– Правильно, – кивнул лейтенант, внимательно наблюдая за мной. Прочитать мои мысли наверняка труда не составляло. – Или потерпевший страдал чем-то таким, о чем в приличном обществе не говорят, или он приехал лично к вам.

– Мы даже не были знакомы, – возразила я, уже понимая, сколь слаб этот аргумент.

Лейтенант не обманул моих ожиданий. Уселся, закинул ногу на ногу, отчего из-под задравшейся штанины показался дорогой шелковый носок.

Эллиот посмотрел прямо мне в глаза.

– Если убийцу не найдут, – произнес он тихо и очень веско, – то мое начальство сделает вас крайней. Молодая красивая женщина, вечерний визит, приступ ревности… Вы понимаете?

О, да, я понимала. Везде одно и то же.

– Чего вы хотите от меня? – спросила я ему в тон, не разрывая напряженного поединка взглядов. – Признательных показаний?

Тонкие губы лейтенанта дрогнули.

– Вижу, мисс Вудс, вам не впервой быть подозреваемой? – и пояснил тут же: – Какие вы слова знаете…

Хотелось зажмуриться. А еще лучше – надавать себе пощечин.

– Вы сказали сержанту, что я – свидетель.

– Пока свидетель, – многозначительно поправил Эллиот.

Внезапно он отбросил маску циника.

Подался вперед и требовательно на меня посмотрел:

– Мисс Вудс, помогите мне найти убийцу!

– Вы ведь знаете, что я его не убивала, – предприняла я последнюю безнадежную попытку.

– Знаю, – согласился он легко. – Я вас и не обвиняю.

Он выделил голосом это «я».

Подумав, я долила в стакан еще лимонада и щедро плеснула туда же зелья из спрятанной под прилавком бутыли.

Лейтенант наблюдал за мной с интересом.

– Нарушаете закон о крепких напитках, мисс Вудс? – поинтересовался он, когда я выпила свой «коктейль».

Пресловутый закон строго-настрого запрещал продажу алкоголя. Понятное дело, тут же началась торговля из-под полы, на которой сколачивались целые состояния.

– Вовсе нет, – я пожала плечами и убрала стакан от греха подальше. Так и тянуло запустить им в смазливую физиономию полицейского. – Запрет не касается лекарств. А это, – я кивнула на конторку, – успокоительная настойка по моему фирменному рецепту.

И не солгала даже словом.

А что ко мне бегали за «лекарством» не только нервные дамочки, но и их мужья, – это уже несущественные детали. Зато выпивохи по пьяному делу теперь не махали кулаками, а мирно посапывали…

К тому же это самое невинное из моих прегрешений, так что пусть себе лейтенант считает, что узнал мою страшную тайну.

Полицейский хмыкнул.

– Ну-ну, – он уселся прямо на стойку и побарабанил по ней пальцами. – Так что, мисс Вудс? Будете помогать?

– А куда я денусь? – хмуро спросила я. Выбор невелик. – А вы всегда запугиваете девушек, лейтенант Эллиот?

– Иногда, – легко признался он, помахивая ногой. – Говорят, я умею добиваться своего.

И улыбнулся мне.

Кхм, он что же, решил, что я кокетничаю с полицейским, да еще и благородным? Надо быть осторожнее. Так ведь и доиграться можно!

– Уже поздно, – прозрачно намекнула я.

За окном действительно давно стемнело. Фонари на окраине горели через один, зато только тут можно было отыскать деревянные домики, а жить в каменном здании я бы не смогла.

– Я не уйду, – посерьезнел лейтенант, – пока не получу то, что мне нужно. Вы ведь знаете, что мне нужно, мисс Вудс?

Я кивнула. Еще бы не знать!

За без малого двести лет после завоевания Островов захватчики и местные жители перемешалась так основательно, что теперь чистокровного блондина встретишь даже не каждый день. Да и брюнеты здесь в основном приезжие.

Большинство жителей (тот же сержант) русоволосы и кареглазы. Темный, как головешка, лейтенант Эллиот – редкое исключение. А я со своей льняной шевелюрой вообще почти реликт. На весь город нас меньше десятка.

Я невесело улыбнулась. Несмотря на исчезающе малое число блондинок, краситься в светлый никому не приходило в голову. В народной памяти еще не стерлись времена, когда за такой цвет волос вполне могли убить…

Даже теперь коренные жители Островов оставались почти бесправными.

– Думаю, вам позарез нужна травница, – безмятежно (настой действовал!) ответила я. – Потому что ваши медики годятся только лечить понос и резать трупы.

В полиции такие, как я, не работали – неблагонадежные. И это правда.

Зато очень, очень полезные. В ядах я точно разбиралась получше дипломированных врачей, хоть блондинам и не позволяли учиться в университетах.

А уж что касается черноголовника…

– Фу, как грубо, мисс Вудс! – поморщился лейтенант. – Хотя я и понимаю вашу обиду.

– Обиду? – переспросила я и усмехнулась. – Что вы, мистер Эллиот, какие могут быть обиды? Всего лишь попытка объяснить, что вы вместе с водой выплеснули и ребенка.

Эллиот пожал плечами.

Темные угли его глаз словно подернулись пеплом от усталости. Похоже, держался он из последних сил.

Он на мгновение смежил веки и сдался:

– Давайте отложим исторические диспуты на потом. Что вы можете рассказать об отравлении мистера Мастерса?

Он, похоже, был не так уж уверен в моей непричастности.

И почему бы ему не отволочь меня в старую каменную башню полицейского участка? Не хотел настраивать против себя или все же надеялся что-то здесь найти?

– Мистера Мастерса? – переспросила я, хотя догадаться было несложно.

Но я упрямо играла по правилам. И так столько ошибок наделала!

Лейтенант поморщился.

– Потерпевшего. При нем были документы.

– Я уже вам сказала. Скорее всего, черноголовник. Принят за два-три часа до смерти.

– Уже лучше, – одобрил Эллиот. – А подробности? Это порошок? Настойка? Таблетки? Какой вкус, цвет и запах? Могло ли это быть самоубийство?

– Проще всего ответить на последний вопрос, – усмехнулась я. Настойка валерианы, пустырника и мяты (и еще десятка не столь невинных ингредиентов) сделала меня спокойной, как слон. – Вряд ли это самоубийство.

– Почему вы так уверены? – он заинтересованно склонил голову набок.

Под темными глазами пролегли глубокие тени, и я не выдержала.

Что там церковники благословенных говорят о всепрощении? В общем, я отмерила три капли из крошечного фиала и разбавила простой кипяченой водой.

– Пейте! – велела я, сунув ему в руки стакан. – Не отравлю. Это на время снимет усталость.

Он хмыкнул – и махом проглотил горькую жидкость.

Сморщился и напомнил:

– Так что вы говорили о самоубийстве?

Зато на его высоких скулах почти сразу появился здоровый румянец, а глаза заблестели.

Я полюбовалась делом рук своих и сдалась:

– Считается, что черноголовник убивает насовсем. Полностью, понимаете?

Лейтенант застыл и побледнел.

– Убивает душу?

– Да, – тихо проронила я.

Уже понимая, что теперь он не отцепится.

Смерть души – самое страшное, что может случиться с благословенными. Они верят в перерождение, в бесконечное колесо жизни. Никто из них добровольно не пошел бы на такое.

– Проверим, – пообещал Эллиот. – А нечаянно? Можно его принять по ошибке? Вдруг потерпевший перепутал таблетку или взял не ту микстуру?

– Нет, – покачала головой я и потерла лоб, – это запрещенное зелье. Довольно горькое. Предупреждая вопросы – у меня его нет. Здесь, – я обвела рукой стеллажи, шкафы с множеством выдвижных ящиков и застекленные витрины, – только обычные травы, без капли магии.

Ложь, но безобидная. Ничего опасного тут точно не было. Да и уличить меня сумеет лишь такой же светловолосый.

Эллиот смотрел на меня так пристально, что хотелось отвернуться. Но я пересилила себя и ответила прямым взглядом.

– Насколько трудно добыть этот яд? – отрывисто спросил он. – И кому о нем вообще известно?

Я призналась нехотя:

– Добыть довольно легко. В лесах севернее Брайна такого добра хоть коси. Другой вопрос, что смертельно опасным его делает магия… – и добавила чуть слышно: – Наша магия.

Когда-то с его помощью лесные ведьмы убивали пленных.