— Почему счастливая?

Полина наклонилась к нему и шепнула:

— Ты уже большой, должен понимать. Если бы меня кто-то поймал на лету, я тоже была бы счастлива… Она к тебе не заходила?

Виктор в ответ лишь тихо мотнул головой.

— Может быть, ещё зайдёт…

Для него осталось загадкой: то ли сестра Полина надоумила, то ли Даша сама решила заглянуть — попрощаться.

На ней была красная маечка с латинскими буквами и джинсы белые, короткие, едва прикрывавшие коленки. Пояс на джинсах ярко искрился разноцветными стразами.

— Привет, спасатель! — явно скрывая неловкость, — поздоровалась Даша. — Когда на волю?

Смущаясь, что соседи по палате с любопытством смотрят в их сторону, Виктор сказал:

— Может, ещё с неделю. А тебя отпускают?

— На все четыре стороны. Родитель уже на машине подъезжает. Жалко, что остаёшься, подвезли бы… Ну, тогда всем… — направляясь к двери, помахала она рукой. — Поскорей выздоравливайте!

И — весь разговор. Дверь захлопнулась. Пустой насмешник Иван, лежавший у окна, многозначительно заметил:

— Я бы тоже согласился такую рыбку поймать на руки!

Его сосед с забинтованной головой покривил губы:

— Сиди уж, рыбак отважный!.. Считай чудом, что Витёк жив остался. Эта рыбка — не перышко. Полцентнера, не меньше.

— Всё равно, хороша! — Иван устроился на тёплом подоконнике. Через минуту сказал:

— Вон пошла рядом с мамашей. Королева! А сверкает-то, сверкает!..

Виктор и вечером не мог долго заснуть. В самом деле, похоже, что счастлива. Может, уже и с Олегом успела сегодня встретиться. Интересно, а как родители к этому накаченному каратисту? Её мать, значит, была здесь, а почему-то не зашла вместе с дочкой. «Спасибо» её не нужно, только ведь это правда, что мог бы очутиться не в больнице, а там, с крестиком, — за оградой… Но разве о чём-то думал тогда? Увидел: сейчас полетит вниз — и рванул. Даша ведь, Даша! В классе она в первом ряду сидела, напротив окна, и волосы её на свету, будто прозрачные, просвечивали. В дверях пропускал её вперёд, и чувствовал, что краснеет. Один раз она даже усмехнулась, но хорошо, без подначки, и сказала:

— Если бы все такими вежливыми были. Тогда… может, как во Франции жили бы.

Это весной было. Он много-много раз вспоминал её слова.

Всё произошедшее с дочерью Диана Юрьевна оценивала таким образом:

— Своей вины я не отрицаю, но главная ответственность на тебе, голубушка. В десятый класс перешла, пора своим умом жить. Бог дал красоту — так храни её, не будь рабой соблазнов. Про Олега даже не говорю. На три года старше тебя, студент, чемпион, уж он-то рад ухватить лакомый кусочек. И отец наш повинен во многом. Финансы, балансы, акции, а подумать о дочери ему некогда! Все виноваты.

— А Виктор?

— Вот о нем говорить не надо. Героем называют. А он из тех, кто и кошку бросился бы спасать… И давай закроем эту тему. Да, страшное событие произошло, выводы сделаны, и — довольно. Забыли. Ничего не было. Живём сегодняшними проблемами… Например, ещё не решили, куда едем отдыхать? На Сейшелы наш папочка не раскошелится, а вот Турция… И сервис там на высоком уровне. Впрочем, хвалят Хорватию. Красоты необыкновенные… А тебе всё мерещатся египетские пирамиды?

— Уже не мерещатся.

— Да как же так? И почему?

Отвечать, что-то придумывать было сложно, нет охоты, и Даша обрадовалась ожившему в кармане мобильнику. Кто бы это?

— Дашенька, ты не обратила внимание, как вчера вечером показывала себя Луна?

И голос, и тема не оставляли сомнений: на проводе — Олег. Чтобы сбить с толку насторожившуюся мать, Даша скучным голосом спросила:

— Она была в другом платье?

— Немножко в другом, с золотистым отливом. Значит, кроме серебра, там и золото имеется. Тебе же это не безразлично. Гулять не выйдешь?

— Нет. Сегодня жарко. Книгу почитаю.

А вечером, в одиннадцатом часу, Олег снова позвонил:

— Глянь в окно: какая она идеально круглая и серебряно-золотистая! Сегодня тачку видел, ну, точно такого же цвета. И представил тебя за рулём. Обалденно смотрелась! А бретельки на плечах были прозрачные.

Где-то под утро Даша увидела сон. По большей части она с трудом могла вспомнить калейдоскоп мало связанных между собой картин, что виделись ночной порою. А в этот раз, особенно последняя картина, будто впечаталось в память. Закроет глаза — и вновь чётко, как на экране, рисуется: она и Олег сидят на лугу. Он обнимает её и целует щёки, губы, шею. И то ещё волновало, что несколько недель назад почти такое же было и на самом деле. Не было только прозрачных бретелек. Да откуда они? Не было их, не было. Ничего не было… А губы у него жадные, грубые. Но почему же позволила ему целовать себя?..

Даша поднялась с постели, в ванной комнате под холодной водой долго мыла лицо, шею. Вытерлась и посмотрела на себя в зеркало. Сказала вслух:

— Раба желаний!..

В гостиной высокие часы гулко отсчитали десять ударов. Даша подумала: «Обход уже заканчивается…»

Она открыла холодильник, положила в мешочек несколько яблок, два апельсина и два творожных сырка в шоколаде, которые ей очень нравились.

Через полчаса Даша вошла в больничные ворота, миновала скамейку, где недавно сидела с Олегом. Скамейку она заметила, но вспомнила совсем другое: тапочки-то взять не догадалась.

При входе у пенсионера-дежурного, читавшего газету, она спросила:

— Дядя Коля, можно я без бахил пройду?

— А чего ж… Туфельки красивые, иди. Тебе на какой этаж?

— Четвёртый. И палата четвёртая…

Лифта она не стала ждать. В дверь постучала робко, тихонько. Насмешник Иван сказал:

— Если женщина — входите!

Она помнила, где лежит Витя. Оттуда на неё и смотрели огромные, изумлённые глаза одноклассника. В тот раз она всё же нашла какие-то шутливые слова. Сейчас — не смогла. Лишь проговорила:

— Я — к тебе. Про здоровье узнать и вообще… Выглядишь — ничего. — Даша поставила на тумбочку мешочек с дарами. — Ешь, подкрепляйся. Там сырки в шоколаде. Мне ужасно как нравятся. А тебе?

— Надо посмотреть, — неловко сказал Виктор и, чуть помогая загипсованной рукой, заглянул внутрь. — В серебряной бумажке? Тут две штуки.

— Вот и попробуй.

Он чуть улыбнулся:

— Так дело не пойдёт. Один — тебе, другой — мне…

— Ладно, если понравится, ещё принесу.

Иван, сидевший у окна, тяжко вздохнул:

— Везет же людям.

Даша повернулась к нему:

— Могу и вам завтра принести.