Не прошло и получаса после завершения последнего концерта, как Элен уже сидела в поезде.

На следующий день вечером Франс, как обычно, пришла пожелать дочери спокойной ночи и присела на край кровати. Элен сама завела доверительный разговор. Рассказала матери, почему так долго не ехала домой, и о своих отношениях с молодым священником, и о том, что любит его. Объяснила, почему считает, что ее чувства взаимны, хотя сам Александр не произнес на этот счет ни слова. Франс способна была все понять. Она могла выслушать и дать совет и при этом никогда не осуждала дочь и не пыталась ей приказывать.

Выслушав Элен, она сказала просто:

– Боюсь, у этой любви нет будущего. Но тебе лучше знать… Тебе самой выбирать, жить в страданиях, которые это чувство тебе принесет, или сразу от него отказаться.

Через несколько дней Анри Монсеваль уехал на конгресс. Оставшись одни, Элен с матерью не расставались ни на минуту. Несмотря на декабрьские холода, они помногу гуляли. За окнами особняка Дё-Вен бушевал мистраль, но погода стояла очень солнечная. Элен не раз приходило в голову, что серость и монотонность, которые так отравляли ей жизнь, остались там, в Париже. Что до Александра… Он знал, что она приехала, но уже в который раз не искал с ней встреч. Элен последовала его примеру, причем особенных усилий с ее стороны не потребовалось. Возможно, потому, что до пресбитерия было рукой подать…

Однажды вечером, после ужина, когда мать с дочерью как раз переходили из столовой в гостиную, чтобы посидеть у камина, Франс вынуждена была присесть на канапе. Лицо у нее стало белым как мел.

Через десять минут приехал семейный врач. Приступ стенокардии не представлял особой опасности для здоровья, но предосторожности ради он все-таки решил отправить Франс на обследование в больницу, в Сен-Рафаэль. Уже в машине скорой, сидя рядом с матерью, которая старалась ободрить ее улыбкой, Элен снова испытала то странное чувство, от которого в Париже у нее так болезненно что-то сжималось в груди. Предчувствие беды? «Вот почему меня так тянуло домой!» – думала она, вглядываясь в безмятежное лицо матери. А за окном между тем стояла чернильно-черная ночь и завывал ветер… Александр приехал в отделение неотложной помощи через несколько минут после «скорой» – Элен успела позвонить ему перед отъездом. Его ответ был кратким: «Я приеду прямо в больницу».

И вот теперь, положив руку ей на плечо, он старался ее успокоить:

– Элен, не надо так волноваться! Не думаю, что это серьезно.

Медсестра на каталке отвезла Франс в реанимационное отделение и закрыла за собой дверь. Через некоторое время она вернулась в сопровождении интерна.

– Ничего особенно страшного, – сказал молодой врач. – Но несколько дней мадам Монсеваль проведет в больнице, чтобы мы могли ее обследовать и назначить лечение. Сейчас ей нужен покой, поэтому с посещениями придется повременить.

– Доктор, вы не считаете, что мне лучше остаться здесь и подождать? – напористо спросила Элен.

– В этом нет нужды, мадемуазель. Ваша мать вне опасности, я вас уверяю. Главное для нее сейчас – это покой. Ей надо отдохнуть.

Александр покровительственно обнял девушку за плечи:

– Едем, Элен! Мы не можем тут оставаться. Я отвезу тебя домой.

Сидя лицом к лицу в гостиной Дё-Вен, они какое-то время просто молча смотрели друг на друга. Оба были взволнованы, и на то было сразу две причины: беспокойство о Франс и радость встречи. Элен была счастлива, что Александр снова рядом, но очень скоро тревога заставила ее забыть обо всем на свете.

– И я даже не знаю, как связаться с отцом! – воскликнула она в отчаянии.

– Элен, уже очень поздно. Тебе надо отдохнуть. Если хочешь, я останусь с тобой. Кресло – это все, что мне нужно. Но в пять утра мне придется уйти.

– Я постелю тебе в гостевой спальне, – сказала она, не осмеливаясь поднять на него глаза.

«Александр! Александр! – мысленно восклицала она. – Как мне забыть твои черные глаза? Почему ты с такой легкостью читаешь мои мысли?»

От беспокойного сна она пробудилась, потому что услышала что-то похожее на призыв: «Элен! Ты нужна мне. Иди ко мне!»

Еще не до конца проснувшись, девушка включила ночник. Четыре утра… Еще час, и им с Александром придется расстаться. Неведомая сила заставила ее подняться по лестнице, ведущей к гостевой комнате. Она тихонько толкнула дверь.

– Александр, ты спишь? – спросила шепотом.

– Нет, Элен. Я проснулся и почувствовал себя странно… Как если бы…

– …ты хотел, чтобы я пришла?

– Не говори так, Элен. Не надо.

– Можно я лягу рядом?

– Если хочешь, – выдохнул он.

Элен скользнула на кровать и устроилась так, чтобы его не касаться, но она ясно ощущала жар его тела. Он протянул руку, нежно обнял ее за плечи, и она мгновенно прильнула к его груди. Так же, как там, на холме у придорожного креста… Но на этот раз Александр не был таким напряженным – наверное, потому что еще находился в полусне. Или, быть может, все дело в желании, которое пусть бессознательно, но влекло их друг к другу? Они долго лежали вот так, неподвижно и молча, прислушиваясь к ночным шорохам. Потом дыхание Александра стало размеренным. Через некоторое время Элен тоже задремала.

Было уже почти шесть утра, когда едва слышный стон разбудил Элен. Александр был тут, прямо над ней. Он приподнялся так, чтобы ее не задеть, и пожирал взглядом ее лицо. Черты его были искажены, как от боли, на лбу выступил пот. Несложно было понять, каких нечеловеческих усилий ему стоило сдерживаться. Она попыталась привлечь его к себе.

– Зачем так мучить себя, нас? Александр, иди ко мне!

Он упал на постель с ней рядом и заплакал.

– Элен, прости! Прости меня! Я не должен был этого делать, даже в мыслях не должен был! Это не может так продолжаться! Нам надо расстаться. Окончательно, слышишь?

– Александр, ты мне очень нужен! Прошу, не оставляй меня, пожалуйста, – бормотала девушка, заливаясь слезами.

Молодой священник замер в нерешительности – борьба у него в душе вспыхнула с новой, мучительной силой.

– Мы останемся друзьями, это я тебе обещаю. Но так искушать дьявола… Нет, этого больше не будет! Элен, я не имею на это права. Прощай, мне пора. Звони и приходи в любое время, когда я тебе понадоблюсь. Я должен уйти…

Через несколько дней – состояние Франс, которая вернулась в Дё-Вен, уже не внушало особых опасений – Элен вышла на тропинку, ведущую к городку. Смеркалось. Александр был дома один. Он сидел за столом, заваленным папками, и был настолько погружен в чтение какого-то документа, что заметил гостью, только когда она встала прямо перед ним.

– Элен! Какой сюрприз!

– Я вижу, ты очень занят…

– Вот, просматриваю личные досье моих прихожан. У многих молодых людей сейчас проблемы, и я стараюсь делать пометки по мере развития событий, это помогает мне понять… Не зря же священников называют врачевателями душ, – добавил он с насмешливой ноткой в голосе. – Хочешь, покажу тебе твое?

Элен побледнела как полотно. Ощущение было такое, что еще мгновение – и она задохнется. Она схватила папку и стала быстро ее перелистывать. Здесь были все ее письма, фотография, которую она когда-то ему посылала, и несколько пометок, начертанных рукой Александра, но прочитать их она не могла, потому что глаза застилали слезы. Гневно сверкнув глазами, она швырнула папку на стол.

– Ты не имел права! Это отвратительно! Досье на Элен Монсеваль? Неужели для тебя я – только подборка писем и газетных статей?

У нее вдруг перехватило дыхание, закружилась голова. Она словно проваливалась в черную бездонную дыру… За последние месяцы Элен уже не в первый раз испытывала подобное, но никому об этом не говорила. Александр успел ее подхватить. Усадив девушку в кресло, он побежал за стаканом воды.