Мы знаем о Сталине также по книгам его дочери. ** Сведений о нём немного, но они очень важны для психологического портрета Сталина. Хотя Светлана Аллилуева — ближайший к нему человек из всех, кто писал о нём, её сведения, по-видимому, во многом беспристрастны. С некоторыми толкованиями, однако, согласиться невозможно. Мнение о том, что Берия влез в доверие к Сталину больше, чем этого хотел Сталин, со следующим отсюда выводом, что Сталин находился под частичным влиянием Берии — это, конечно, результат недооценки личности Сталина. Такое говорили и в 30х годах: борьба шла не против Сталина, а за влияние на Сталина. Не раз обвиняли людей, бывших около Сталина, в плохом влиянии на него. * Принять это — значит, пренебречь всем, что известно о Сталине. Я уверен, что никто после 1917 г. ни на йоту не контролировал Сталина и не влиял на него. Непревзойдённый мастер интриги был трезв и чуток. Любой совет, ему данный, либо намёк, случайно обронённый при нём, он был наверняка в состоянии заметить, докопаться до скрытых причин. Тем более, что он всегда был лучше информирован о взаимоотношениях людей в своём окружении, чем они могла думать. Мало того, он всегда один знал свои истинные цели, не доверяя никому.
Мы многое знаем о Сталине также от Никиты Хрущёва **.Надо, однако, помнить, что Хрущёв, писавший о Сталине, — не многим более честен, чем Сталин, сообщавший о Сталине. У Хрущёва было много чего скрывать: и своё участие в кровавых делах Сталина, и свою роль в событиях последних дней жизни Сталина. (До сих пор много невыясненных противоречий, связанных с этими последними днями. Сам Хрущёв давал различные версии об этих событиях — от намёков о том, что тиран погиб от топора, до претендующего на искренность рассказа о скорби у постели Сталина, умирающего своей смертью) ***. У Хрущёва было достаточно и политических причин, чтобы заблуждаться или врать о Сталине: политически ему нужен был Сталин, продолжавший дело Ленина с некоторыми ошибками. Для этого ему нужны были человеческие, всем понятные причины таких ошибок, ссылки на жестокость, мстительность Сталина и тому подобное. Это понятно. Хрущёв был умный, выдающийся человек, но, по-видимому, ничего не понимал в действительных целях Сталина, поэтому для объяснения столь массовых репрессий и отхода от ленинизма ему приходилось прибегать к ссылкам на эмоциональные слабости Сталина.
Жестокость Сталина оспаривать не приходится, однако следует отвергнуть любые утверждения Хрущёва и многих мемуаристов о том, что эта жестокость могла быть движущей силой в действиях Сталина. Бывало, что тиран наряду с достижением своих целей наслаждался садистически; бывало, что тираны развлекались пытками и истязаниями. О Сталине таких данных просто нет, несмотря на то, что у него было достаточно возможностей удовлетворить свои садистические страсти, если бы он этого хотел, — скорее всего мы узнали бы об этом, если бы такие случаи были, как мы знаем это про Берию, который лично истязал заключённых. **** Я думаю, что утверждения о жестокости как о движущей силе сталинских действий — это лишь умозаключение, вытекающее из принятия стереотипа кровавого тирана.
О том, что Сталин якобы страдал манией преследования, мы знаем и от Хрущёва, и из многих других источников. Рассказывают о том, что Бехтерев якобы поставил Сталину диагноз «паранойя» и был за это отравлен. * Иные делают это утверждение исходя из стереотипа кровавого тирана. ** Но тут нам приходит на помощь сам Сталин. Если бы у него была мания преследования, кто-кто, а Сталин об этом бы не говорил и тем более не сказал бы своим ближайшим и потому самым опасным сотрудникам. Хрущёв вспоминает сказанную Сталиным фразу: «Пропащий я человек, никому я не верю. Я сам себе не верю.» *** Поверим Хрущёву, что такая фраза была сказана. Но тогда это опровергает версию о мании преследования, это только показывает нам, что Сталин был не прочь, чтобы некоторые его действия объяснялись либо манией преследования, либо страхом перед опасностью покушения на него.
Да, Сталин охранял себя со всей тщательностью. Сталин уничтожал тех, кого лишь подозревал в террористических мыслях. Но это не мания преследования. Это — вполне рациональное и обоснованное ожидание покушения. У кого-кого, а у Сталина было больше чем достаточно оснований ждать покушения, и тщательность его охраны свидетельствует не о его мании преследования, а о том, что он недооценил рабью сущность бывших вокруг него: по-моему, неизвестно ни одного действительного покушения на Сталина.
Версия о той или иной степени психической неполноценности Сталина привлекательна для людей просто потому, что они не могут себе представить, как нормальный человек может быть столь жестоким в достижении своих целей, как нормальный человек может загубить столько миллионов людей. Психология тут не при чём. Я уверен, что существует много самых нормальных людей, которые загубили бы не меньше, если бы им предоставилась такая возможность. Говорят, что трудно первое убийство. После того, как человек перешёл эту границу и не раскаялся и не испугался, дальше, по-видимому, уже легко. Тем более, не будем забывать, что Сталин никогда не убивал своими руками (приписываемое ему некоторыми убийство собственной жены нельзя считать доказанным), а если так, то биологического страха перед убийством он и не испытал. Способность же подчинить совесть своим целям — не признак умопомешательства и совсем не редкость.
Психологическую версию подтверждают и случаем длительной депрессии Сталина после начала войны: после бранчливого возбуждения первого дня Сталин скрылся, нигде не появлялся и никого не принимал в течении нескольких дней. Факт такой депрессии не свидетельствует о выходе за рамки психической нормальности — напротив, отсутствие более частых депрессий подобного рода при том сверхъестественном напряжении, в котором Сталин провёл 30 лет, свидетельствует о прекрасной психической устойчивости Сталина. Депрессия первых дней войны (из-за которой Сталина часто обвиняют в дезертирстве — что совсем смешно), судя по всему вовсе не сопровождалась помутнением сознания. Это был просто упадок сил, вызванный стрессовой ситуацией.
Важным источником сведений о Сталине являются отрывочные сообщения тех, что общался с ним. Часть из этих сообщений опубликована в советской печати и, следовательно, прошла через партийную цензуру, так что нужно быть осторожным, если информация имеет политическое значение. Другие сведения сообщены старыми большевиками и известны из Самиздата, зарубежных изданий или книг, воспроизводящих сведения, полученные из среды старых большевиков. (Например, книга Р. Медведева «К суду истории»). Иногда это не только сведения, но и, скажем, слухи и рассказы, бывшие в хождении среди старых большевиков и партийных руководителей 20-30-годов (Таковы, например, многие рассказы в книге Антонова-Овсеенко «Портрет тирана»). Некоторые сведения можно почерпнуть из публикаций перебежчиков тех лет, а также из работ изгнанного из СССР Льва Троцкого. В каждом случае источник требует особого характера и особой степени критичности. Слишком часто авторы либо сводят счёты, либо поддаются эмоциям, либо пытаются придать большую важность мелочи, которую они узнали о Сталине. А уж о россказнях о грехах родителей Сталина или его сексуальной жизни и говорить нечего. *
Особую группу составляют отзывы иностранцев о Сталине. Таких немного. Большого доверия заслуживает, как мне кажется, книга Милована Джиласа «Разговоры со Сталиным».
