- Хрущев тогда был, кукурузу претворял!
- А помнишь, как у меня корова отелилась?
Гриша загорюнился: корова отелилась, овечка ягнилась, кобыла - тоже...
Лариса протянула ему рюмку - чокнуться. Губы под помадой были немолоды. Гриша сделал вид, что пригубил вино, а сам все думал, где взять деньги.
Потом Люся пошла провожать Бендегу, а Ларису нес Гриша. Он мог донести ее до своего дома, но дома не было денег.
На следующий день Гриша рано пошел к Игоренку: понес золотые часы. Их ему подарил поп Синегорской церкви - за то, что Гриша сказал, где украденные иконы. В общем, уже в полдень Гриша был в Калитве, купил золотое кольцо и стал искать Ларису. В одном кафе он встретил одноклассника (школу Гриша не закончил, потому что перед самыми выпускными экзаменами обвинил директора в краже стройматериалов, за что и... освидетельствовали его врачи и запретили сдавать экзамены). Одноклассник сказал, что видел Ларису по пути на пляж. Да ты, Гриша, смотри, она же спортсменка... чемпионка в этом...
Гриша пришел на пляж и сразу стал требовать, чтобы Лариса подарила ему сына. Она слушала так, что даже пустила на песок немного слюны. С тех пор как она помнит себя с мужиками, чего только не требовало от нее племя мужское, но рожать никто не просил. Всегда наоборот!..
Кольцо она взяла, надела: как раз. Ну, не зря ведь про Гришу говорят, что он этот... провидец. Обещала, что вечером придет к нему.
Гриша поставил в центр стола огромный букет георгинов, постелил чистое белье. Только Лариса начала на себе расстегивать что-то, как в дверь застучали.
- Гуселькин, ты? - спросил Гриша. Понял: Гуселькина выдала.
- Я... я... я тебе морду сейчас расквашу! Бабский угодник, жертва аборта! Что ты наплел жене моей?
"Нет, пора умирать", - подумал Гриша.
- Лариса, ты вылазь в окно, драка тут будет.
- Ну и что такого - драка так драка, - буднично ответила Лариса и пошла включать свет.
- Отойди от двери! - закричал Гриша.
Только она отошла, дверь выпала, запахло перегаром и мужским потом: видимо, Гуселькин всю дорогу бежал, распалялся. Гриша видел, что удар придется ему по шишке, однако не успел загородиться. Но и Гуселькин получил в лоб от Ларисы чем-то увесистым. Это заставило Гуселькина ретироваться. Прибежал на шум Игоренок, который прогуливал беременную Маринку и увидел бежавшего человека.
- Шишка после удара опять расти начнет, - печально говорил Гриша.
- И опять спадет, - успокаивал Игоренок. - Пора тебе ее вырезать!
- И буду я Гриша, бывший Шиша?.. А вдруг это буду не я?
Игоренок ушел, а Лариса снова выключила свет... После того как маленький Гриша был зачат, а будущая мать крепко заснула, Гриша-Шиша долго плакал, стараясь неслышно вытирать лицо простыней. Голова сильно болит, а в больнице он лежать не может: там вокруг у людей под одеждой идет ежеминутное разложение или перерождение, а помочь нельзя ничем. Если бы Гриша умел лечить, он бы действовал с пользой, а так... Знание без дела мертво, Гриша это еще в детстве понял, когда мать заболела. Была она человеком совершенно опустившимся, до нуля, до минус единицы, когда же заболела и слегла, то стала каяться перед сыном. А он ясно видел, как паутина смерти прорастает у матери внутри, но помочь ничем не мог, а хотел, о, как хотел-то!..
Четыре месяца Гриша провалялся почти без памяти: друзья за ним присматривали, кормили с ложки. Однажды приходила Лариса - уже неуклюжая, на пятом месяце. Гриша знал, что она пытается женить на себе Иванку-шофера с завода. Говорит ему, что беременна от него, Иванки...
В эту ночь Вовка Бендега дежурил у постели Гриши с бутылкой водки в руках. От вина он последние дни не пьянел. Пришлось купить водку. Гриша умирал, зная, что через четыре месяца будет на кладбище ползать между могил его сын. Даже не ползать, а барахтаться и кричать. Он будет сигналить миру, что живой. Муравьи приползут и захотят выесть глаза у младенца, но идущие со смены женщины заметят ребенка и отнесут в больницу. Небольшая припухлость на лбу станет заметна у него позже, когда его выпросят - за красоту и ум - приезжие венгры (муж и жена). Венгры тогда будут работать в Калитве (договор на год).
Пройдет десять - двадцать лет, и память о Грише-Шише станет слабеть, хотя кое-кому он еще пару раз явится во сне, а кого-то испугает строчкой из своих стихов, которая прозвучит над ухом почти как наяву...
ЗА ГРЕХИ МОИ
Начну, благословясь, вот с чего.
На ТВ меня спросили: что люблю больше - детей, мужа или писать рассказы. Я говорю: больше всего люблю Бога, а потом все остальное. После Людмила Александровна Грузберг мне хотела возразить: это же разные вещи Бог и остальное, а вас спросили про остальное. Но, по-моему, для любви все едино... Либо, если разделять, то можно без конца. Ведь детей любишь тоже не так, как мужа. Более того, люблю писать рассказы не так, как писать романы, а пьесы - тоже по-другому. Пьесы тебе кто-то диктует, романы долго тебя греют, и во время бессонницы, и во время застолья они сами по себе пишутся где-то внутри, а рассказы - раз! - и готово.
...Это было в 1986 году. Мне сделали операцию (камни в почке). И вот лежу я ночью в палате, прикидывая, как удачнее выброситься в открытое окно: с разбега или вывалиться. Боль невыносимая, а промедол мне мой врач не ставит. Но поскольку со второго этажа убиться нет гарантии, то я - атеистка - от безнадежности с какой-то полуверой обратилась к Высшему Существу:
- Если Ты есть, помоги мне!
И чудо тут же случается: в палату входит дежурный врач и спрашивает, как я. А так, говорю, Климов промедол не разрешил... В окно хочу выброситься, больше не могу терпеть...
- Поставьте промедол, я распишусь, - сказал врач сестре.
Мне сделали укол, я заснула. Это было три часа ночи. В шесть боль вернулась, но терпимая, и промедол более не понадобился. (Врач мне говорил, что он задерживает заживление и проч.)
Недавно, празднуя свой пятидесятилетний юбилей и подсчитывая "достижения", я поняла, что главное достижение - это мой приход к вере. Я сейчас вообще не понимаю, как я раньше без нее жила, потому что ежечасно: "Господи, благослови, Господи, помилуй, Господи, исцели мою доченьку, Господи, помоги спасти наш город от утилизации твердотопливных ракетных отходов, Господи, спаси нас от коммунистов и фашистов (срывая лозунги РНЕ)..." И помогает, спасает каждую секунду, продляя нашу жизнь...
А была пионеркой, комсомолкой, и только однажды, когда очень хотела поступить в университет, обратилась к Богу, то есть дала вдруг обет: если поступлю, то поставлю свечку в церкви. Поступила - и поставила. У меня была очень религиозная бабушка, может, это как-то от нее мне передалось (ощущение счастья оттого, что верю). Причем мне нравится быть именно простой прихожанкой, как бабушка. Хотя я заглядываю в книги то св. Григория Паламы, то в "Мистическое богословие" Дионисия Ареопагита, слово батюшки, сказанное мне во время исповеди, значит для меня больше, чем многие книги.
К нам долгое время ходил друг мужа, блестящий аспирант-физик, который ушел в церковные сторожа, - так вот, он покровительственно поучал меня тому-сему (бросайте писать, бросайте смеяться), а когда я его попросила показать мне в Молитвослове Покаянный канон, чтоб приготовиться к исповеди, он не знал, какой такой покаянный канон, и предположил, что сие - псалом 50.
В самые трудные минуты жизни спасали меня молитвы. Когда наша приемная дочь звала меня только "сука" и "б...", а ее любовники буквально пытались убить нас, то мы с мужем стали молиться так: "Господи, унеси ее в богатство". День за днем, месяц за месяцем, год за годом... И наконец она выходит замуж за немца, причем словно специально для нас, чтоб спасти нас от смерти. Потому что я уже кричала дважды, что Бога нет, ибо будь Он - она бы меня до такого состояния не доводила. Я уже была в полном отчаянии. А молились мы за богатство, потому что она любила только деньги, поэтому не зла же ей желать - вот и молились за богатство. А никакого богатства не вышло в итоге: уже через два месяца она была в нашем доме, но... не в нашей квартире, ибо выписалась, комнату свою продала! Говорила, что в Москве их обокрали, муж поехал в Германию за деньгами и проч. Назад не вернулся. Но и она у нас не живет...
