Олькины истерики начинались после обеда или вечером и могли длиться часа три. Я не могла понять, что их вызывало, – причиной очередной бури могло оказаться все, что угодно. Обычно случались единичные приступы, реже они происходили друг за другом, и после них она чаще всего засыпала. Длились они тоже по-разному и с разными симптомами. Олька орала, плакала, нападала на меня с кулаками, бросалась разными предметами, ее лицо и конечности синели, дыхание нарушалось.
Сначала я чувствовала себя такой беспомощной, вернее, я всегда так себя чувствовала. Однако со временем я перестала паниковать.
Первые дни я с самого утра со страхом ожидала истерического приступа. Ходила вокруг малышки на цыпочках, меня бросало в холод, когда она кривила губы. Боялась сделать что-то, что вызовет бурю.
Но потом поняла, что от меня ничего не зависит, – что бы я ни делала, истерика все равно случится. Я по-разному реагировала на эти приступы: или злилась от своей беспомощности, или на меня просто наваливались апатия и безразличие. Начинало прыгать давление, и приходилось пить лекарства, я глотала успокоительные, запивала коньяком, потом шла спать. Оля засыпала там, где была, а я с трудом доползала до кровати или дивана.
В тот раз, беря телефонную трубку, я была спокойна, чертовски спокойна.
– Привет, Роберт! – поздоровалась я. Хорошо, что он подошел к телефону – говорить с Магдой было бы намного труднее.
– О, привет, Аня. Как поживаешь?
– Все по-старому: истерики, обмоченный ковер и горсти успокоительных. За два месяца ничего не изменилось. Вообще-то, это были два последних месяца, на большее мы не договаривались. Помнишь? – ядовито осведомилась я.
– Да, помню. Мы как раз это обсуждали.
– И что вы решили?
– Нам это решение далось нелегко, – нерешительно начал он. – Понимаешь, у Магды операция через десять дней, и через неделю ей надо ложиться в больницу. Я должен буду ее проведывать, а мне нельзя сейчас отпуск брать, а то будет повод вышвырнуть меня с работы. Нам сейчас как никогда деньги нужны.
Он запнулся, и тут я поняла, что он хочет сказать.
– Аня, мы не можем забрать Олю, – прошептал он.
– Роберт, у меня ей тоже не место, ее надо специалистам показать, психологу какому-нибудь. У нее истерики каждый день, она не контролирует мочеиспускание и плохо разговаривает. Для трехлетнего ребенка это ненормально, – объяснила я ему холодно.
– Может, у нее просто что-то болит? Колики или вирус какой-нибудь? – сказал он. – А может, аллергия? Сейчас все дети ею болеют.
– Хватит! Иоанна ее несколько раз осматривала, мы столько разных анализов сделали. Оля здорова. Ей просто нужны дом и забота. Иногда мне хочется, чтобы Оля на самом деле заболела и ее на пару дней положили к Иоанне в отделение. Но моя так называемая подруженька отказывается принимать в больницу здорового ребенка.
– Так ведь у Оли есть дом. Она сейчас с тобой, Аня, и мы тебе очень благодарны.
– Разве это дом? Мы все это понимаем. Это зал ожидания, и заботятся о ней сейчас, как в зале ожидания. У нее есть еда и крыша над головой. Ведь Магда меня хорошо знает, я даже яйца всмятку варить не умею. Оле три годика, а она ест кашки и супчики из баночек для младенцев. Я не представляю себе, как воспитывать, кормить и ухаживать за детьми. И знаешь что? – Я повысила голос. – Я учиться не собираюсь.
– Аня, ты права. Оле нужны лучшие условия, но мы не видим другого выхода.
– Зато я вижу… – Я осеклась.
Он подождал секунду, потом продолжил.
– Аня, пожалуйста, давай подождем еще немного, – попросил тихо.
– Я не справляюсь. У меня плохие анализы. Давление скачет и изменения в ЭКГ. Спина и ноги болят. Я не высыпаюсь и уже совсем измучилась, – жаловалась я ему, а он молчал.
Вдруг в трубке послышался голос Магды.
– Роберт, а кто это? Аня? Анечка звонит?
Нет, только не «Анечка»! Против этой «Анечки» я никогда не могла устоять. Правда, давно уже Магда так меня не называла. С тех самых пор, когда я была доброй старшей сестрой, а она слабенькой и болезненной младшенькой, о которой надо заботиться. Удар ниже пояса.
– Да, мы уже заканчиваем. Сейчас иду к тебе! – отозвался Роберт. – Пора прощаться, Магда проснулась, – сказал он мне. Пару секунд мы молчали. – Аня, я не могу на тебя давить. Делай как знаешь, только прошу: не говори ни о чем Магде.
– Хорошо, поцелуй ее от меня. Созвонимся.
Следующие пару дней я старалась, как могла. Крутилась вокруг Оли, следила за каждой ее гримаской, отвлекала внимание ребенка от всего, что могло не понравиться или понравиться, а я не могла бы ей этого дать. Кормила ее сладостями и с улыбкой вытирала рвоту. Все без толку. Истерики продолжались. Во время одной из них раздался входной звонок. Я оставила Ольку в комнате и пошла открывать. Ее вопли были слышны даже через закрытые двери.
– Привет, а у тебя тут весело, – сообщила Иоанна, входя в прихожую.
– Да, есть немного.
– Я думала, все уже позади.
– Нет, и позади, и впереди, и со всех сторон. Но сейчас уже получше. Она не задыхается, и конечности не синеют. Пустяки.
Оля, видимо, поняла, что что-то происходит, потому что вопли переместились поближе к запертой двери.
– Долго она так? – спросила Иоанна.
– С полчаса. – Я взглянула на часы. – Хотя нет, уже дольше.
– Здоровая же баба вырастет! – восторженно заявила Иоанна. – А ты неплохо о ней заботишься.
Не знаю почему, но именно в тот момент во мне что-то сломалось. Я уселась на комод, обхватила голову руками и разрыдалась.
– Аська, прошу, помоги, а то я не выдержу. Я старалась, честно. Пожалуйста, помоги мне.
Она подошла ко мне и обняла, а из-за дверей все еще доносились вопли.
– Иди, попей воды и прими ванну. Ты давно не мылась? А я займусь нашей истеричкой.
Я так и сделала. После ванны почувствовала себя намного лучше. Благоухающая и освеженная вошла в комнату. Оля спала на кровати, личико у нее было спокойное, немного опухшее, но спокойное, и дышала она размеренно.
– Что ты с ней сделала? – спросила я.
– У меня свои секреты, – ответила Иоанна с улыбкой.
– Может, поделишься? – спросила, наливая себе конька. – Будешь? – предложила из вежливости, точно зная, что откажется.
– Помнишь, как я лечила Дороту, когда она была маленькая?
Помнила, конечно. Однажды я пришла к Иоанне без предупреждения, как она ко мне сегодня, и увидела жуткую сцену. Она выгибала тело своей маленькой доченьки под каким-то абсолютно неестественным углом. Даже смотреть было больно, а Доротка отчаянно вырывалась у нее из рук. Ей понадобилось два года, чтобы вылечить малышку. Теперь, глядя на эту молодую женщину, никто не поверил бы, что в детстве у нее обнаружили поражение мозга.
– Поделишься своим чудесным секретом?
– Никогда! – воскликнула она. – С твоей склонностью к алкоголю и успокоительным у ребенка тоже зависимость разовьется.
– Ха, значит, это лекарство!
– Ха, я этого не говорила.
– Уже легче! Значит, нет у тебя никакого чудесного секрета?
– Нет, иногда приходится обходиться самым простым.
– Дай мне немного своего средства.
– Нет, ты будешь злоупотреблять.
– Ну ты и вредная баба!
– Знаю, – сказала она с улыбкой.
Я чувствовала себя на десять лет младше.
Кто-то смог успокоить Олю и позаботиться обо мне. Кто-то сказал мне, что я не такой уж кошмарный опекун.
– Иоанна, я хотела поговорить об Оле. Мне придется принять сложное решение. Поможешь? – спросила я, уверенная в своей правоте.
– Даже и не думай!
– Пожалуйста, хотя бы выслушай.
– Нет! Я знаю, о чем ты сейчас скажешь, – сказала она уверенно. – Что ты с ней не справляешься, что тебе трудно, что ты не можешь нормально об Оле заботиться, что Магде с Робертом сейчас не до нее, что ты отдашь ее только на время, а потом дед с бабкой ее заберут.
– Ну, приблизительно это я и хотела сказать.