— Ты ведь даже не догадываешься, насколько сильно нравился ей, — зачем-то выдаю я, даже не успевая подумать, прежде чем ляпнуть.

Тут же обращаю внимание на реакцию на лице Стайлза — он спокоен и, кажется, даже настроен послушать. Я вижу, как он бросает несколько косых взглядов в мою сторону.

— Она говорила, — продолжаю я. — Что у неё колени дрожат только об одной мысли о тебе. Каждый раз, когда она тебя видела, я боялась, что у нее случился приступ, потому что мне казалось, что она забывала, как дышать. Она даже написала однажды тебе письмо с признанием, правда, так и не набралась смелости, чтобы бросить его в твой ящик.

Я вижу, как Стилински поджимает губы, пытаясь скрыть улыбку. Я знаю, что он всегда любил и, наверняка, до сих пор любит, Лидию Мартин. И я знаю, что сам он именно такие же чувства испытывает к ней.

Но, разве мог он даже предположить, что кто-то может испытывать то же к нему самому?

— Она призналась мне однажды, когда уже была оборотнем, — произнёс Стайлз. — Произнесла мимолетом фразу про то, что весь мир ее на мне сошелся. Для меня это было, как … Как мешком по голове.

Я хмыкаю, а затем отворачиваюсь к окну. Несмотря ни на что, я любила Эрику. Мало кто знал её такой, какой её знала я — доброй, понимающей, искренней.

Я хочу было рассказать Стайлзу ещё кое-что, но резкий возобновившийся шум в голове не даёт мне произнести и слова. Я прислоняюсь виском к стеклу, так, что моё лицо закрывают распущенные волосы, и зажмуриваю глаза, в надежде на то, что приступ скоро пройдёт.

Я пытаюсь сосчитать до десяти про себя, но шум лишь усиливается и начинает сопровождаться дикой болью в висках.

Я прикусываю губу до крови. Мне хочется кричать, биться головой о приборную панель, умолять Стайлза убить меня — в общем, сделать всё, что угодно, лишь бы это закончилось.

— Брук, что с тобой? Брук? — до меня доносится обеспокоенный голос Стайлза, но я не в силах ответить.

Я перестаю держать себя в руках, настолько невыносимой становится боль. Я зажимаю уши ладонями и распахиваю глаза. Последнее, что я успеваю увидеть, прежде чем снова зажмурить их и закричать, что есть мочи — это время на приборной панели — 14:41.

Дальше — темнота.

***

Лидия Мартин сидит на уроке по биологии в тот момент, когда ей в уши ударяет громкий, пронзительный женский крик. Он переполнен такой болью, словно девушка не просто мучается, а, как минимум, горит заживо.

Лидия Мартин подскакивает на месте и пулей вылетает из класса, не обращая внимание ни на вопросительные взгляды одноклассников, ни на возмущение учителя.

Лидия Мартин бежит по пустому школьному коридору по направлению к выходу на улицу. Кажется, что этот крик находится повсюду от девушки, отражаясь от стен и ударяя прямо в голову.

Как только Лидия Мартин оказывается на крыльце школы, она открывает рот и начинает кричать. Она не пытается превзойти по громкости ту, которая страдает, и не пытается сделать так, чтобы она ее услышала.

Просто Лидия Мартин знает, что если она что-то слышит, значит смерть уже близко.

И собственный крик — это ее единственный способ борьбы с ней.

***

Я резко распахиваю глаза, пытаясь понять, где сейчас нахожусь.

Кто-то сильно толкает меня в спину, заставляя прогнуться, от чего я еле удерживаюсь на ногах, успевая схватиться за плечо человека впереди меня. Он поворачивается на меня и смотрит с такой злостью, что я тут же убираю руку прочь.

— Смотри, куда прёшь, Роджерс, — произносит парень.

Я знаю его — это мой одноклассник Шон Тайлер. Я оборачиваюсь назад и вижу человека, который толкнул меня — им оказывается друг Шона, Питер.

— Чего уставилась? Быстрее давай!

Я отворачиваюсь обратно и, наконец, осознаю, где именно нахожусь. Это школа, кабинет английской литературы. Практически все уже успели рассесться по своим местам, и лишь несколько человек остались за порогом, потому что я стою в дверном проходе и преграждаю им путь.

— Мисс Роджерс, — слышу я голос преподавателя. — Быть может, вы зайдете внутрь и не будете задерживать остальных?

— Извините, — виновато произношу я и направляюсь к своему месту.

Там я кидаю рюкзак на пол, предварительно достав из него нужную тетрадь.

Я совершенно ничего не помню. Ни как дошла сюда, ни как утром проснулась, ни как вечером уснула. Я даже не помню, как доехала до дома. После приступа в машине Стилински в моей памяти зияла огромная дыра.

Я чувствую, как меня охватывает паника. Я пытаюсь открыть тетрадь на нужном месте, но руки дрожат настолько, что листы рвутся. Я замечаю на пальцах чёрные пятна и начинаю тереть их, но они не исчезают. Кажется, что это краска, или что-то типа того.

Я концентрирую внимание на тетради, но взгляд снова и снова возвращается к чёрным отметинам.

— Бруклин, — я вдруг слышу своё имя и поднимаю голову. — Ты не прочитаешь нам своё сочинение?

Я заторможено киваю и, наконец, открываю нужную страницу.

Я написала это сочинение несколько дней назад, это я точно помню. Но сейчас на его месте, точнее, прямо поверх него, я вижу японские иероглифы, написанные чёрным маркером. Я непонимающе хлопаю ресницами, раз за разом пробегая по ровным строчкам символов. Это точно мой почерк, но я не знаю японского языка …

— Бруклин? — снова зовёт меня преподаватель, но я не отвечаю.

Я молча хватаю тетрадь и рюкзак и вылетаю прочь из кабинета. Только на улице я замечаю, что одета в ту же одежду, в которой была вчера. Неужели, я прямо так спать легла?

Лезу в карман за мобильным телефоном, последний входящий звонок — Скотт МакКолл, 22:12.

— Брук? — спустя четыре гудка отвечает парень.

— Скотт, я … У вас всё в порядке? Полнолуние, как оно прошло?

— Эмм, — Скотт задумывается на секунду. — Всё прошло как обычно.

— А Стайлз?

— С ним всё хорошо. Вообще-то, мы сейчас на уроке …

Я выдохнула. Если со Стайлзом всё хорошо, значит, я не сделала с ним вчера ничего такого, о чём могла бы пожалеть, что уже не может не радовать.

— Брук? — слышу я голос Скотта в трубке, — Ты в порядке?

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Вообще … Перезвоните мне, как будете свободны.

— Хорошо, — бросает МакКолл, а затем вешает трубку.

Я убираю телефон обратно в карман, а затем снимаю с плеча рюкзак и ставлю его на асфальт, приседаю на корточках и начинаю вытаскивать всё его содержимое наружу.

Тетради, учебник, пенал, косметичка — всё это я сложила сюда еще вчера утром. Но, вот, откуда взялась верёвка, отвертка, несколько выпрямленных скрепок и целый пакет неизвестных мне растений?

Я запускаю пальцы в волосы, пытаясь собраться с мыслями и поднапрячь мозги. Начинаю медленно складывать вещи обратно, перебирая в голове все возможные варианты вчерашнего вечера. Неужели, это всё рейко?

Вижу, как к школе подъезжает чёрная машина. Она гонит на полной скорости, и поэтому когда тормозит у крыльца, по окрестности разлетается звук визжащих шин. Водитель вылетает из машины сразу же и направляется в сторону школы. По крайней мере, я так думала, до того момента, как человек не останавливается возле меня и за шкирку не поднимает меня с колен.

Я бросаю быстрый взгляд на мужчину и шумно выдыхаю.

Это Дерек Хейл.

— Какого чёрта ты делала у меня в лофте? — рычит он, хорошенько встряхивая меня.

Именно Дерек обратил Эрику в оборотня, пусть и по её воле. Она думала, что он подарил ей красоту и избавление от всех болезней, но, по сути дела, он подарил ей раннюю смерть. Больше, чем Дерека Хейла, я ненавидела только отца, который бросил нас с матерью.

— Отпусти меня, — сквозь зубы произношу я.

Я чувствую, как сильно горит моё лицо. Я хватаю его за руку, которой он держит мою рубашку. Я знаю, что не смогу, если что, нанести ему какой—либо вред, несмотря на то, что мы оба не совсем люди.

— Что тебе было нужно? Что ты сделала? — повторяет он.

— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, Дерек, — я крепче сжимаю его руку. — Если ты не отпустишь меня, я закричу.