Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Прогресс неодолим, - заметил Алексей.

- Бесспорно. Я лишь говорю о трудностях, с которыми вы столкнетесь. А может быть, и с сопротивлением.

Алексей улыбнулся.

- И все же прогресс неодолим.

- Видите ли, - сказал Баженов, - всякая реконструкция - это ломка. Всякая ломка болезненна. Рабочий, привыкший к определенной системе работы, поддержит реконструкцию, если она будет доведена до конца и даст видимые и ощутимые результаты. К сожалению, мы часто начинаем и бросаем и тем самым порождаем настороженность и недоверие.

- Это правильно, - сказал Алексей. - Вам остается только поверить, что другой задачи у меня нет и не будет.

- Вы человек настойчивый, - рассмеялся Баженов, - и я в вас верю. Еще с тех далеких времен. А что такое повышение производительности труда - это мы все хорошо знаем.

- Я тебя жду! - крикнул Казаков, занимавший весь просвет в двери своего кабинета. - Пора обедать!

Алексей стукнул его по плечу.

- Я готов, старик.

- Что Баженов?

- Встретил хорошо, немножко припугнул.

- Понятно. А я голодный как дьявол. Утром меня покормили очень слабо, пожаловался Казаков.

Они вышли из заводоуправления на мягкий от жары асфальт. У Казакова был вид человека, который не знает, то ли ему лечь спать, то ли пойти в кино, то ли выпить кружку пива.

Он окликнул кого-то.

- Тима, как вчера?

- Хозяин проиграл. А ты что же?

- У меня друг приехал.

- Преферансисты наши, - пояснил Казаков. - Скажу тебе, мы с директором заядлые преферансисты. Ты не начал играть?

- Нет.

- Эх ты! - разочарованно протянул Казаков.

Столовая, представляла собой маленькую комнату, где было четыре-пять столиков, покрытых голубоватыми крахмальными скатертями. В углу стояло старое, с подзеркальником, зеркало, отражавшее широкие спины обедавших.

В комнате было тихо, негромко позвякивали приборы о тарелки, негромко переговаривались обедающие. Притих и Казаков.

Алексей не сразу увидел, что в углу, один за столиком, обедал директор. Вот я ем лук со сметаной, казалось, говорил директор, вот сейчас я буду есть окрошку с луком, потом отдельно сметану, потом компот, то есть я сейчас на ваших глазах делаю то же, что и вы, но боже вас всех упаси помешать мне, зашуметь, заговорить между собой или обратиться ко мне с каким-либо делом или вопросом. Я обедаю.

У директора было бульдожье, смуглое и значительное лицо, усталые, хмурые глаза, мешки под глазами, волосы, не поддающиеся гребенке, пухлые руки. Он не был старым, но его возраст определить было трудно. Может быть, ему не было и сорока лет. Было видно, что спортом он не занимался, тело его в помятом сером костюме с широкими рукавами было грузным.

Он был важным, он хотел быть важным, это было ясно.

"Если ты умеешь руководить заводом, то на кой черт тебе такая важность?" - иронически подумал Алексей.

Принесли винегрет, любимое блюдо Алексея со студенческих лет. Винегрет пахнул огурцами, засоленными в бочках, был заправлен подсолнечным маслом и уксусом, и хлеб был свежий, ноздреватый, нарезанный большими ломтями. Алексей с удовольствием начал есть, а когда снова посмотрел в угол, директор прикладывал салфетку к губам и поднимался со стула. Он медленно поднялся, медленно пересек крошечную столовую и удалился.

В это время со двора послышались удары, размеренный стук железа по железу.

- Шаги командора, - сказал Казаков.

Все громко засмеялись. Так смеются после вынужденного молчания. И заговорили, зашумели, столовая сразу стала похожа на автобус, в котором утром ехали на завод.

- Олечка, еще винегрету, - попросил главный энергетик.

- Эх, пивка бы холодненького, - сказал Казаков. - Олечка, раздобудьте.

- Нету пива, есть лимонад и Минводы, - ответила дебелая официантка, которая тоже стала разговаривать, шутить, быстрее бегать с тарелками, предлагать блюда. - Есть творожок со сметаной, хотите? - спрашивала она у всех. - Свежий, с ледника.

Еще входили люди. Теперь все места были заняты.

- Чертежи даются по ходу пьесы, - высоким голосом говорил человек в голубой куртке на молниях.

- Неизвестно, сколько действий в пьесе, - громко сказал Казаков и шепнул Алексею: - Наш дурачок академик.

Алексей улыбнулся.

"Академик" стоя допил компот, надел темные очки и ушел.

- Когда я просился в академию, мне сказали: "А работать кто будет?" сказал Казаков.

Все опять засмеялись. Нефтяная академия, куда посылали на усовершенствование, была неисчерпаемой темой для шуток. Склочников, дураков, чересчур обидчивых пытались сплавить с производства в академию. Академию недавно закрыли, но вспоминали ее по-прежнему.

В дверях показался Баженов, увидел, что много народу, помахал приветственно рукой и ушел.

- Здесь есть место, позови его, - сказал Алексей Казакову.

- Он пошел обедать в общий зал, - ответил Казаков.

11

Нефтеперерабатывающий завод - это прежде всего трубы, белые и черные, широкие и узкие, одни низко над землей, другие подняты высоко, сотни километров труб, в некоторых местах они стягиваются в замысловатые пучки и расходятся дальше по сложному и необозримому плану. Под землей труб еще больше, фантастическая паутина.

Завод поражает мощью и красотой. Огромные, высоченные колонны, множество странных, необычных на вид сооружений, гигантские серебряные резервуары различных форм, вплоть до совершенно круглых, и все это располагается не в дымных, закрытых, низких цехах, а привольно раскинуто, открытое, белое, сверкающее под голубым небом на зеленой травке, обвеваемое ветрами, обмываемое дождями.

Кругом безлюдно - характерная особенность современного нефтеперерабатывающего завода, на аппаратных дворах мелькают два-три человека. Но люди есть, и пока еще немало, и для них-то и развешаны, прибиты, нарисованы многочисленные предупреждения: "Кури только в специально отведенных для этого местах", "Отбирай пробу только в рукавицах".

Плакатов, предупреждений, правил и лозунгов очень много. Некоторые устрашающи. Почти все начинаются словом "Помни!". Почти все наглядно показывают, что неосторожность ведет к взрыву, пожару, отравлению, гибели. В сотнях вариантов сообщается, что "нефть загорается, а водород взрывается". Помни, помни, где ты находишься, помни, помни, помни.

Энтузиазма по поводу реконструкции, предложенной Алексеем, в цехе каталитического крекинга не было.

Алексей понимал: цех выполнял план как надобно, на все сто два процента. Это не всегда удавалось, но к этому стремились. Это сулило безмятежность, насколько она возможна среди огня и газа. Жизнь текла спокойно. Но это было нехорошее спокойствие.

То, что называется "увеличить производительность", в каждом случае означает разное. Для каталитического крекинга это означало брать хуже сырье и давать при этом больше бензина высокого качества, с высоким "октановым" числом, как говорят техники.

"Дадим стране больше бензина!" - висели лозунги на заводе. Комсомольцы следили за тем, чтобы эти лозунги хорошо висели, чтобы их не мочил дождь, не срывал ветер. Комсомольцы ходили по заводу и подставляли баночки и подносики везде, где можно было предположить потери нефти и нефтепродуктов. Эти баночки сберегали государству десятки тысяч рублей. Так экономил хозяйский глаз.

Инженерная мысль искала резервы в главном, в самих установках, которые должны были работать интенсивнее, должны были "увеличивать производительность".

Существующие понятия проектной мощности в действительности, когда машина из рук творца - человека, создающего ее, - переходит в руки, теплые, живые руки другого человека, который будет ею пользоваться, почти всегда рушатся. Оказывается, тот, кто создавал и строил, запрятал в глубь своей машины то, что называется запасом прочности. Иногда это называют еще скрытыми мощностями. Ни в каких проектах этого нет. И тот, кто взял эту машину, непременно найдет секрет, если будет искать, конечно.

17
{"b":"56480","o":1}