Правильно ли она поступила, не раскрыв ему всей правды? Является ли благим желание защитить тех, кто тебе дорог от губительной истины, выброшенной из закоулков памяти за давностью лет? Имела ли она вообще права приоткрывать эту завесу тайны, которую сокрыли от всех высшие силы? Эти вопросы не давали ей покоя, заставляя постоянно метаться между желанием сбросить с плеч этот тягостный груз и святой верой в то, что подобные ей не имеют права развенчать эту полулегендарную историю. Но тяжелее всего на ее плечи давило обреченное осознание невозможности их противоестественного союза, и чем больше Селин пыталась убедить себя в этом, тем громче сердце восставало в ее груди, желая свергнуть деспотичный режим консервативного разума.

Треск мокрых веток и едва уловимое движение ветра в гроте заставили Селин прервать свои размышления. Без интереса наблюдая за попытками охотника разжечь костер, она тем не менее позволяла себе изредка поглядывать на него, воскрешая в памяти воспоминания о ночи страсти, проведенной в охотничьем домике. Будь на то ее воля, девушка до сих пор бы лежала на полу, укрывшись медвежьей шкурой и питаясь кровью пушных зверьков. Но мужской долг был превыше женских желаний, а потому они были вынуждены ночевать в мокрых пещерах, продираясь сквозь грязевые реки.

То и дело от огнива вспыхивали искры, но сырые дрова никак не хотели воспламеняться, окутывая пещеру удушающей пеленой, заставлявшей слезиться глаза.

— Достань из дорожной сумки тетрадь в кожаном переплете! — проговорил охотник, пытаясь раздуть непослушное пламя. Когда Селин подала ему дневник пращура Анны, Ван Хелсинг поочередно начал потрошить рукопись, хранившую на пожелтевших страницах историю целой эпохи, окончившейся поражением Божьих воинов. — Теперь можешь быть спокойна, никто и никогда не узнает о том, где находился замок Виктора, огонь сохранит эту тайну.

Где-то в глубине недр костра начал тлеть огонек, с каждой искоркой рождая спасительную надежду в измученных дождем, холодом и неизвестностью сердцах. Едкий белый дым потихоньку стелился по земле, а из небольшой кучки дров поднимались скоромные язычки пламени. Вскоре, разрывая беспробудный мрак, в пещере весело затрещал костер, даря столь необходимое всем тепло.

Замолкающий дождь обнажал тихие звуки лесной ночи, открывал всю её таинственную красоту: где-то вдали слышалось нервное завывание волка, пытавшегося выбраться из наполненной водой норы; на поскрипывающих от ветра ветвях одиноко ухал филин, отчаявшись найти себе пропитание; хрустальные капли хаотично падали на сухую листву, напевая ни с чем не сравнимую мелодию девственной природы.

Серая туча, закрывшая небеса, делала ночь ещё темнее, оттого каждый всполох костра становился еще ценнее.

— Поразительно, ты и я, мы ведь прекрасно видим во тьме, но как зачарованные наблюдаем за танцующим пламенем, — задумчиво проговорила Селин, не отводя томного взгляда от костра. Девушка и сама толком не знала, почему решила завести этот разговор, просто в какой-то момент молчание стало невыносимым, и желание нарушить его возобладало над логикой и здравым смыслом.

— Инстинктивно даже порождения тьмы тянутся к свету, но никакому огню, как бы ярко тот ни горел, не сравниться с восходящим солнцем! — коротко заметил охотник, вглядываясь в лицо своей спутницы. — Возможно, тебе стоит сказать о том, о чем ты так старательно пытаешься умолчать!

— Что ты собираешься делать потом? Если убьешь Дракулу? — после некоторого промедления произнесла она.

— В своих мыслях я не забегаю так далеко. Несколько дней назад у меня не было никакого прошлого, а теперь я узнал, что корни его уходят к середине пятнадцатого века.

— И все же… ты затеял эту вылазку с целью убить Дракулу и спасти принцессу, но снять с нее проклятие бессмертных может только смерть! Готов ли ты подарить ей вечный покой в чертогах преисподней?

Разумеется, он думал об этом, но времени на размышления оставалось все меньше, а ответа до сих пор не нашлось. Анна была последней представительницей древнего рода — по преданию, если ее сердце перестанет биться до того, как душа Дракулы отправится в ад, то все поколения ее предков последуют вслед за ним, а значит, охотник уже проиграл. Однако его сердце отказывалось мириться с поражением, продолжая слепо верить в возможность спасения.

— Я заложник долга, у меня нет другого выбора! — подбросив в костер полено, проговорил Ван Хелсинг.

— Боюсь, что любовь менее разборчива, чем разум, она убьет в тебе и честь, и долг. Ведь именно поэтому ты пустился в это путешествие?

— Нет, не поэтому, — подходя к выходу из грота, ответил он. — Дождь кончился, нужно выдвигаться, тогда к утру следующего дня достигнем перевала. Дальше, если верить карте и твоим рассказам, останется немного.

— Верно! — обреченно выдохнула Селин. Вот уже несколько раз она пробовала вывести охотника на откровенный разговор, но каждый раз ее попытки терпели горькое фиаско.

Ван Хелсинг оказался прав — как только первые признаки рассвета окрасили небеса багровым заревом, они преодолели узкое ущелье, укрывшись в наскоро сооруженном укрытии, а к середине ночи наконец-то увидели заброшенные руины.

— Это оно и есть? — недоверчиво спросил Ван Хелсинг, бросив быстрый взгляд на покосившиеся башни, обнесенные невысокой стеной.

— Да, но ты, очевидно, ожидал увидеть хорошо укрепленный форт с лучниками на стенах, как в повествованиях средневекового эпоса? — с легкой улыбкой поинтересовалась она.

— Признаюсь, ожидал чего-то более монументального!

— Возможно, я еще смогу тебя удивить. — Девушка уже собиралась начать спуск, когда почувствовала, что Ван Хелсинг буквально сшиб ее с ног, подминая под себя.

— С ума сошел? — прошипела Селин, впившись ногтями в его руку.

— Там кто-то есть! — прошептал он, показывая на западную стену, где освещенные светом луны, виднелись вполне отчетливые силуэты.

— Быть не может! — прошептала вампирша, напрягая зрение. — Я думала, что все они погибли, но они здесь. Невозможно! Но чьи же останки тогда были в замке?

— Кто эти… вампиры?

— Тот, что слева — Виктор — старейшина клана, дальше Крэйвен — его регент на время векового сна и Сорен — их телохранитель, а вот женщина… я помню ее, она одна из древних, заседала в совете «Черной вуали»… как же ее звали… Ми­рабел­ла Найт, опасная хищница во всех отношениях, но что ей нужно здесь?

— Черной вуали? — недоверчиво переспросил охотник, наблюдая за этим таинственным сборищем.

— Черная вуаль — это кодекс чести вампиров, своего рода законник темного мира, за исполнением котором следит совет, состоящий из древних. На его страницах прописаны не только этические нормы сообщества бессмертных, но и непреложные законы, а старейшины являются и судьями, и палачами, находясь на вершине этой иерархии.

— Не думал, что у вас все так сложно.

— До недавнего времени ты и Дракулу с его невестами считал единственными вампирами, а теперь…

— Но если вас так много, как удается хранить в тайне ваше существование?

— Законы. Мы не можем открыто убивать в городах, в присутствии большого скопления людей, многие учатся заметать следы или выпивать не всю кровь жертвы, стирая ей память, — отозвалась Селин.

— Судя по всему, Дракула пренебрёг этими запретами.

— Трансильвания — суеверный край, затерянный в горах, тут можно позволить себе больше. К тому же, насколько мне известно, он никогда не совершал налеты на деревни и никто из ныне живущих не видел его лица…

— Ясно, в ваших законах столько же брешей, как в решете, — резко оборвал ее охотник.

— Наши законы писаны для бессмертных, а не для людей. К тому же, у вас справедливый суд тоже редкость, все решают деньги и связи. Они ушли… — прошептала девушка. — Жди меня здесь. Если монстр в убежище, я вернусь за тобой!

— Нет, если нас поймают вдвоем, тебя обвинят в предательстве и казнят. Я не могу этого допустить!

— Но что тогда ты предлагаешь?

— Это, — проговорил Ван Хелсинг, доставая из дорожной сумы, упакованной еще в Ватикане, серебряные наручники.