- Тогда единственной ошибкой остаются неправильные подписи шкалы на рисунках? - спросил Кузнецов.
- Ну да, вроде бы можно сказать, как пишет Галеев, что мы откладываем сумму логарифма размерной величины и децибелов, - согласился Борцов. - Формальное деление на один квадратный мер под знаком логарифма, чтобы получить безразмерную величину, мы опустили. И Галеев решил нас поучить. Как будто мы не знаем, что децибелы - это относительные единицы. Как будто запись значений в относительных единицах не подразумевает прямо звучащей "относительности". Как будто ты не показал подписью шкалы в виде суммы логарифма с некоторым числом, относительно какого десятичного уровня отложены полученные значения, то есть насколько децибел они сдвинуты вверх-вниз. Но ведь этот жаргонизм понятен. Никогда нам за него не пеняли. Так зачем умничать?
- То есть мы со всеми доводами не согласны? - нависшая над изобретением Кузнецова тень отступала прямо на его глазах. Бесхитростное лицо отразило связанную с этим отступлением гамму противоречивых эмоций, а открытые загорелые руки покрылись мелкой "гусиной" кожей, выдавая внутренние переживания и волнения от сущей, на взгляд Борцова, чепухи.
- Я ни с чем пока не согласен, - подтвердил Борцов. - Замах у дяди большой, а как начинаешь разбираться, одна глупость вылезает. И мелочные придирки не по существу.
- Видишь, как он обиделся за рецензию на свою книгу. Первый раз с таким фруктом встретились.
- А нечего было отсылать рецензию. Предупреждали ведь Неведова. Не принято писать отрицательные отзывы. И так всё понятно, раз отзыв не дают. Зачем сыпать соль на рану?
- Дед очень навязчивый. Неведов от него устал. Галеев чуть не каждый день звонил, узнавал, когда будет ответ. Вот и ответили, - загрустил начальник.
Немного помолчав, деликатный Кузнецов добавил свой взгляд на этот скользкий вопрос:
- Неведов слишком привык разруливать вопросы по телефону. Ему следовало задуматься, почему Галееву не дают отзыв на книгу на родном предприятии. Прежде, чем легкомысленно похвалить план-проспект книжки и согласиться писать на неё рецензию.
- Тебе Неведов говорил, что дедушка женился лет пять назад на молодой? - не удержался начальник, прервав минутную паузу. - Говорят, у него восьмая супруга. В Москве легенды складывают по этому поводу, а над нами посмеиваются! Восемьдесят четвёртый год человеку, представляешь? И никак не успокоится!
Конечно, Борцов уже слышал про Галеевскую прыть. И от Кузнецова, и от любителя приврать Неведова. Неведов - тот вообще сказочник. А когда узнал про тридцатилетнюю жену старика - особенно разошёлся. С таким энтузиазмом и воодушевлением рассказывал он Борцову о молодке, что чуть слюна изо рта не капала. Так живо представил, что вогнал Александра в грех.
Борцову до сих пор неловко было вспоминать свою реакцию на завистливые речи. Как он невольно Карамазова-отца, сластолюбца, вспомнил. Как показалась в уголке рта Неведова слюна, так Саша сразу и вспомнил развращённого старика из книги. Как тот душеньку Аграфену Александровну деньгами приманивал; как не сомневался, что придёт она за деньгами, и как слюной вожделенной исходил от предвкушений, что непременно должна Грушенька за деньги ему покориться.
И почему только Саша, мгновенно и не раздумывая, соотнёс дедушку с практичным Фёдором Карамазовым, знающим житейскую цену своей и чужой чести, а не с тем же Дон Кихотом, например, готовым защищать честь прекрасной дамы в войне с целым миром? По всем внешним признакам и поступкам, уже проявленным и вскоре окончательно проявившимся, Галеев вроде бы больше смахивал на чудаковатого Дон Кихота. Откуда же Карамазов? Почему?
Борцов две ночи больной был от поднявшейся в душе мути, представляя во сне трясущегося от страсти старика с бакенбардами и в ночном колпаке с легкомысленной кисточкой, добравшегося до молодого женского тела...
Саша никогда не был женат, давно убедил себя в том, что не сможет доставить счастья женскому сердцу и почти перестал реагировать на увещевания по этому поводу мамы, доживавшей век в далёкой кубанской станице без мужа, без сына и без не родившихся внуков, звонкие голоса которых она слышала иногда во сне, вместе со сбивающимся с ритма стуком сердца и накатывающим изнутри многоступенчатым вздохом, объединяющим всхлип и всхрапывание.
Никогда и никому Борцов не доверял и не доверит свою тайну родом из юности, когда поспешил добиться того, к чему не был готов, и получил в ответ достойный ушат зла. Сбежав от любви, Борцов долго и безуспешно пытался бежать от страсти, усугубляя несчастный опыт редкими и пошлыми попытками сблизиться, которые отталкивали от него женщин и оттолкнули от них мужчину. Он долго мучился от половой неустроенности и безосновательной мечты повернуть судьбу правильным образом, и лет десять всего, как перегорел и успокоился. Сошёлся без любви с ровесницей, овдовевшей землячкой, подобно ему вырванной из родных степей и усаженной в далёком городе одиноким цветком посреди асфальта. Землячка махнула рукой на себя, на непонятное течение жизни вокруг и ничему не удивлялась, чем и привлекла Борцова. Устало плывущей по течению женщиной двигали не желания, а привычки. Вот и Борцов ей требовался не столько для отправления понятной функции, сколько по привычке знать, что у неё есть кто-то, кого можно ждать, кто обязательно придёт. И Борцов, которому некуда больше было идти, приходил к ней, чтобы успокоиться в пухнущей год от года плоти, выслушать женские жалобы, зачем долго не приходил, и обязательные рассказы про шалопая-сына, который не хочет работать, и про сонм людей, день за днём обижавших поджимавщую его в постели толстобёдрую тёплую женщину. Наговорившись, она успокоено засыпала, изредка похрапывала и спросонок толкала уставшего и забывшегося Борцова в бок, стоило тому захрапеть. Всё это так не походило на любовь и страсть, о которых грезил мужчина по молодости, что утром он спешил уйти из чужого дома, бормоча неловкие слова, и пропадал не меньше, чем на неделю, а то и на две - сколько вытерпит.
Внутри себя Борцов отгородился от женского пола стеной, окрашенной иронично-презрительными и пошловатыми красками. Но возведённая им крепость только казалась крепкой. Невинные чужие намёки, даже не в его адрес, могли вдруг вывести мужчину из равновесия, заставляя напускать на себя и удерживать маску пустого показного равнодушия, чтобы собеседник, не дай бог, чего-нибудь этакого не заподозрил.
"Сколько тебе исполнилось?" - любил иногда потрепать ему нервы Неведов.
"Надо тебя, Саша, женить. Непорядок. Такой ценный генофонд пропадает!" - в особо благодушном настроении по поводу хорошо выполненной Борцовым работой, Неведов приставал к нему хуже матери.
Но нельзя обижаться Борцову на Неведова. Тот старше. У того жена и двое детей - всё, как положено. Как у людей.
И на Кузнецова ему грешно обижаться. Хоть бог не дал Кузнецовым детей, но они с женой вместе идут по жизни с училищных времён и живут душа в душу - так видится, во всяком случае, со стороны.
И на всех остальных подковыривающих Сашу людей грех обижаться.
Разве они виноваты, что Борцов с женщинами промахнулся?..
А хоть и не виноваты Галеев за компанию с завистливым до чужого Неведова, но зачем они разбередили Сашину душу фантазиями, которые только отвлекают его от дела и заставляют тупить от того, что не ведающие сомнений и не оглядывающиеся на остальных люди всегда и всюду оказываются на виду, а он со своими заморочками - нет?
- Вместо того, чтобы самому пускать слюни на молодую жену, лучше бы Неведов учитывал стариковские слюни, - решил закончить Борцов свои страдания. - Как будто он не читал посвящения Галеевской книги: "Мудрой женщине, любимой и любящей жене Ирине Викторовне". И благодарностей во введении как будто не видел. А там чёрным по белому написано, что без моральной помощи и поддержки молодки книга бы на свет не появилась. А книга и не собирается появляться, потому что злой Неведов её растоптал.
