Лично Малюта Скуратов следил и за изготовлением крепкого и удобного возка для долгой дороги. В нём ехать царице Марии. Приглядывал он и за мастерами, готовившими ещё пять дюжин возков.

3 декабря 1564 года Кремлёвская площадь заполнилась параконками и возками. На брички грузили царскую казну, в возках размещались жёны и дети избранных дворян, приказных и воинских чинов, а также загодя приглашённых в опричнину (они ещё не знали этого слова) из разных городов, даже самых отдалённых.

Не только Кремль притих, пытаясь понять, что задумал непредсказуемый в поступках царь, но и вся Москва. Что же случилось? Отчего царь покидает свою столицу с семьёй и со всей своей казной? От татарского набега — ноги в руки? Не похоже. Никаких вестей о нападении крымцев, а тем паче о большом походе татар на Россию не поступало. Так что же случилось?

Больше месяца задавали себе эти вопросы не только князья и бояре, но и люди простые. Весь месяц жили все в тревоге.

Малюта Скуратов, став, по сути, правой рукой царя, показал в этот месяц образцы распорядительности: где бы царь ни останавливался (конечный пункт был заранее определён — Александровская слобода), всё было устроено ладно не только для царя и царицы, но и для всех, с ним ехавших. А двигались медленно оттого, что перестройка дворца в Александровской слободе затягивалась. И вновь по слову Малюты Скуратова. Он предложил, а государь согласился, чтобы во дворце было много места для скоморошьих утех, но главное — крепкое подземелье с добрыми пыточными и множеством тёмных и сырых камер для окованных. Особое внимание Малюта уделил устройству пыточных, предусмотрев при их сооружении хитрости, не позволявшие просачиваться в большую трапезную палату запахам палёного мяса, но доносившие туда крики из пыточных. Приглушённые звуки эти вполне были уловимы даже во время пьяных оргий, к которым новые любимцы государя его уже приучили.

Все искренне хвалили Малюту Скуратова, но никто не знал, какие истинные мысли будоражили его душу и сердце, а он надеялся, что кто-то из князей — Шуйские ли, Владимир ли Андреевич — воспользуется опрометчивым шагом Ивана Грозного, захватит кто-то из них престол Российский, и тогда начнётся неимоверная свара, в которой должны погибнуть захватившие власть и их сторонники, да и сам Иван Грозный со своими любимцами. Восторжествует он, Малюта Скуратов. Он вполне был уверен, что его поддержит не только царёв полк (воевода полка князь Владимир Воротынский потеряет голову в первую очередь), но и несколько других полков, где на командных должностях есть его верные друзья. Но главная сила — его личные головорезы из молодых дворянчиков. Они начнут убирать с дороги и правых, и виноватых.

Малюта даже однажды проговорился Марии Темгрюковне:

   — Предвижу, наше счастье в скором времени должно стать не тайным.

Сладкие мечты, но суждено ли им сбыться?!

Диву, конечно, можно даваться, оценивая действия князей родовитых: они дали полную возможность Ивану Грозному надёжно укрыться в Александровской слободе, не перехватив его в пути, где он стараниями того же Малюты Скуратова был почти беспомощным; когда же царь прислал в Москву послание, в котором сообщал об отречении от престола и обвинял всех поголовно князей и бояр в измене ему и России, обвинённые не встали во главе своих дружин с мечами в руках за честь свою и в конце концов за жизнь свою, а поспешили ударить челом самовластцу.

Возглавил покаянный поход в Слободу сам митрополит, прихватив с собой весь свой клир.

Действия церковников понятны: их кредо — царь есть наместник Бога на подвластной ему земле, а сами священнослужители неподсудны государю. Им бояться нечего, а чего ради склонили головы родовитые князья? Чтобы затем положить их смиренно на плаху под топор палача?

Нет, не получилось того, на что рассчитывал Малюта Скуратов: бояре и князья беспрекословно приняли волю царя, с откровенной наглостью им высказанную:

   — Моё полное самовластие! Мне невозбранно казнить изменников опалою, смертью, лишением достояния, без всякого стужения, без всяких претительных докук со стороны духовенства. Полные мои условия ожидайте в Москве.

Предельно коротко, но за этой короткой фразой — сотни и сотни обречённых, в том числе и священнослужителей. Но что поразительно, никто вроде бы не думал о себе, о своей жизни, желали единственно возвращения царю его царства. С низкими поклонами умоляли Ивана Грозного вернуться в Кремль, где начать казнить и миловать. Каждый, похоже, надеялся оказаться в милости, не видя за собой никакого греха.

В самом начале февраля Иван Грозный вернулся в Москву. Он настолько изменился, что его нельзя было узнать. Лицо — сама свирепость; черты исказились; взор угас, а на голове и в бороде не осталось почти ни одного волоса — всё это произошло, как оценил Курбский, от неизъяснимого действия ярости в его груди. А у более поздних биографов Ивана Грозного появилась даже версия о будто бы свершившейся подмене, и от государя осталось только имя. Иные насчитывают целых три подмены. Но Бог с ними, этими версиями, хотя, возможно, они близки к действительности.

Но вернёмся к событиям, зафиксированным в документах того времени. Иван Грозный поставил несколько условий, при которых он вернётся на трон. Первое требование, иметь при себе телохранителей сколько потребуется, никого не удивило — знали его недоверчивость, боязливость, что свойственно всем людям с нечистой совестью. Следующие же условия привели в тихий ужас Государев Двор, следом — Москву, а за ней и всю Россию: царь объявил своей собственностью города Можайск, Вязьму, Козельск, Перемышль, Белев, Лихвин, Ярославец, Суходоровью, Медынь, Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец, Балахну, Вологду, Устюг, Старую Руссу, Каргополь, Вагу, также волость московскую и другие с их доходами. Всех вотчинников и даже неугодных помещиков выселяли из этих городов, отбирая их земли. Передавали же всё богатство телохранителям Ивана Грозного и особым сановникам, для его услад назначенным. Был ещё ряд других условий, менее значительных.

Новый Двор для управления собственностью царя был назван опричным, а всё остальное, то есть само государство — земщиной. Её Иван Грозный поручил боярам земским князьям Бельскому и Мстиславскому.

Два дня прошло после оглашения условий, и начались казни. Пыточные зашлись в криках и стонах, а на лобном месте не успевала подсыхать кровь. Расправлялись заплечных дел мастера и палачи, которыми руководил Малюта Скуратов, с теми, кого он сам загодя оклеветал. Теперь невинные жертвы оказались в его руках, ибо в его руки Иван Грозный передал и сыск и исполнение приговора.

Отводил душу Малюта, срывая злость за свою неудачу на несчастных.

Первой жертвой оказался славный воевода князь Александр Борисович Горбатый-Шуйский, потомок великого князя Киевского Владимира, Всеволода и древних князей Суздальских. Ему предстояло умереть вместе с сыном Петром. Гордо взошли князь и княжич на помост, словно не тяжёлые ржавые цепи у них на руках и ногах, а сафьян и парча. Сын первым намерился положить голову на плаху, но отец остановил его:

   — Не гоже так. Не зрить отцу смерть сына.

   — Хорошо, отец. Ложись первым.

Отрубленную голову отца княжич Пётр поднял, звякнув цепями, поцеловал в губы и положил свою голову под топор палача.

На следующий день казнили боярина Петра Ховрина, окольничего Головина, князя Ивана Сухого-Кашина и кравчего князя Петра Ивановича Горенского, а князя Дмитрия Швырева посадили на кол. По настоянию Марии Темгрюковны. Она не забыла оговор, сделанный Малютой Скуратовым.

И пошло-поехало. День за днём. Упивался местью Малюта Скуратов, угождая Ивану Грозному, но думал и о завтрашнем дне. Нужно менять основательно образ действий — переходить на медленную, возможно довольно долгую осаду, с которой в одиночку вряд ли можно справиться. Нужны очень надёжные подручные, которым можно было бы доверять как самому себе. Вспомнил о племяннике Богдане Бельском. В небольшом чине служил он в городе Белом и его уезде. Камни станет племянник грызть, если его приблизить к себе.