В "Письмах из Японии", в частности, говорилось: "... русский язык считается теперь обязательным предметом в 16 средних учебных заведениях (Японии - Н.Г.), так что через каких-нибудь 10 лет японское правительство можно будет поздравить с кадрами хорошо подготовленных разведчиков, которые, вероятно, займутся своим делом в Иркутске, Томске и по всему Алтаю". ГУГШ запросило военного агента в Японии о степени достоверности этой информации. 26 февраля пришел ответ: "Доношу, что обе статьи представляют собой сплошной вымысел"{59}. На самом деле, русский язык в Японии преподавался только ученикам Токийской школы иностранных языков, в частной школе Амурского общества, где было всего 20 учащихся, в школе при православной Духовной миссии и в 3 военно-учебных заведениях. Ни в одном из военных училищ, как отметил агент, русский язык не сделан обязательным, как английский и другие европейские языки. Офицерам Военной академии русский преподавался лишь в том объеме, который позволил бы им читать и разбирать карту. Всего в японской армии насчитывалось не более 10-15 офицеров, способных говорить по-русски{60}.
Русский Генштаб, ознакомившись с этой информацией, больше к данной теме не возвращался, но и не сделал попытки каким-либо образом повлиять на общественное мнение, разуверить читающую публику. Вероятно, мифы были в этой области столь же выгодны военным, как и газетчикам. Одни таким образом увеличивали тираж, другие - поддерживали "патриотический" настрой публики.
В зависимости от характера русско-японских отношений, особенно в периоды обострения противоречий, на страницах газет вновь всплывали старые мифы с новыми "подробностями". 2 июля 1909 года петербургская газета "Свет" заявила, что японцы усердно изучают русский язык, а их военное министерство заказало в России "значительное количество экземпляров "Толкового словаря русского языка" В. Даля и намеревается снабдить ими все полковые библиотеки"{61}.
Обычно, новые "подробности" о японском шпионаже публиковали разом несколько газет, перепечатывая друг у друга одну и ту же информацию. Петербургская "Газета для всех" 4 марта 1911 года опубликовала статью "Узаконенное шпионство" о происках японской разведки, 10 марта в "Московских ведомостях" появилась статья "Шпионство в Сибири", а 18 марта та же статья была опубликована в столичной газете "Русское знамя"{62}.
Кампания в прессе всякий раз ненадолго стихала за исчерпанием сюжетов или политической актуальности шпионской темы, затем очередная волна шпиономании вновь накатывала с газетных страниц на российского обывателя, будоража его фантазию и сея иллюзии полной беззащитности перед вездесущими самураями.
В общих чертах организация иностранными государствами агентурной разведки в России строилась по единому принципу, или, как заключило ГУГШ, является почти тождественной{63}.
Роль координирующих центров, как правило, выполняли генштабы или специальные отделения военных министерств. Для государств, территориально соприкасавшихся с Россией, следующими по значению разведывательными органами были штабы пограничных соединений. Непосредственно на территории России сбором сведений занимались военные агенты, сотрудники посольств и консульств. Последние, не мнению ГУГШ, "сосредоточивали и объединяли местную военно-разведывательную деятельность"{64}. Названные органы имели своих резидентов-нелегалов, которые с помощью собственной агентурной сети собирали необходимую центру информацию.
Пестрый в этническом плане состав населения приграничных районов России значительно облегчал работу иностранным разведкам. Они ловко использовали ошибки царизма во внутриполитической сфере. ГУГШ констатировало: "Положение России ухудшается тем, что ваше пограничное население... по своей замкнутости и враждебности к нам дает целые гнезда, в которых находят укрытие иностранные шпионы"{65}. Штаб Виленского военного округа сравнивал пограничное население Восточной Пруссии и России: "... в Германии очень культурное, с высоко развитым общественным чувством патриотизма однородное в племенном отношении,... в нашей пограничной полосе - почти исключительно инородческое, со слабо развитым чувством патриотизма население, считающее среди себя, вероятно, немалое количество членов различных революционных организаций". Все это, заключали военные, "в высшей степени облегчает ведение тайной разведки германцами у нас, чем они и пользуются в широких размерах...". Штаб Виленского округа считал, что в этих условиях искоренить "массовое шпионство" нельзя. Поэтому военные предлагали жандармам" не тратить много сил на германских и австрийских подданных, а лишь внимательно следить за ними, пользуясь "исключительно теми сведениями, которые дает полиция"{66}.
На Дальнем Востоке, наоборот, русские власти получили реальный шанс отнять у разведки Японии возможность использования приграничного, прежде всего корейского, населения. Властям следовало устранить влияние японских общественных и государственных структур на корейские общины. Для этого были все предпосылки. Под давлением японского засилья и прогрессирующей нищеты, в начале XX века из Кореи в Приморье хлынули потоки эмигрантов. Особенно приток беженцев увеличился после аннексии Кореи с Японией. В среде беженцев большим влиянием пользовалась общественная организация "Кунминхве" ("Кукыин-хой" в жандармских документах) - "Корейское национальное общество". Оно ставило перед собой экономические, культурно-просветительные цели, а главное - сплачивало корейцев на платформе антияпонской борьбы. Но русские власти своевременно не поставили под свой контроль работу общества. Этим воспользовались американские и японские эмиссары, сумевшие навязать свои интересы части руководства "Кунминхве" и общество стало вести уже антирусскую пропаганду. Только жандармы смогли привлечь некоторую часть членов общества к контрразведывательной работе. Корейцы по заданию полиции вели наблюдение за японскими офицерами и дипломатами, самостоятельно выслеживали и уничтожали японских разведчиков. Так, в Чите группой корейских эмигрантов были захвачены и казнены двое связных из японского разведцентра в Куанченцзы{67}. Японской агентуре, частично также состоявшей из корейцев, власти могли бы противопоставить группы корейских партизан, но убийство корейцами в Харбине видного японского политика Ито Хиробуми повлекло за собой высылку из Приморья наиболее непримиримых членов корейских боевых группировок. Петербург не хотел портить отношения с Токио. Зато жандармы лишились ценных агентов. Осенью 1910 года начальник жандармского управления полковник Щербаков докладывал в штаб Корпуса жандармов: "вести контрразведку теперь почти невозможно. Корейцы напуганы арестами..., боятся следить за японцами"{68}. Немедленно японцы развернули кампанию по привлечению симпатий русскоподданных корейцев. Чтобы объединить корейцев, живущих в Уссурийском крае, вокруг идеи преданности микадо, было создано общество "Чжионсей". Для покрытия расходов на организацию японскому консулу Начатаки правительством были выделены 20 тыс. иен.
Царская администрация равнодушно взирала на происходящее, и только полковник Щербатов не унимался, доказывая, что "мы все делаем на руку японцам..., а те не остановятся, пока своими умными и решительными мерами не создадут из корейцев авангард своей армии"{69}.
В итоге, как на западной, так и на дальневосточной границе российские власти не могли рассчитывать на лояльность населения приграничных районов.
Исходя из анализа выявленных целей иностранных спецслужб, в 1907-1911 гг., русский Генштаб полагал, что все их внимание сконцентрировано на приграничных военных округах, где главным объектом изучения стали "военно-материальные" средства империи. Насколько можно судить по архивным документам, русские военные не выделяли, а точнее - игнорировали определенную специфику в комплексах целей различных иностранных разведок на территории России. Авторитетная комиссия из представителей ГУГШ, МВД и Морского генштаба в декабре 1908 года пришла к заключению, что "самой плодотворной ареной всех многочисленных иностранных разведчиков являются важнейшие в военном отношении пункты, а главной целью их деятельности - важнейшие в этих пунктах военные учреждения: штабы, адмиралтейства, военно-окружные штабы с их типографиями, интендантские, артиллерийские и инженерные управления..."{70}.
