Когда девушка вошла в столовую, герцогиня жаловалась на замок.

– Здесь все нужно ремонтировать! У меня в комнате на стенах плесень растет!

Отец устало улыбнулся Сильвии. Они с герцогиней сидели на противоположных концах длинного дубового стола.

Томпкинс выдвинул для молодой леди стул прямо посередине.

– Здесь все так мрачно, – продолжала негодовать ее светлость. – Как, спрашивается, мне приглашать сюда гостей? Как устраивать приемы?

– Сюда мы приехали отчасти и для того, чтобы отказаться от подобного рода расходов, – мягко напомнил ей герцог, наблюдая за тем, как Томпкинс накладывает куски розовой блестящей ветчины ему на тарелку.

– Ты сошел с ума! – заявила герцогиня. – Как нам найти мужа Сильвии, если ни с кем не встречаться? Даже какой-нибудь сельский сквайр лучше, чем ничего. Нет, нужно немедленно начинать ремонт. Завтра же выпишу из Лондона новые занавески.

– Дорогая моя, но у нас нет на это денег, – тихо промолвил герцог, жалея, что об этом приходится говорить при Томпкинсе.

Герцогиня, нахмурившись, посмотрела на него с другого конца стола:

– Что ты сказал, дорогой?

Герцог сдался:

– Я сказал: у нас нет денег.

– Нет денег, чтобы купить хотя бы новые занавески? Нет денег, чтобы сделать ремонт в комнатах? Тогда я просто умру!

– Не умрешь, если нас будут кормить такой ветчиной, – проворчал герцог, беря нож и вилку.

– Что толку от ветчины, если у тебя незамужняя дочь! – вскричала герцогиня.

Сильвия перехватила взгляд Томпкинса, который закашлялся в белую перчатку, и сама едва удержалась, чтобы не прыснуть.

– А как же первый бал для Сильвии? – продолжила ее светлость. – Как нам его, по-твоему, устраивать?

Герцог беспокойно поерзал на стуле:

– Мне сначала нужно разобраться с несколькими счетами, дорогая.

Герцогиня ворчала весь обед, и Сильвия обрадовалась, когда наконец пришло время ложиться спать.

Той ночью она заснула быстро, и снились ей луга, покрытые похожими на звезды цветами.

Когда на следующее утро Сильвия проснулась, над травой еще висел густой сказочный туман. От песни взмывающего в небо жаворонка у девушки затрепетало сердце. Наспех одевшись, она поспешила вниз завтракать. Отец с угрюмым видом сидел за столом один. Однако лицо его прояснилось, когда он увидел дочь.

– Кухарка встала затемно и испекла для нас великолепный хлеб, – сказал герцог. – Есть еще свежие яйца и каша.

– А где мама? – спросила Сильвия, намазывая маслом кусок хлеба. Она любила герцогиню и называла ее «мама», хоть та и не была ее настоящей матерью.

– Еще не вставала. Я велел горничной отнести ей чай.

– Какое красивое сегодня утро, – вздохнула Сильвия.

– Да, – согласился отец. – Хочешь покататься?

Глаза Сильвии удивленно округлились:

– У нас еще остались лошади?

– Да, – кивнул герцог. – В конюшнях мало что осталось, но, кроме лошадей для кареты, у меня все еще есть пара лучших гунтеров в графстве. Они происходят от моего старого коня Лансера.

– Так едем! – воскликнула Сильвия, вскакивая со стула.

Герцог рассмеялся.

– Ты не доешь бутерброд?

– Нет, нет. Когда я вернусь, аппетит у меня будет лучше.

Его светлость встал.

– Что ж, тогда нам стоит найти сапоги для верховой езды. Думаю, в сарае у конюшни должна быть целая куча.

Спустя полчаса Сильвия и ее отец уже скакали прочь от замка.

Обогнув лес, они на лошадях перепрыгнули забор и выехали на открытое пространство. Разогревшись, лошади перешли на галоп, и Сильвия с наслаждением почувствовала, как ветер заиграл в ее волосах.

– С того холма видно море, – крикнул герцог через плечо.

Местность вокруг была большей частью плоская, и то, что он назвал холмом, было всего лишь небольшой возвышенностью, но, заехав на нее, они действительно увидели серые просторы Северного моря.

Отец и дочь спустились на другую сторону холма, где из-под мшистых камней пробивался ручей. Там они спешились, а лошади наклонили головы, чтобы напиться. Вокруг царила густая тишина, нарушаемая лишь криками камышницы.

– Я вижу, ты не жалеешь, что пришлось уехать из города, а? – спросил герцог дочь, помолчав.

– О, папа, как вы могли такое подумать? Вы же знаете, как я люблю деревню. Приятно, конечно, было ездить каждый год на Ривьеру, но я бы с бóльшим удовольствием приезжала сюда.

– Гм, – проворчал герцог. – Для меня это точно было бы лучше. – Какое-то время он сидел, задумчиво поглаживая бороду. – Знаешь, дорогая… Я не рассказал вам худшего.

Сильвия в тревоге посмотрела на него.

– Что вы имеете в виду, папа?

Герцог, преодолевая стыд, начал:

– В казино я терял намного больше, чем все думают. На Ривьере, в Париже, в Лондоне… Ночь за ночью я играл, и ночь за ночью проигрывал. Удача отвернулась от меня. Забыла меня навсегда. Возможно, мне придется продать наш лондонский дом, чтобы расплатиться с долгами.

– О, папа, – пробормотала дочь. – Это ужасно. Мама уверена, что мы когда-нибудь сможем вернуться.

Отец с несчастным видом вздохнул.

– Быть может, мне не придется… продавать замок, если дела не пойдут лучше.

– Продать замок? – в ужасе воскликнула Сильвия.

– Я надеюсь, до этого не дойдет, – торопливо прибавил герцог. – Но у меня просто нет денег для ремонта замка. Нет денег для твоего бала. Чтобы протянуть следующий год, мне придется продать кое-какие картины из нашего лондонского дома. Я договорился с торговцем, он на следующей неделе съездит туда и сообщит мне, сколько они могут стоить. Только, Сильвия, ни слова мачехе, хорошо? Я не хочу ее заранее тревожить. Обещаешь?

– Ни слова, – тихо проронила Сильвия.

Вернувшись, они застали ее светлость за завтраком. Сняв сапоги и плащи, герцог и Сильвия вошли в столовую пожелать ей доброго утра.

– Вы, значит, вдвоем развлекались? – едко поинтересовалась она.

– Дорогая, я решил, что после вчерашней долгой поездки ты захочешь отдохнуть, – сказал герцог. – К тому же ты никогда не любила ездить верхом.

– Верхом? Вы ездили верхом? На тех лошадях, что карету возят?

– Конечно же, нет, – ответил герцог.

– Ты хочешь сказать, что здесь остались породистые лошади? – Глаза герцогини заблестели. – Мы же можем продать их! Они, должно быть, немало стоят. Я бы смогла купить ткань на занавески и заказать новые ковры.

Сильвия и герцог переглянулись.

– Они принесут больше денег, если заняться разведением, – сказал герцог.

– Но замок нужно обустроить. Сейчас это самое важное!

Сильвия незаметно выскользнула из комнаты.

Всю следующую неделю герцогиня продолжала жаловаться. Похоже, она решила просто не замечать ничего хорошего в замке. Она ходила повсюду с записной книжкой и ежевечерне предъявляла герцогу список изъянов. Герцог держался все более и более замкнуто, и Сильвия начала о нем беспокоиться. Несколько раз он утром даже выходил к завтраку небритым и много времени проводил в своем кабинете, где просто сидел со стаканом виски в руке, глядя на огонь в камине.

Он больше не катался с дочерью на лошадях.

Сильвия начала подумывать о том, чтобы выезжать одной. Замок она любила, но отношения между отцом и мачехой день ото дня портились все больше, их светлости только то и делали, что ругались из-за денег.

Несясь галопом по лугам на своей кобыле Колумбине, Сильвия забывала про отцовские карточные долги и расточительность мачехи.

Каждый день она уезжала все дальше и дальше.

Однажды она даже доехала до устья реки к северу от замка. Там, недалеко от воды, посреди обдуваемых ветрами деревьев, стоял большой каменный дом с квадратными башнями. Здание выглядело необычно, и Сильвии захотелось узнать, кто в нем живет. Она выехала на дорогу, чтобы осмотреть ворота. «Фэррон Тауэрс» – было высечено на пилонах.

По дороге обратно ей попались еще одни железные ворота, встроенные в арку. На арке было название: «Эндикотт». Дорога, ведущая через нее, терялась в вязах.