепости, есть информация, что немцы крепостью займутся завтра. Затем последовала довольно пространная беседа о том, зачем ему нужны два полка корпусной артиллерии, не лучше ли их перебросить на помощь шестому мехкорпусу. Выяснив, что при любом раскладе к началу атаки полки не успеют, Соколовский дал отбой.

Первый день войны завершался, Владислав впервые за день поднялся из КП на улицу. Совсем не так он представлял себе этот день. Где-то на правом фланге слышны раскаты артиллерии, бой под Августовом идет с трех утра, не прекращаясь ни на минуту. А здесь – задворки истории! Лишь у складов легкая суматоха: грузят снаряды для артполков, которые опять меняют позиции и переходят на запасные. Где-то высоко в небе гудит самолет.

Постоял, покурил на улице. Папироса была горькой, в горле першило, и он вспомнил, что со вчерашнего дня не ел, только выхлебал невероятное количество чаю. Тут подошел начштаба Виктор Иванович Корзунов с просьбой подписать сводки: оперативную, по потерям и по расходу боеприпасов. Лишь взглянув на общий расход снарядов, он понял, что день был достаточно насыщенный, просто в тишине КП было не слышно, что крепость ведет бой. Ведь крепость – это не только сама цитадель, но и все войска, которые ее окружают. То, что в цитадели тихо, означает, что войска находятся на своих позициях и сбить их оттуда противнику не удалось. Затем раздался звонок сверху, часовой просит разрешения пропустить вниз Барбару. Она принесла поесть. Они по-прежнему живут в третьем форте, надо бы перебираться в первый всем семейством. Времени об этом подумать до сих пор не было. Спросил у начштаба.

– Да, конечно, квартира коменданта свободна. Мы все удивлялись, что вы в старшинской комнате до сих пор ютитесь.

– До войны не было времени даже подумать об этом. И потом, это была отличная вечерняя прогулка.

Вошла Барбара, сказала, что от стрельбы на кухне вылетело стекло и что она ждала-ждала его на обед и решила сама принести. У нее в обеих руках было по авоське с кастрюльками.

– Вообще-то здесь столовая есть, товарищ майор. Дальше по коридору и направо, – заметил Виктор Иванович. – Мы думали, что вы не хотите есть, вот и не приглашали.

Времени знакомиться с подземными коммуникациями первого форта у командовавшего крепостью десять дней Владислава тоже не было. В третьем форте на КП была столовая, но готовили там ужасно, поэтому он предпочитал обедать вместе с батареей наверху, а завтракать и ужинать дома. Как обстоят дела здесь, он не знал, но Виктор Иванович похвалил местную кухню, где командовала его жена. Каждый кулик свое болото хвалит.

– Что с задержанными в Белостоке и Слониме эшелонами, товарищ подполковник? Есть данные, когда они будут? Требуется довести снабжение до штатного. Если требуется, снимайте на разгрузку два батальона 151-го полка с участка у Овечек. Там тихо пока.

– Есть!

– И найдите вот этот вагон с антенной для радиолокатора и с кунгом. Добейтесь присвоения ему литера. У нас дыра в ПВО, он требуется немедленно. Найдите коменданта станции, надерите ему задницу так, чтобы свербело, пусть найдет груз.

– Вы бы поспали, Владислав Николаевич, вон там ваша комната отдыха. Если что, дежурный поднимет.

Барбара ушла организовывать переезд, а майор зашел в комнату отдыха. Полковник Дролин понимал толк в отдыхе! Широченная кровать, явно немецкая, дубовая, кухня, обставленная дубовой же мебелью прошлого века, ванна, похожая на небольшой бассейн. В финском холодильнике очень неплохой подбор различных напитков. В огромном шкафу висело несколько пижам и весьма пикантных женских комбинаций. Особенно майора поразили черный кожаный корсаж с затяжками и черные кожаные женские трусы с разрезом в интересном месте, плетка и наручники. Семейство полковника жило где-то под Киевом, а его частенько видели с шикарной женщиной из Белостока в ресторанах. Видимо, они бывали и не только там.

Пожав плечами, майор завалился на диван, бросив туда подушку и накрывшись пледом.

Через пару часов зазвонил телефон, дежурный доложил, что прибыло командование фронтом.

Быстренько сполоснув лицо, Влад вышел через двойную дверь на КП. Там суетился с заспанным лицом Виктор Иванович.

– Последние оперативные данные где?

– У вас справа в черной папке.

Влад подошел к своему креслу и пробежался глазами по сводкам: переброшен батальон на разгрузку, проведена смена батальонов в шести ОП на севере укрепрайона.

– Пошли наверх?

– Конечно!

Но было уже поздно, по коридору потерны шли люди, а дежурный по штабу открыл дверь для начальства.

– Товарищи командиры! – подал команду Влад и четко доложил: – Товарищ генерал-лейтенант! Гарнизон укрепленного района номер шестьдесят шесть в течение суток ведет оборонительные бои с частями 42-го и 20-го пехотных корпусов вермахта. На вверенном участке противнику не удалось перейти границу Союза Советских Социалистических Республик. Проведено восемнадцать контрартподготовок, отбито шесть наземных и две воздушные массированные атаки противника. Гарнизон понес умеренные потери, в основном на правом фланге, где противник непрерывно атакует позиции приданных 27-й и 2-й стрелковых дивизий, есть незначительные потери среди личного состава 92-го артиллерийско-пулеметного батальона, обороняющих опорные пункты Райгруды и Риджево. За последние три часа проведена смена войск на шести участках. Части отведены в тыл для пополнения и отдыха. Командир крепости Осовец и комендант УР-66 майор Преображенский.

– Хорошо устроились, майор! Во вверенных частях были? – грозно спросил Еременко.

– Нет, товарищ генерал. Связь работает хорошо, и я имею полную информацию из опорных пунктов. В основном руководил действиями двух полков корпусной артиллерии в Шиманском лесу, обеспечивая необходимую артиллерийскую поддержку приданным частям гарнизона, и обеспечивал полки данными для стрельбы, боеприпасами и топливом.

– Вот я и говорю: для кого война, а для кого мать родна.

Он разорялся еще минут двадцать, говоря о том, что благодаря таким горе-командирам враг до сих пор не разбит, что не проведено ни одной атаки противника, что пассивная оборона ведет к проигрышу сражения. А командир, не показывающий личного примера для подчиненных, это трус и ничтожество. За все, что майор сделал, и расстрелять мало! Жаль, что публичные порки кнутом запрещены. Он бы только этим и занимался, что порол бы трусов. Влад долго крепился, потом вынул из папки «Директиву № 1» и протянул ее генералу Еременко.

– Что ты мне протягиваешь?

– План действий по прикрытию государственной границы на участке УР-66. Там же план мобилизационных действий в этом районе. Он полностью выполнен. Предложение атаковать вчетверо более сильного противника, бросая в атаку один стрелковый корпус с усилением против двух армейских корпусов вермахта, каждый из которых в два раза больше приданного мне корпуса, означает поставить задачу по удержанию укрепрайона на грань срыва. Также считаю поставленную задачу атаковать Сувалки силами двух мехкорпусов преждевременной. Разрешите показать обстановку на участке обороны.

Судя по всему, Еременко не видел полной картины: он видел только то, что ему показали в штабе округа, куда эту информацию не передавали, и считал происходящее на границе «мелкими шуточками немцев». В Москве он не был, его высвистали из-под Смоленска, где он командовал армией, и сунули сюда. Павлова, начштаба округа, и Болдина уже арестовали, и дела он принял по тем картам, которые были в штабе округа. То есть пустым. А Владислав подвел его к настоящей поднятой карте. Генерал-лейтенант тихо присел на краешек стула. В этот момент дверь растворилась и на КП появился Карбышев, который сопровождал невысокого военного в кожаном реглане. Его лицо было знакомым, но Владислав никак не мог вспомнить ни его фамилию, ни имя-отчество. Затем Еременко назвал его: