– Это пустое, девочка. Его лекарство сокрыто в нем, только он этого не чувствует, и болезнь – его вина, но он отказывается в этом признаться. Бич Господа способно излечить лишь время или покаяние, но на последнее Асмодей не пойдет, а первое требует терпения. Любое вмешательство, как показала практика, только затянет этот процесс. Сколько бы ты не накладывала повязок – раны будут кровоточить, а швы расходиться. Такова кара Всевышнего! Дай срок… Его бессонная агония закончилась два дня назад. Скоро он восстановит силы.

– Что произошло… с ним? – обратив на собеседника янтарный взгляд, наполненный глубокой печалью, произнесла она.

– История старая как мир: судьба – величайший игрок. Веками она его предостерегала, давала намеки и знаки, но ее все равно искушали, и терпение закончилось. Он накликал на себя гнев Люцифера.

Когда Абаддон ворвался в пещеру и перебил всю стражу, мы посчитали, что и ты, и книги учета попали в руки к врагу. Как ты понимаешь, снести такую пощечину Асмодей не мог. В Аду каждому бесу известно, сколь горяч может быть он в своей обиде, но когда обида затуманивает осторожность и здравый смысл – жди беды.

– Выходит, это все из-за меня… – с горечью прошептала она, едва слышно, скорее самой себе, но отголоски этой мысли все же дошли до ангельского слуха.

– Не переоценивай своей значимости, – презрительно фыркнул Нуриэль. – Это все из-за его самолюбия, жертвами которого когда-нибудь падем мы все… Это неизбежность, как показала практика, оно не щадит никого: ни ангела, ни демона, ни человека.

Не то, чтобы потеря третьей ипостаси Асмодея расстроила его товарища. От природы к порождениям Ада он не питал большой симпатии, а его взаимоотношения с владыкой Похоти были вымученные и по необходимости. Но то, как хозяин опочивальни расправился с демоном, пробудило в Нуриэле весьма тревожные мысли.

– Поразительно, – усмехнулась Аврора. По каким-то неясным ей самой причинам этот незнакомец не внушал ей страх или отвращение. От него не исходило такой угрозы, как от Абаддон и остальных рыцарей, но при всем его внешнем спокойствии и надменности в нем ощущалась глубокая надломленность и духовная опустошенность. Оно и понятно: великая судьба – великое рабство. Нуриэль был частью величайших свершений Асмодея, но имел не больше прав, чем самый обыкновенный невольник. Века… тысячелетия… скорбная участь.

– Что тебя так позабавило? – не понимая внезапной радости, отразившейся на лице девушки, поинтересовался он.

– По мере сил Вы заботитесь о нем, пытаетесь оберегать от самого себя. Не думала, что демоны могут проявлять заботу друг о друге. Вы не такой, как Асмодей или Абаддон.

– Наверное, потому, что я не демон.

– А кто же тогда?

– Бери выше… – благоговейно подняв очи туда, где должны были находиться небеса, произнес Нуриэль. Проследив за его взглядом, Аврора не сумев унять дрожь, пробежавшуюся по телу, опустилась на кровать.

– Нет… – покачала головой она, – Вы не можете быть ангелом. Это невозможно! Я не хочу в это верить!

И она не верила. Не желала терять последние крупицы оставшейся надежды на спасение души. Столько лет она терпеливо несла свое бремя, мечтая о том, что когда-нибудь Господь помилует ее душу, что он услышит ее тихие мольбы, но теперь знание занесло клинок над верой. Ведь если Всевышний позволил своему небесному воину тысячелетия прозябать в адской пустыне, что уж говорить о ней. Не знать ей прощения. Раньше бы Аврора устыдилась этой крамольной мысли, но сейчас место стыда заняло чувство иное…порочное! И Нуриэль увидел это в ее глазах, ибо на мгновение в них отразилась губительная тьма пустоши.

– Каждый человек верует в то, во что ему удобно, а у меня нет ни времени, ни желания переубеждать тебя в обратном.

Но видимо эти слова прозвучали слишком громко, а может, туман сна начал постепенно рассеиваться, выпуская Асмодея из своих объятий. Как бы то ни было, по его спокойному лицу скользнул обжигающий свет свечей, и демон инстинктивно поморщился, прикрывая глаза рукой.

– Владыка, – пролепетала Аврора, кинувшись к нему, но Нуриэль достаточно грубо ухватил ее под локоть, притянув к себе.

– И еще один совет напоследок, – зашептал он, губами касаясь ее уха. – Никогда не смотри на него так!

– Как? – пискнула растерявшаяся девушка, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– С жалостью.

– Я не понимаю, – стараясь придать голосу спокойствие, произнесла Аврора.

– Он тебя ценит, а потому может позволить некоторую… вольность… может закрыть глаза на дерзость, как в тот раз, когда ты, опьяневшая от настойки, позволила себе говорить с ним, как с равным. Но он никогда не потерпит жалости к себе, ибо считает ее величайшим оскорблением. И никогда не примет помощи, потому что этого не позволит его гордыня. Не хочешь сейчас столкнуться с его злостью – веди себя так, будто ничего этого не произошло. Впрочем, выбор остается за тобой.

– Я поняла, – так же тихо произнесла она. И пусть ее измученная, но не утратившая света душа сейчас рвалась от желания помочь, девушка была вынуждена признать правоту своего собеседника. Почувствовав, что стальная хватка Нуриэля ослабевает, Аврора осмелилась поднять на мужчину глаза, да так и обомлела. Его и без того бледная кожа начала светиться изнутри, постепенно утратив свою материальность. Казалось, будто на глазах он превращается в бестелесного духа, рассыпавшись на мириады светящихся пылинок, которые закружились в причудливом вальсе, стягиваясь в светящуюся сферу, озарившую яркой вспышкой опочивальню, а затем растворилась в груди Асмодея, тело которого засияло таким теплым сиянием, будто на него снизошла божественная благодать. Мгновение спустя на волосах, цвета воронова крыла, засияло столь привычное для глаза серебро, и демон, потревоженный столь сильным потоком энергии, раскрыл глаза.

Но пробуждение это не принесло ему успокоения или радости, напротив, мучительная боль изувеченной кнутами спины сразу дала о себе знать; ущемленная гордость не желала предавать случившееся забвению, а разум, все еще объятый призраками пустоши, лихорадочно цеплялся за реальность: шелковый балдахин над кроватью, серебряный канделябр, залитый восковыми каплями, тихое потрескивание огня в камине… нет – это не мираж. И… Аврора… взгляд на мгновение скользнул по ее фигурке, склонившейся в почтительном поклоне, по поникшим плечам и остановился на лице. Что ж, спасибо Нуриэлю, который вопреки своим принципам позаботился и о девушке. Одно утешение – визит на пустошь не прошел совсем даром.

– Вина, – усаживаясь на кровати, проговорил он. – «Хотя бы расторопности своей не растеряла», – наблюдая за стремительными движениями девушки, подумал демон. – Сколько времени я проспал?

– Около недели, Владыка, – подавая ему кубок, ответила Аврора, стараясь не упоминать о своем знакомстве с одной из его ипостасей.

– Надеюсь, Ад за это время не перевернулся, – ухмыльнулся он, делая глубокий глоток, и указал ей на угол кровати, – Садись!

– Насколько мне известно – нет! – повинуясь его воле, прошептала она.

– Что ты успела рассказать Абаддон до того, как угодила на пустошь? – разумно рассудив, что самым верным поведением по отношению к девушке будет полнейшая безучастность к перенесенным ею страданиям, произнес Асмодей. Он не имеет права на сострадание! Никаких слабостей, если хочет удержать свой авторитет и свой титул. Ни у кого не должно оставаться сомнений в его бесстрастности: ни у его прислуги, ни у демонов в Аду, ни у Авроры. Ни, в первую очередь, у него.

– Ничего, Повелитель, – глотая слезы, произнесла несчастная, сраженная неоправданной надеждой. Наивная фантазия, глупая по своей природе. Демоны остаются демонами, и никаким оружием, никакой заботой и откровенностью не пробить панцирь тысячелетней злобы, в который закована их изувеченная душа.

– Тогда кто посвятил его в мои намерения?

– Он… он ворвался так неожиданно, я сумела ухватить книги, но некоторые мои записи попали в его руки. Я ничего не могла сделать.