Перед ужином он рассказал нам с комиссаром Кожановым, каких неимоверных трудов стоило им вытащить из болота самолет: трясина, да еще местами бьют ключи. Никаким транспортом не подъедешь к лежащему на фюзеляже самолету.
- Представляете, - горячился Михаил, словно заново переживая происходившее. - Едва добрались на лыжах, да еще двое санок с инструментом за собой тащили. Надо ж было исправить и подогреть мотор...
Я-то знал, чего стоит поставить самолет на шасси, потом отбуксировать к дороге, где находилась грузовая машина. И все это без подъемных средств: их на место не доставить. Но и тут смекалка помогла: сообразительные технари вручную поставили самолет на "нос", выпустили шасси - лыжи и лишь после этого принялись чинить...
- Когда самолет "живописно" встал вверх хвостом, - продолжал рассказывать Бороздин, - над ним на высоте полусотни метров пролетела пара "мессеров", Тут же вернулась, сделав над растерявшейся командой два круга, но обстреливать почему-то не стала. Видимо, так и не поняли, что там происходит посреди открытого болота.
Визит "мессеров" подстегнул техников. Они быстро поставили самолет на шасси, сняли винт и, двумя кувалдами выправив загнутые лопасти, поставили обратно, а уж потом запустили мотор.
Бороздин, поскольку летчика не было, решил сам отрулить самолет к стоянке машины.
Пять человек бежали впереди самолета, который глубоко проваливался в снег, и протаптывали борозды, остальные поддерживали И-16 за стабилизатор и плоскости, чтобы он опять не встал на нос. Через три километра кончилось горючее и мотор заглох. Техник Буслаев подался в ближайшую воинскую часть просить тягач. Командир части решил: уж помогать, так помогать, и выделил гусеничный трактор.
"Ну, теперь у нас пойдет как по маслу..."-подумал Бороздин.
Рано радовался. Трактор вдруг забуксовал, гусеницы все глубже погружались в снеговую, затем в болотную жижу, и через пять минут трактор скрылся в трясине. Тракторист, пожилой бывалый солдат, выскочив из кабины, посмотрел на затонувший ЧТЗ, плюнул и, махнув рукой, сказал:
- Не первый и не последний... В этих болотах столько их утонуло!.. Тащите, ребята, свой самолет на руках, а я помогу малость...
Надрываясь, более пяти часов тянули люди И-18 через километровый участок болота.
Около дороги сняли плоскости, закрепили хвост самолета в кузове автомашины и на третьи сутки привез" ли на аэродром.
Не легче досталось и команде Метальникоаа. Она сняла два самолета со льда Ладоги, преодолев с огромными усилиями несколько километров торосистого пути.
Это было большое подспорье. Ведь каждый дополнительный самолет позволял трем-четырем летчикам хотя бы по одному разу слетать на боевое задание. Я замечал: чем меньше оставалось у нас самолетов, тем нетерпимей относились гвардейцы к упущениям своих товарищей. Особенно отрадно было видеть активность молодых летчиков. Был случай, когда то ли от чрезмерной усталости, то ли по иной причине механик 2-й АЭ Журавков, готовя самолет к вылету, забыл законтрить кран маслоотстойника. В воздухе от вибрации кран отвернулся, масло вытекло, и летчику Орлову пришлось садиться на вынужденную. В другой раз оружейник 1-й АЭ Гладкий плохо закрепил щиток синхронного пулемета. В воздухе щиток оторвался, пробил козырек кабины самолета и повредил глаз летчику.
Эти два ЧП вызвали прямо-таки яростную критику во всех звеньях полка: командных, партийных и комсомольских. Летчики жестко потребовали от специалистов соблюдать неписаный закон, а именно: в авиации мелочей нет! За каждый винтик, за каждый краник летчики платят жизнью или кровью. Техники за допущенные промахи отныне несут строжайшую ответственность.
К концу марта бои на земле и в воздухе усилились, численный перевес противника давал себя знать, и это требовало от нас, комэсков, поддержать боевой настрой в эскадрильях и не упускать инициативы, совершенствовать тактику, разнообразить способы действий групп.
Поэтому немало времени, особенно по вечерам, отводили мы теоретической подготовке.
На занятия аккуратно являлся наш новый летчик - сержант Василий Захаров. По документам ему было восемнадцать лет, но в действительности, как я предполагал и как выяснилось потом, произошла ошибка - ему не было еще и семнадцати. Ростом он не вышел - сантиметров сто пятьдесят, не больше. Светлолицый, с белесыми, словно выгоревшими бровями и задумчивым взглядом голубых глаз.
Я с беспокойством думал о юном пилоте: как он осилит строгий в пилотаже И-16, на котором опытные и сильные от природы летчики нередко допускают роковые ошибки. И вот, к моему удивлению, этот мальчик в мешковато висевшем кожаном реглане обратился ко мне с весьма дерзкой, как показалось мне тогда, просьбой:
- Товарищ командир! Прошу вас взять меня своим ведомым. - И торопливо, страшась отказа, стал убеждать: - Не беспокойтесь, я хоть и маловат ростом, но летать на И-16 умею. Посмотрите мою летную книжку из авиашколы, в ней одни пятерки!
Сидевший у стола комиссар эскадрильи Петр Кожанов невольно рассмеялся и, упреждая меня, спросил:
- Самонадеянности у вас хоть отбавляй, товарищ сержант. Вы же еще не летали на боевые задания, многого не понимаете и сразу с такой претензией! С чего бы это?
- Понимаю, товарищ комиссар, - смутившись, ответил Захаров и, чуть помедлив, попросил: - Если не хотите взять меня ведомым, то я готов летать один...
Мы с Кожановым переглянулись. Со слов командира звена Цыганова я знал, что техника пилотирования у сержанта хорошая, но малый рост затрудняет управление самолетом. Даже с моторным чехлом под сиденьем ноги его с трудом достают до педалей, поэтому Захарова используют в штабе, не разрешая летать.
Я понимал, Захаров, как все молодые сержанты, рвется в бой. Прямо отказать ему не хватило духу, и я пообещал, что завтра в промежутках между боевыми вылетами сделаю с ним ознакомительный полет на УТИ-4. Полетаем в паре, а потом уже решу окончательно.
- Хорошо, - покорно кивнул сержант.
Контрольный полет на УТИ-4 сержант выполнил отлично, хотя рост действительно сильно мешал ему. Для того чтобы проверить его летные способности на боевом самолете, нужно было в первую очередь сделать в кабине своеобразную подготовку. По моему заданию инженер эскадрильи поднял на одном И-16 сиденье и удлинил педали ножного управления.
На следующий день Захаров на "подогнанном" И-16 сделал полет над аэродромом. После чего я вылетел с ним на учебный воздушный бой. Больших перегрузок и замысловатых фигур в первом "бою" не делал, и сержант дважды уверенно заходил в хвост моего самолета для атаки. Для начала - хорошо. К концу дня удалось слетать еще раз. Я решил проверить главное для молодого летчика - умение держаться за ведущим. На большой скорости выполнил несколько фигур в вертикальной и горизонтальной плоскостях, Захаров держался уверенно. Дал два резких разворота со снижением, ведущего не потерял молодец, быстро занял свое место! Видимо, пятерки в его летной книжке были не случайными. Если умело ввести в боевой строй - получится неплохой боец...
Вечером, подводя итоги дня, я сообщил летчикам, что моим ведомым будет сержант Василий Захаров.
Весть об этом эксперименте разнеслась по всему полку. Ее восприняли по-разному. Многие говорили мне прямо: "Ты допускаешь большую ошибку, доверяешь прикрытие ведущего эскадрильи зеленому, совершенно неопытному пилоту".
- Ничего, - отвечал я. - Обстреляется, и зелень сойдет. Важно другое: хороший пример для молодежи полка.
В эти дни наши войска с трудом, но все же "прогрызли" брешь в обороне врага на участке Погостье - Кириши и углубились в его расположение. Но для выхода на оперативный простор сил не хватило. Пришлось перейти к жесткой обороне.
Появилась у нас, авиаторов, возможность подвести некоторые итоги этого, до предела напряженного боевого периода. И вот что выявилось. С 12 марта до 13 апреля 1942 года полк в воздушных боях сбил пятьдесят четыре фашистских самолета, потеряв при этом только два. Авиация флота могла похвастаться таким результатом. Полк показал хорошую выучку, умение применять гибкую тактику на самолетах устаревших конструкций.
