– Русский самолёт?

Осборн вновь поразился немногословности Ривейры. Он умел избегать лишних слов.

– Он самый, – подтвердил Осборн. – Похоже, что эти двое ненайденных там.

Карлос Рейес по кличке Танцор тем временем уверенно вёл «бэйлайнер» в сторону рыбной платформы – их секретной базы. Ферма, официально принадлежавшая одной их компаний О´Брайена, дрейфовала прямо у подножья скал Лос Гигантес. Она представляла собой шесть окружностей, сделанных из полых пластиковых труб. С нижней стороны трубы на дно уходили металлические сети цилиндрической формы, заканчивавшиеся тяжелым якорем.

В подобные фермы, которых на Тенерифе появилось в последний год несчётное количество, завозились мальки самой популярной на Канарах рыбы – дорады и любины. Эту рыбу нарасхват разбирали все рестораны на побережье, благо выращивать рыбу на ферме можно было круглый год.

О´Брайен устроил в Лос Гигантесе эту ферму несколько месяцев назад. Рыбная ферма была лучшим прикрытием для хранения оружия и аппаратуры. И то и другое, упакованное в прочнейшие герметические пластиковые мешки, созданные русскими по космическим технологиям, на прочных металлических тросах опускали под воду прямо под сетками. Оружие и аппаратура маскировались под обычный груз, который всегда подвешивался снизу к цилиндрической сети, и не мог привлечь чьего бы то ни было внимания.

Практически каждый день мимо фермы проплывала дюжина прогулочных кораблей и десятки частных лодок, но никому и в голову не могло прийти, что рядом с ними под водой находится тайник. Днём подходы к ферме даже не вооруженным взглядом просматривались из города, а ночью всё происходящее в инфракрасном режиме записывалось на диск. Тайник организации находился под наблюдением и охраной 24 часа в сутки.

Пришвартовавшись к ферме, Осборн перемахнул через борт катера и, обретя устойчивость на довольно сильных волнах, открыл ключом пластиковую крышку, вделанную в верхнюю часть трубы. Под крышкой оказалась металлическая дверца с зеленым электронным табло и резиновыми клавишами. Быстро набрав двенадцатизначный код, Осборн отворил крышку и получил доступ к управлению подъёмным устройством. Щелкнув тумблером, он почувствовал, как завибрировал установленный под водой мотор микролифта, вытягивая на поверхность тяжелый груз. Через три минуты на нижней, предназначенной для купания платформе «бэйлайнера», появились три больших пластиковых пакета, с которых стекали струйки холодной океанской воды. Свесившись сверху, Танцор быстро поднимал их на палубу и там передавал Ривейре, который мгновенно стаскивал пакеты в трюм.

– Всё, вперед, – скомандовал Осборн Танцору, запирая пластиковую крышку трубы и вскакивая обратно на палубу.

Пятисотсильные двигатели взбили белую пену за кормой, и невидимый с берега «бэйлайнер» стремительно пошел на запад.

ГЛАВА 15

Рассвет долго не хотел начинаться, медленно расползаясь на горизонте желто-красной нечеткой полоской. Небо было до сих пор затянуто неповоротливыми тучами, но юное солнце бойко их расталкивало, рассеивая вокруг влажную утреннюю дымку.

Обернувшись назад, Герман увидел долину, в которой они с Андреем провели два предыдущих дня. Казалось, пережитый только что вселенский потоп нисколько не нарушил знакомый пейзаж: желтый песок всё так же устилал берега, фруктовые рощи стояли там, где были накануне, ручей весело бежал через середину долины. Разве что на земле виднелись разбросанные повсюду фрукты, с побережья исчезло несколько валунов и камней, видимо, унесённых бушевавшей стихией на дно океана, да в низине появилось солёное озеро и созданные прихотью атлантической волны сухие русла и барханы. Под их ногами оказался тот самый отвесный обрыв, который совсем недавно они разглядывали снизу, обдумывая, как будет проще и быстрее его преодолеть.

– Да, Гера… – услышал Герман голос товарища. – Вода ночью сильно поднималась. Почти до вершины нас доставила: ползли мы с тобой совсем немного.

– Это точно, – согласился он. – Если бы не наводнение, мы бы сюда два дня забирались. Как говорится, все, что делается – всё к лучшему. Принцип моей жизни.

– Хороший принцип. У меня такой же! Ну что, посмотрим, что там с обратной стороны?

С трудом разгибая уставшие члены, они поднялись с земли и отряхнулись. Земля была покрыта редкой влажной травой и всё ещё скользкими от ночного дождя камнями. Сквозь редкие сосны, эвкалипты и прочие неизвестные им деревья, в лучах восходящего солнца открывалась величественная картина.

Перед ними простирался огромных размеров остров.

По форме он напоминал лодку, перевернутую вверх дном. Крутые обрывистые берега поднимались к высокому хребту, двумя массивными горбами возвышавшиеся на горизонте. У подножий хребтов были видны зелёные долины и плато, обширные и просторные, покрытые пышной зеленью лесов и лугов, развесистых деревьев и каких-то непроходимых кустов. Серые и коричневые утёсы то и дело разбавляли пейзаж.

Горчичного цвета конусообразные сопки теснились на полпути к вершинам, будучи, по всей видимости, извергавшимися когда-то вулканами. Сквозь заросли темнеющих лесов проглядывала серебром вода озёр и ручьёв. У скалистых берегов пенились белые барашки разбивающихся об утёсы волн: спуститься с берега к морю в тех местах было сложно.

– Красота какая! – выдохнул Герман. Его глаза горели от восторга, его восхищал открывающийся с этой высоты живописный пейзаж.

Теперь, увидав остров целиком, сходство острова с гигантской рыбиной показалось Герману абсолютным.

Со стороны «хвоста» остров ступенями терял высоту и плавно спускался на равнину, которая отделяла основную его часть от изумленных робинзонов. Внешне эта равнина почти полностью повторяла знакомую им фруктовую долину за спиной, однако, с этой стороны скалы были пологими и спуститься с них вниз не составляло никакого труда.

В долине был виден точно такой же белый утрамбованный песок, что и позади, густые рощи фруктовых деревьев и тот же самый извилистый ручеек, который, правда, был здесь шире и полноводней. Ручей уходил куда-то под скалу – с высоты им этого было не видно – и, по всей видимости, затем просачивался на обратную сторону скал.

– А вот и костёр, – обрадовался Андрей.

Он указал рукой на поляну на противоположном склоне, находившуюся от них километрах в десяти. В центре поляны угадывались какие-то строения и пылавший огонь, однако, людей, видимо, учитывая столь ранний час, видно не было.

– Похоже, деревня какая-то, – отозвался Герман.

– Ну что, вперёд? – окликнул Андрей. – Мне нужен душ, бритва и сухая одежда!

– Пойдём.

По дороге вниз оба товарища осматривали раны и отметины, оставленные пережитыми приключениями. У Германа саднило плечо, и было до крови разодрано правое колено: ночью он больно ударился о какие-то подводные камни и сейчас заметно хромал. У Андрея были разбита губа и щека, болела, когда он наклонялся, спина, а пальцы рук, которые он повредил ещё в самолёте, сильно распухли, с трудом и болью давая руке сжиматься в кулак.

Одежда понемногу подсыхала. Джинсы были продраны на бёдрах и на коленях, рубашка и футболка приобрели новый серо-коричневый цвет.

Идя под уклон, друзья быстро пересекали долину, остановившись лишь раз, чтобы насытиться ставшей за эти дни всенепременной в их рационе папайей, вкуснейшими ароматными плоскими персиками и попить из ручья. Совсем скоро они подошли к подножию горного хребта, где начинался довольно густой лес и стали подниматься вверх. Песок под ногами сменился ковром из сочной травы и желтой опавшей хвои, вокруг шелестели пахучие эвкалипты и высоченные развесистые сосны с необычно длинными светло-зелеными иголками.

– Канарская сосна, – комментировал Андрей. – На Канарах таких много, на Тенерифе – так целые леса! Испанцы их в своё время вырубали активно и строили корабли. А сейчас из этой сосны делают балконы. Красивые, надо сказать, балконы, но жутко дорогие: один может полстоимости дома составлять. Как говорит мой папа, «мал соловей, да звонок, зараза».