— Не прогадаешь, государь, послав его в Астрахань. Как воевода он стяжал славу удачливого. К тому же брат царя. Он не только Астрахань усмирит, но и ногаев приструнит. Да чтоб проверить, какие у него мысли в самом деле на уме, поход в самый раз сгодится. Не выпуская его из Звенигорода, разве узнаешь, как он поведёт себя, если получит свободу для действий.
Ещё немного посомневался Иван Грозный, но отступил под напором своих любимцев.
— Хорошо. Принимаю ваш совет.
Ликуют Бельский с Годуновым: удалось! Первый шаг по пути задуманного сделан. Начнёт полнить рать князь Владимир, можно будет обвинить его в заговоре. В каком? Там видно будет. Утро вечера мудренее. Либо уличить в намерении повести полки не в Астрахань, а на Москву, либо в желании, подавив мятеж, объявить себя великим князем Астраханским, всего Южного Поволжья и даже Южной Сибири, а накопив силы, дотянуться и до Кремля. Вот тогда Иван Васильевич в гневе расправится с братом, одним из законных претендентов на царский трон после смерти Грозного. А она, как рассчитывали Бельский с Годуновым, оба охотника за российским троном, уже не за горами.
Получив приказ царя-брата, Владимир Андреевич воспрял духом и уже на следующий день был в Разрядном приказе со своим предложением идти к Астрахани по Волге на боевых кораблях. А готовить эти корабли он предлагал по всем Верхневолжским городам, но главной базой для них определить Кострому, где есть большой затон, а город славен корабельных дел мастерами. Ко всему прочему, князю было известно, что в Костроме находилось более пяти дюжин боевых ладей, учанов и насадов, и если из Ярославля переправить туда все наличные ладьи и учаны, то получится довольно внушительная сила. Прибавить новые корабли, да ещё и юмы для перевозки огневого наряда, продуктов питания для ратников, корма для коней и — готов караван.
Сбор же самой рати, конных и пешцев следовало провести в Юрьевце, Балахне и в Нижнем Новгороде. Весной на полой воде поплывёт речная рать вниз без остановок. Споро пойдёт, без лишней сутолоки, что очень важно для внезапности.
До полой воды — добрых полгода. Вполне достаточно для подготовки. С лихвой.
Иван Грозный одобрил план брата и Разрядного приказа, велев самому князю Владимиру наблюдать за подготовкой, живя в Костроме, Юрьевец же, Балахну и Нижний Новгород навещать по мере необходимости, но во всех городах не выказывать своего пребывания. Тайность подготовки к походу — наиважнейшее условие.
Такое поведение Иван Грозный определил Владимиру Андреевичу по совету Богдана Бельского, согласованному с Борисом Годуновым. Тех осенило, как можно извести князя Владимира руками царя, и решили они действовать стремительно и смело. От Бельского в Кострому к знатным мужам города поскакал посланец со словом якобы государя, дабы достойно встретили они царёва брата, которому Иван Васильевич поручил столь ответственное дело.
Расчёт точный: кто осмелится уточнять у самого царя о его повелении, переданного через своего оружничего? Ну а заставь дурака Богу молиться, он весь лоб расшибёт. Вот и встретила Владимира Андреевича Кострома колокольным звоном да хлебом-солью, что поднесла дева краса. Глава города и воевода городовой рати поочерёдно устроили пышные пиры, их примеру последовали многие из бояр и богатых купцов — пару недель выворачивалась наизнанку костромская знать, чтобы угодить царёву брату и, стало быть, самому Ивану Грозному. Князю Владимиру остепенить бы ретивцев, но он, соскучившийся по славе, воспринимал почести словно должное, вовсе не думая, как отнесётся ко всему этому царь, и даже подумать не мог, что о его величании в Костроме постоянно докладывают Ивану Грозному, не забывая сильно приукрашивать происходящее.
Годунов же с Бельским недоумевали, отчего Грозный не опаляет брата за ослушание: о какой тайности может идти речь, если столько шума вокруг княжеской персоны? Только не принял Иван Грозный никаких мер даже после того, как поездки Владимира Андреевича в Юрьевец, в Балахну и в Нижний Новгород прошли тоже под колокольный звон. И всё же князь Владимир дал врагам своим тайным такие козыри, которые позволяли им выиграть безоговорочно: он вызвал в Кострому всю свою семью.
Казалось бы, что в этом особенного — не хотелось князю утешаться добрых полгода ласками сенных дев, вот и послал за женой. А детей, хотя они уже повзрослели, не оставлять же на руках у прислуги. Всё так, но можно и переиначить, пристегнув, да не забыть вовремя упомянуть княгиню Ефросинию.
В общем, поразмыслив, решились Годунов с Бельским на рискованный шаг, исполнять который суждено было Богдану Бельскому. Тот, улучив момент, как бы между прочим, сообщил Ивану Васильевичу:
— Государь, из Белоозера посланец к Владимиру Андреевичу пожаловал. Тайно.
Сказал Бельский и замер, ожидая резкого: «Не суй нос в дела моей семьи! Голову надоело носить на плечах?!» Минуты, однако же, шли, Иван Грозный всё более и более хмурился; рубанул, наконец:
— Прознать цель! С Тайным дьяком сообща!
Не совсем в строку лыко, ну, да — ладно. Тайный дьяк тоже человек, кого можно смутить, особенно если Годунов возьмётся за это дело.
Никто не может с полной уверенностью сказать, было ли крамольное предложение от княгини Ефросинии сыну и согласился ли он с ним, но Ивану Грозному поднесли так: тайный посланец, мол, под пыткой признал, что мать Владимира настоятельно советовала сыну не вести ополчённое войско в Астрахань, а захватить Москву, выбрав время, когда царь будет в Александровской слободе. Если же этот план покажется слишком рискованным, тогда, усмирив Астрахань, объявить себя великим князем Астраханского княжества, свободного от России, а присоединив к нему ещё Южную Сибирь с ногаями и собрав крупную рать, отвоевать российский трон, по духовной Василия Ивановича ему принадлежащий. И ещё добавили, будто Владимир Андреевич собирает колдунов, чтобы на него, царя, и его сыновей наслать порчу или отравить всех вместе.
Долго ждал Бельский ответного государева слава, и тот в гневе швырнул:
— Всё! Терпение лопнуло!
— Скажи, государь, тайно ли казнишь коварного или принародно?
Замешкался с ответом Иван Грозный, а Бельский уже твердит с готовностью:
— Дай пару дней. Подумавши, посоветую.
— Мозгуй.
Не обошлось без разговора с Годуновым, и ещё не успело солнце начать путь к западу, как после обмена мнениями план был готов: ниже Костромы в Караваеве, а для надёжности и в Наволоках посадить засады для осмотра всех судов, спускающихся в Нижний Новгород; в Ярославль тоже послать пару сотен из царёва полка; в Кострому ехать Бельскому как царскому послу; тайно же под рукой иметь до полутысячи мечебитцев-конников. Встречу братьев они наметили в Солотне, близ Александровской слободы.
— Денёк перегодим, будто напрягаем мозги. Завтра к вечеру доложим.
— Вдвоём — рискованно. Вдруг заподозрит что-либо Грозный? Тебе ли не знать, сколь он недоверчив.
— Ладно. Иди один. Обо мне лишь слово замолви, что всё придумали совместно. Но учти, тогда тебе одному и исполнять. Под силу ли?
— Под силу. И про тебя не забуду.
Обещанию союзника Годунов не поверил — и не ошибся: только от своего имени пересказал план Бельский.
Иван Васильевич одобрил его, высказав всего лишь одно пожелание:
— Семью тоже нужно привезти.
— И её приглашу, государь, — пообещал Бельский. — От твоего имени. Погостить, мол, у царя, пока решаются ратные дела. В крайнем случае, принуждением привезу.
— Согласен. Но без принуждения всё ж таки более желательно.
Сложное дело предстояло сделать Богдану Бельскому: разослать засады и рать в Ярославль быстро и, что особенно важно, в полной тайне. С одной стороны, любая задержка могла вызвать недовольство Ивана Грозного, но самая мелкая промашка могла испортить всё дело: кто поручится, что в Александровской слободе нет тайного сторонника князя Владимира, который успеет предупредить Кострому, а та возьмёт и ощетинится. Не было ясно и то, как поведёт себя Борис Годунов. Его тайные мысли за семью печатями.
