А вот эта елочка, стоявшая в больнице, совершенно не ободряла и не улучшала настроения. Украшения на ней оказались старенькие, краска на них местами облупилась. В целом деревце выглядело грустным и усталым, и я понимала, как оно должно было себя чувствовать. Я твердо решила передать больнице все наши елочные украшения, как только мы снимем их с елки в январе. Черт, да если они вылечат Дэвида, я каждый год буду покупать им самую большую и самую роскошную елку. Я осторожно дотронулась до серебряной звездочки на макушке маленькой елочки и загадала желание, тщательно проговаривая про себя каждое слово.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я попросила Стэна подвезти нас в больницу, и мы смогли побыть рядом с тобой?

Я отрицательно покачала головой – бесполезный жест, учитывая, что в данную минуту я разговаривала по телефону.

– И даже не беспокойся о том, что на улице метель, – продолжала Элис. – Стэн – прекрасный водитель, и он говорит, что с радостью подбросит нас к тебе.

Я огляделась вокруг, в смущении переваривая слова соседки. Я стояла у центрального входа в больницу, куда вышла как раз с целью позвонить Элис, как и обещала. Дело в том, что я не была уверена в том, разрешено ли пользоваться мобильной связью в стенах больницы. На всякий случай, памятуя о городских легендах, гласящих, что мобильники мешают медицинской аппаратуре нормально функционировать и поддерживать жизнь пациентов, я вышла на улицу – как можно дальше от палаты, где лежал Джо, и только оттуда позвонила. И пока Элис сама не заговорила о погоде, я даже не заметила, что тут метет, и притом достаточно сильно.

Я смотрела на летящие снежинки, подсвеченные натриевыми дуговыми лампами, от которых все на парковочной стоянке сияло оранжевым светом. Скучная и обычно серая бетонная площадка приобрела какой-то фантастический неземной вид, что совершенно не соответствовало отчаянно бурлящей внутри меня тревоге.

– Не надо, Элис. Оставайтесь дома. Я не хочу, чтобы Джейк увидел Джо в таком состоянии. Это напугает его.

В этом я была уверена, потому что была на двадцать три года старше своего сына, но и меня то, что я увидела, напугало до полусмерти. Теперь меня начало трясти, и я только сейчас заметила, что выскочила на улицу, не одевшись. К тому же я вообще не помнила, где оставила пальто. В эту минуту я с трудом могла контролировать себя, так что Джейку пока лучше оставаться в заботливых руках моей доброй соседки. А вот когда врачи справятся с состоянием переохлаждения, в котором сейчас пребывал Джо, и вернут тепло – в прямом и переносном смысле этого слова – нашему любимому человеку, я, конечно, привезу Джейка сюда, прямо к койке его отца. И вот тогда будет неважно, днем это произойдет или ночью.

– Хорошо, Элли. Как считаешь нужным. О Джейке не волнуйся. Мы со Стэном с радостью проведем здесь хоть всю ночь, если будет необходимо.

– Спасибо тебе огромное, ты так добра ко мне, и… – Тут у меня перехватило горло, и я не смогла больше выговорить ни слова.

Элис чуть слышно хмыкнула, потом закашлялась, и я услышала, как она достаточно сдержанно сморкается в платок. Когда она снова заговорила, голос ее стал властным и не терпящим возражений. Наверное, сейчас это было даже хорошо для меня, потому что, услышав слова сочувствия, я бы только окончательно расклеилась.

– Так чем я могу тебе помочь прямо сейчас? Может быть, надо кому-то позвонить? Например, твоим родителям или родителям Джо?

Я шумно сглотнула. Но, как бы ни хотелось мне переложить груз этих звонков на кого-нибудь другого, все же я должна была сделать это сама.

– Не надо, я сама им позвоню, только мне кажется, было бы лучше немного выждать, пока врачи не скажут что-то более или менее ободряющее.

– Это ты неплохо придумала, – подтвердила моя дружелюбно настроенная соседка, которая возрастом приближалась к родителям Джо, хотя в реальной жизни казалась на несколько десятков лет моложе.

Мне было страшно подумать, как отреагируют родители Джо на известие о несчастном случае с их сыном. В последнее время они оба чувствовали себя неважно. Отец Джо уже несколько лет не садился за руль, так что, даже если не учитывать надвигающуюся снежную бурю, трудно было себе представить, что они решатся на пятичасовую поездку, чтобы приехать сюда.

– Ты можешь передать трубку Джейки? – попросила я и, пользуясь минуткой, которая требовалась сыну, чтобы добежать до телефона с кухни, где он играл с мужем Элис, попыталась успокоиться. Я набрала в легкие побольше воздуха, одновременно вдохнув при этом крошечные частички снега. Губы у меня защипало от холода. Но, конечно, это был совсем не тот холод, который сейчас ощущал Джо.

– Как там папуля? Ему уже лучше? Ты скоро приедешь?

Я вдохнула очередную порцию снежинок, и они будто накрыли дозу вранья, которое я собиралась сейчас выдать, как покрывают десерт сладкой глазурью.

– С папой все хорошо, милый. Ему прописали очень горькие лекарства, но зато от них он очень скоро поправится.

Наверняка в книгах по детской психологии написаны целые главы, объясняющие, почему нельзя говорить ребенку неправду в подобных ситуациях. Но к черту теорию. Я всегда буду защищать своего сына от всего, что может причинить ему вред. Я мать и только так должна вести себя, других вариантов поведения у меня быть не может.

– А ты скажи ему, чтобы он зажал нос, тогда покажется не так горько, – посоветовал мой мудрый сынишка.

В этот момент я почувствовала влагу на глазах, но она не имела ничего общего с обжигающими их ледяными кристалликами, падающими с неба.

– Здорово придумал! Пожалуй, я так и сделаю.

– И приезжайте домой побыстрее. Папа обещал прочитать мне последнюю главу из книжки, которую читает мне на ночь, а кроме него никто так не умеет изображать разные голоса.

Я с силой сжала крошечный телефон у своего уха. Он казался мне сейчас единственным спасательным тросом, моей единственной связью с быстро исчезающей нормальной жизнью и таким далеким устрашающим миром, где врачи разрешают лишь проститься с человеком, которого ты любишь, в то время как сложная аппаратура продолжает закачивать кислород в его легкие.

– Я обещаю тебе, что мы вернемся домой как можно скорее. А пока что слушайся Элис и Стэна, будь хорошим мальчиком.

Я понимаю, что нельзя давать детям обещания, если еще неизвестно, сможешь ли ты их выполнить или нет, но, с другой стороны, в один миг целиком и полностью разрушать их мир тоже недопустимо. Учитывая все это, я подумала, что сделала верный выбор, с которым смогу жить и дальше.

Поднимаясь на лифте назад в отделение интенсивной терапии, я убеждала себя в том, что поступила правильно, решив пока не звонить ни своим, ни его родителям. Если быть до конца откровенной, в глубине души я боялась, что если сообщу кому-то о том, что случилось, то запущу в ход некую машину, и произойдет целая цепь нежелательных, страшных событий. В отчаянии я смотрела на свое искаженное отражение в металлической пластине панели управления в кабине лифта и думала только о том, не опоздала ли я вообще. Костяшки домино уже начали падать одна за другой, и я никак не могла остановить этот процесс.

Одна из медсестер отыскала меня как раз в тот момент, когда я через стекло наблюдала за группой хлопотавших над Джо врачей. По их лицам и действиям я не могла определить, улучшилось ли состояние моего мужа или, наоборот, ухудшилось, а спрашивать об этом мне было страшно. Медсестра осторожно взяла меня под локоть и увела от палаты, а вернее, буквально оттащила, поскольку я начала сопротивляться, как только она потянула меня прочь.

– Здесь вы ничего сделать не сможете, – тихо произнесла она.

– Мне просто хотелось быть поближе к нему. Ну, чтобы он знал, что не один, – пояснила я и, взглянув еще раз на заполненную людьми палату, поняла, что Джо, в общем-то, совсем не одинок.

Сестра успокаивающе похлопала меня по руке.

– Как только появятся какие-либо изменения, я обязательно приду за вами. Обещаю. А пока что можете подождать вот тут. Здесь вам будет гораздо удобнее, – сказала она, подходя к двери с маленьким стеклянным окошечком, больше похожим на прорезанную в дереве щель.