Жердев пояснил, что по дюжине «родных» пушек на галеонах останется, для маскировки. А сорокапятки перед входом в порт с тумб снимут и уложат в трюм, как груз. В порт войдут, и снова поставят, прикрыв брезентом.
Резюмировал Зильберман:
– Кошелек с золотом откроет любые двери. Замажем золотишком глаза и таможне, и пограничникам, и городским властям. Если кто скажет, что здешних чиновников невозможно подкупить, я помру со смеху. Я с несколькими испанскими суперкарго по этому поводу проконсультировался. Все берут, только давай. Главное, чтобы кошелек не был маленьким, а эскудо в нем были большими. А с этим у нас проблем нет.
Ягодин выразил сомнение, хватит ли двух сорокапяток для самообороны галеонов в море и в порту. Предсовнаркома пояснил, что в эскадренный бой они ввязываться не будут, а сбить мачты преследователям смогут запросто. Или вообще утопить нескольких особо настырных преследователей, поразив бронебойным снарядом крюйт-камеры. Для самообороны в порту предложил на каждый галеон выдать ручной пулемет и по пять штук автоматических винтовок из Сталинграда. На случай отражения абордажа экипажи галеонов получат запас ручных гранат. Взамен пулеметов и винтовок в Сталинград будут поставлены два только что испытанных орудия. Кроме того, два следующих орудия первого типа, изготовляемых на заводе, также пойдут в Сталинград. На этом заседание закрыли.
Ягодин доложил Генсеку о желании Мещерского ввести НЭП. Круминьш заметил, что введение НЭПа потребуется не раньше, чем через три года, а до того еще дожить надо. Но, листочек с записью об этом лег в дело Хозфракции. Туда же лег листок о вредительском разоружении Авроры и Кирова, а также о вредительском ослаблении обороны Сталиграда путем изъятия из крепости двух пулеметов и десяти винтовок. Там же были подшиты листочки о введении без санкции Политбюро шестидесятичасовой рабочей недели и злостном нарушении социалистической законности, выразившемся в отмене оплаты за выполненную работу, в случае невыполнения работником нормы. Были и другие листочки. Мещерский в выражениях в адрес коммунистов, отлынивающих от работ под предлогом выполнения партийных поручений Политбюро, совершенно не стеснялся. Сексоты Замилацкого об этом регулярно постукивали.
Узнав от Ягодина, что капитан-командор Планель де Бардакс подал заявку на включение в состав экипажей в качестве штурмана, Мещерский заинтересовался и вызвал его к себе на беседу. В качестве искреннего союзника, капитан-командор был бы весьма полезен мартийцам. Если же он задумал диверсию, мог принести большой вред. Ягодин характеризовал капитан-командора положительно. Чтобы произвести на испанца максимальное впечатление, вызвал его не в штаб, а в свою каюту на Марти.
Ожидая де Бардакса, осмотрел каюту, перевернул висевшую на стене карту Антильских островов и лежавшую на столе карту Крыма. Еще раз прочитал краткую «Историю республики Кмчатка» на десяти машинописных страницах, разработанную библиотекарем Сенечкиным, предназначенную для внешнего распространения, несколько дней назад утвержденную Круминьшем,. По одному отпечатанному экземпляру Истории выдали капитанам парусников и начальникам цехов, всем, кто контактировал с испанцами. Рядовым краснофлотцам и членам экспедиции эту историю зачитали на политинформациях. Испанцам и индейцам разрешили рассказывать только ее. Распространять среди них сведения из реальной истории, равно как и любые сведения технического характера, Совет категорически запретил, объявив их особо секретными. Весь состав экспедиции был ознакомлен с этим постановлением Совета под роспись.
Боец – конвойник ввел испанца в кабинет. Как ни странно, Мещерский в летнем мундире каперанга и испанец в протертом до дыр камзоле оказались чем-то похожи. Оба высокие, сухощавые, подтянутые, оба загорелые. Только один сероглазый светлый шатен, другой жгучий кареглазый брюнет. Один с прямым носом и тонкими губами, другой с солидным «румпелем», нависшим над чувственным ртом. Вероятно, среди предков де Бардакса затесались арабы.
Ввиду важности беседы, Мещерский вызвал для перевода краснофлотца Подригина, одного из двух лучших знатоков испанского языка в республике. Важно было передать все нюансы разговора.
– Военнопленный Планель де Бардакс прибыл! – отрапортавал испанец, вытягиваясь по стойке смирно. Однако, подумал Мещерский, крепко их Ягодин вымуштровал, в ежовых рукавицах у НКВД не забалуешь!
– Ну, во-первых, дон Планель, вы теперь не военнопленный, а наемный работник. Вы ведь договор подписали, и клятву на библии дали?
– Так точно! Подписал и дал!
– Присаживайтесь к столу, вы теперь штурман, то есть снова относитесь к командному составу, – Планель присел на краешек стула, даже сидя умудрившись сохранить стойку «смирно». Очевидно, от вызова к адмиралу и Предсовнаркома он не ждал ничего хорошего.
– Вольно, дон Планель, расслабьтесь, я хочу просто побеседовать с Вами.– Мещерский позвонил в колокольчик, – Евстигнеев, распорядитесь насчет пары чашек чаю и булочек, – приказал он вестовому, заглянувшему в дверь.
– Хочу понять мотивы вашего решения. Извините, Вы, капитан-командор, почти адмирал, идете служить простым штурманом государству, находящемуся в состоянии войны с Вашей страной.
– Все просто, господин адмирал. Переворачивая прессформу на кирпичном заводе, я все равно служу вашему государству. Только бесплатно. Да и работа крайне скучная.
– Но ведь вы дворянин! Наверняка присягу давали!
– Вот как раз присягу не давал. Как то прошло мимо. Сначала нанялся простым матросом на купеческую каравеллу, потом стал помощником штурмана, потом штурманом, потом капитаном. Потом каравеллу вместе с командой выкупила у хозяина королевская казна. Потом меня перевели на фрегат. Потом Вице-король присвоил звание капитан-командора по представлению губернатора. А что до дворянства, так я дворянин без двора, то бишь, без поместья. Четвертый сын в семье. Бедный безземельный идальго. Для дворянина без поместья быть наемником – обычное дело. В испанской армии и флоте множество португальских, итальянских, да и французских дворян. И служат они, невзирая на то, с кем воюет в данный момент Испания: с Португалией или с Францией. А во Франции и в Португалии, служит много испанских дворян.
Так что, поместья у меня нет, семьи тоже пока нет, есть только домик с прислугой в Санто-Доминго. Надеялся, до конца службы накоплю денег, куплю поместье в Новом Свете с индейцами, стану энкоминдерос. Это я к тому, что с испанской короной меня в данный момент ничего не связывает. Ваша война с Испанией продлится долго. У вас огромное качественное превосходство в вооружении, а у Испании огромное количественное превосходство в людях и кораблях. Насколько Вас сможет поддерживать Ваша метрополия, мне не известно. С другой стороны, Испания в состоянии перебрасывать в Новый свет не более 4 – 6 тысяч человек в год. То, что я видел во время боя с Вашим кораблем, свидетельствует, что вы в состоянии значительно уменьшить этот приток. Так что, исход войны для меня неясен. За время службы у Вас буду зарабатывать деньги. Годы идут.
Простые матросы, уже поплававшие на Ваших кораблях, которых вы, несомненно, специально запускали в наш лагерь, рассказывали много интересного о порядках и дисциплине. Ответственно заявляю, что Ваш флот – единственный в мире, в котором не практикуются телесные наказания. Даже удивительно, как вы обходитесь без них, и при этом поддерживаете идеальный порядок на кораблях!
Еще один важный мотив. Я военный человек, и посмотреть вблизи на Ваши самоходные корабли, чудодейственную артиллерию и другие чудеса, мне крайне интересно. Стоя у кирпичной формы, я ничего не заработаю и ничего не увижу.
Вестовой занес две чашки чая и блюдо с булочками. Мещерский взял чашку и сказал:
– Угощайтесь, дон Планель.
– Спасибо! Вы оказываете мне большую честь, господин адмирал!
– Чего греха таить, нас не так много, и нам нужны верные люди. Мы уже набирали на парусники простых испанских матросов, большинство из них неплохо себя показали. Теперь набираем средний командный состав. В дальнейшем, глядишь, кто-то и в капитаны выйдет. Так что лично у Вас, дон Планель, перспективы весьма хорошие. Ваши подчиненные о Вас отзываются хорошо, даже находясь в плену. А это дорогого стоит.
