-═Что же воевода ваш за спинами отроков неумелых хоронится?! Или мать его с зайцами в лесу любилась?! Свенальд! Я - князь древлянский! Коли не трусишь, ходи ко мне железом звенеть!
Ответа Мал дождался не сразу. Сперва увидал как попятились, оставляя место поединку, притихшие вороги, а затем, и впрямь из-за их спин, выступил вперёд грузный воин. Хотя лик его скрывала витая личина, Свенальда князь узнал.
Заплетённая косой борода воеводы клином опускалась на широкую грудь, едва не доставая до выпиравшего над кожаным поясом пуза. Казалось, кольчуга на нём того и гляди распустит плетение, но меж тем, ступал Свенальд мягко да ловко, по-кошачьи. Правою рукой поигрывал тяжёлым варяжским мечом, будто малец прутиком. В левой держал небрежно опущенный вдоль бедра щит. Кованная кайма его да умбон были узорными, а на крашённых охрой досках чёрнела рунами хвалебная драпа[115]. По такому, и не ведая, враз признаешь знатного воя.
Воевода, подойдя неспешно, стал от князя шагах в четырёх. Осклабился и молвил, вроде как даже и без злобы:
-═Злословить ты, Мал, горазд, что старуха сварливая. Бьёшься так же, или как мужу подобает?
Князь собрался ответить, да Свенальд не позволил. Широко шагнув, занёс над головою меч, но бить не стал, а крутанулся резво, и с разворота ударил уже в другой, необоронённый бок. Замешкайся Мал хоть на миг, и точёное железо рассекло бы тело наискось пониже выи, а то и вовсе голову б снесло. Князь едва успел пригнуться, однако вослед за мечём, Свенальд пустил щит. Будто лебедь крылом бил. Мал отступил на полшага, но окованный край, всё же задел плечо.
Кабы не был князь разгорячён боем, то уронил бы оружие, а так удержал. Ещё и в ответ ударил. Бестолково, правда - Свенальд легко поймал на щит княжий чекан и тот увяз в липовых досках.
Не напрасно нурманы щиты из липы ладят, а не не как древляне - из дуба. Дуб, хоть и крепок, да расколоть его проще. Так и вышло.
Воевода повёл плечом, и потому только не выдернул чекан у князя, что был он петлёй прихвачен к руке. Не давая Малу опомниться, Свенальд осыпал его ударами. Меч нурмана замелькал, что стриж в небе. Князь лишь укрываться успевал. Летели во все стороны дубовые щепы. Кованные железные полосы, что лучами расходились от умбона, и те харалуг рубил без труда. Скоро Мал, отступив, отбросил побитый щит. Успел потянуть из ножен кинжал, однако первым же ударом воевода сломал его клинок. Перекрестие, правда, вражий меч удержало, но Свенальд с силою двинул своим щитом князя. Тот не устоял и тяжко припал на колено. Склонился.
Заулюлюкали нурманы. Древляне, глядя угрюмо, молчали.
Свенальд, силясь единым ударом рассечь хребет, аж выгнулся в замахе. Казалось, ныне уж Малу погибели не избежать. Да только, хоть и был воевода умудрён в ратном деле, а нехитрой уловки не разгадал, решил, что и впрямь устал супротивник. Тот же, распрямился нежданно, и пока Свенальд замахивался, снизу ударил его в неприкрытую справа грудь.
Князь, как вой бывалый, почуял, что пробив кольчугу уязвил ворогу плоть, да неглубоко, рёбра не разрубил. Однако, и того хватило, чтобы от боли Свенальд подался назад, так и не ударив уже занесённым мечом. Мал же, подхватив его под колено, толкнул плечом под дых, и опрокинув, повалился сверху. Лёжа рубить несподручно, а покуда вставать станешь, да замахиваться, воевода опомнится да извернётся - хоть и ранен, а крепок. Будь кинжал целым, враз бы всё решил, а так резанул чеканом по глотке, но оплошал. Чекан - не нож, зацепился бородкой за бармицу. И воевода дожидаться покуда его прирежут не стал - ухватился за рукоять, не позволяя дале давить. Князь уж всем телом навалился, но вдруг от звона враз лишился слуха. Сразу же потемнело в очах, и он без чувств скатился наземь.
Никто не разглядел как горбатый хускарл подоспел на выручку Свенальду. Будто из-под земли выскочил и с налёту ошеломил князя обухом своей секиры.
Завидев такое, двое гридней, из тех, что стояли ближе прочих, кинулись, было, на него, да горбун уложил обоих. Бил не как принято - сверху вниз да наискось, а сбоку. Одному ратнику глубоко врубился в грудь, другому же, выдернув лезвие, свернул скулу тыльным концом топорища. И тут же, чертя тяжелой секирой узоры, бросился в брешь. Нурманы, не мешкая, с криками устремились вослед за ним.
Разорванное кольцо древлян рассыпалось. Гридни отбивались теперь по двое да по трое спина к спине. И гибли.
Битва угасала будто прогоревший костёр.
Скоро ни единого княжего ратника не осталось на ногах. Нурманы стягивали с убитых брони, собирали оружие. Славная добыча! Раненых резали. Свезло тому, кому сразу глотку. Однако, не всякому.
Свенальд, поднявшись, зажимал рукой рану и глядел как трое нурманов, захмелев от крови, пуще чем от мёда, истязают разоблачённого донага ратника. Двое растянули его, придавив к земле, а третий, тяжёлым саксом срезал со спины мясо, вырубил у хребта рёбра, и выдернул их так, что те стояли теперь торчком[116]. Стонов древлянина было не слыхать, но по тому, как вздувались над изувеченной спиной розовые пузыри, ясно что он покуда жив.
Воевода пнул ногой уже опутанного пенькой полоненного князя.
-═На победном пиру, Мал, я заставлю тебя во, славу Одина, намотать на дерево свои же кишки.
-═Ежели Хельга не воспротивится,═-═вымолвил подошедший сзади Спегги.
Свенальд не ответил.
Зарево над Искоростенем сливалось с багровым закатом и казалось, что не только земля, но и небо ныне, на радость Асам, пропиталось кровью.
* * *
Отроки из младшей дружины поспели к Большим вратам в срок. Стерегли их семеро ополченцев, и с толпою горожан одним бы им нипочём не совладать. Обезумевшие от горя да страха люди, готовы были уже снести створы, и себя не помня, ринуться прочь из полыхавшего града. На рогатины киевлян. Княжьи отроки, однако, не позволили. Дружина первой вышла в поле, а с ней союзно привратная стража, да те из ополченцев, кто ещё не растерял разум да храбрость.
Невеликое древлянское войско, вытянувшись в один ряд, принялось издалека осыпать киевлян стрелами. Те из них, что всё же долетели, урона не чинили, зато служили киевской дружине помехою, не позволяя скоро броситься на древлян. А им того и надобно - дать срок сородичам укрыться в чащё.
И верно, за спинами ратников горожане толпою вывалили из ворот и потянулись к лесу.
Первые успели добежать, однако поляне, видя такое, выжидать боле не стали, но невзирая на стрелы да сулицы супротивников, ударили всей ратью.
И отроки, и ополченцы бились яростно, погибели не страшась, однако ворог превосходил их числом да выучкой. К тому же, не было середь них воеводы. Ставр в огне сгинул, а сотник Любор хоть и удал, да юн еще. Киевлян же, напротив, вели вожди опытные.
Дружина Ольги единым напором смяла древлянский строй. Засидевшиеся под стенами Искоростеня киевляне, дождавшись, наконец, битвы, рубили древлян без жалости и разбора - не одних воев, но и горожан тож. Покуда чуть поостыли, да стали в полон брать, немало стариков да жён с детьми полегло...
Святослав по-прежнему дремал, пристроив головёнку на конской гриве, и Осмуд от скорой битвы, а тем паче от резни остался в стороне. Да, и не было ему охоты ратиться.
За полем, однако, из седла следил зорко. Потому, трёх верховых, что вскачь направлялись к нему, заприметил издали. А о том, кто скачет не гадал - ясно, что княгиня с гриднями.
Ольга осадила кобылу, едва не наехав на дядьку. Конь его дёрнулся, разбудив княжича, и тот заморгал сонно.
Княгиня долго глядела на Осмуда. Дядька молчал, не отводя взора.
-═Не припомню, чтобы прежде ты битвы избегал,═-═вымолвила, наконец, Ольга.
-═И ныне бы не стал, кабы случилась битва. Я - вой, а не кат!
Осмуд ждал, что княгиня вспылит, но она ответила спокойно, будто и не слыхала дерзости.
-═Ну, ежели не кат, так вот тебе моя воля. Ссади княжича и ступай в Искоростень. Не медли. Мне ведомо, что у Мала во граде сын с дочерью остались. Мыслю, что в хоромах княжих схоронились. Разыщи, и коли живы, приведи. Сделаешь?