В школу я пошел семи лет. Семилетнюю школу в Елизаветовке я закончил в 1960 году. С начальных классов я свыкся с мыслью, что в восьмой класс я пойду в Тырново, по стопам Алеши, моего старшего брата. Аттестат зрелости с отличными оценками брат получил в пятьдесят пятом и, не поступив в Кишиневский мединститут, пошел учиться в Сорокский медицинский техникум. А в июне нынешнего, шестидесятого года Тырновскую школу закончил мой двоюродный брат Тавик.

Моим планам воспротивились родители.

- Тырново больше года уже не райцентр. Село сразу же стало глушью. Да и добираться туда сейчас не с руки. - отговаривал меня отец.

Мне сразу стало обидно. Для меня Тырново всегда было торжественным, нарядным и, в чем-то даже необыкновенным. Въезд в Тырново, улицы и старинный парк, утопающий в зелени вековых деревьев, пестрели плакатами и красочными гирляндами. А в пятьдесят седьмом, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи, в Тырново тоже устроили фестиваль. Нас всей школой возили в райцентр на колхозной грузовой машине! Даже пыль за машиной клубилась веселее и гуще. Оставленное машиной серое облако медленно оседало, по нашим ощущениям, красивее, чем в Елизаветовке. ═

Самолет кругами летал над парком и разбрасывал листовки с поздравлениями! Такого огромного и низко летящего кукурузника я ещё не видел. От рокота его мотора подрагивало в груди. В разных концах парка разместились, приехавшие из разных сел и играющие разные мелодии одновременно, духовые оркестры. Музыка нескольких оркестров ═вселяла ощущение особой торжественности праздника.

А в конце было торжественное факельное шествие. Шли ребята старших классов Тырновской школы. Факелы были сработаны из консервных банок, закрепленных гвоздями к одинаковым круглым палкам. Грандиозности и впечатлительности шествия не могло помешать даже то, что все факелы сильно дымили. Черный дым с плавающими в воздухе черными хлопьями относило на обочину улицы, где стояли мы, зрители.

Черные хлопья медленно оседали на наши впервые одетые, в большинстве белые рубашки. Попытка стряхнуть неизменно приводила к тому, что на ткани расползалось размазанное черное пятно. В некоторых факелах через отверстия мимо гвоздей сочились капли черной смолы. У части факельщиков капли падая, продолжали, гореть. Некоторые ребята выбегали из строя и швыряли горящие факелы в глубокий овраг напротив чайной.

Наш директор, Николай Григорьевич Басин, вполголоса возмущался в кругу наших учителей:

- Сама идея неподходящая. Факельное шествие не вписывается во всемирный праздник молодежи. Конструкцию факелов не продумали. Надо было наверху ═обмотать палку как бинтом и одеть защитные щитки. Или прокладки из камер над и под дном банки. А так и до беды недалеко.

Мы не видели никакой беды. Слова Николая Григорьевича вызвали в нас протест. Но нам было положено молчать. В наших душах мы упорно считали факельное шествие самым ярким эпизодом районного фестиваля.

А бьющий в нос розовый крюшон и желтый лимонад? А кусочки хлеба, на которые, продающий их толстый седой дядя в нарядном белом коротком халате с фартуком, накладывал кусочки, наискось срезанной, удивительно ароматной вкусной колбасы? Мы тогда узнали, что всё это сооружение из хлеба с колбасой называется странным, непонятным словом: "бутерброд"! После каждодневного созерцания и поглощения краюх, отрезанных от огромных, выпекаемых нашими мамами, хлебов, присыпанных сверху, пожелтевшей в жаркой печи мукой, мы увидели румяные продолговатые небольшие, совсем игрушечные, хлебцы! Назывался такой хлеб батоном. Сверху батон был очень блестящим. Старше нас на год, брат Мишки Бенги, Вася авторитетно заключал:

- Наверное, солидолом мажут.

А вместо нашего тесного полутемного сельского коператива - у самого вокзала большой, как колхозный склад, коператив, называемый раймагом? Там мы покупали гачки (рыболовные крючки). Там я впервые увидел, что вместо поплавка из корковой пробки удочку можно оснастить красно-белым, удивительно красивым поплавком. И на воде хорошо видно, и рыба, наверное, на такую красоту здорово клюёт!

А сельхозвыставки?! Каждой осенью на обширную базарную площадь со всего района привозили огромных карпов в стеклянных аквариумах, целиком стеклянные ульи с пчелами, не умещающиеся в дверях желтые тыквы, огромные полосатые арбузы. Наш колхоз ежегодно на низкой специальной телеге привозил племенного быка Милого, весом в целую тонну!

В углу базарной площади был огороженный лентами участок. Над проходом полукругом в три ряда на материи надпись: "Тырновский районный быткомбинат". За лентами стояли шкафы, столы, постели, тумбочки. Отдельно стояли пружинные матрацы! А рядом стояли калитки и ворота из настоящего железа. И всё это сделано не на заводе или фабрике, а в Тырново!

В прошлом году посреди базара на столе стоял настоящий кукурузный початок толщиной с ведро и полутораметровой высоты. Потом мы узнали, что початок колхозные плотники сначала вытесали из деревянного столба. Затем, придавая форму початка, оглаживали рубанками. А в конце все комсомольцы села, сменяя друг друга, с помощью столярного клея обклеили деревянный кочан вылущенными крупными кукурузными зернами.

Огромная каменная арка при въезде в Тырново за винпунктом! Видимые с базарной площади паровозы, изрыгающие черный дым и тянущие за собой длинные ленты разных вагонов! Издали, как огромная гусеница с черной головой. А садящиеся на аэродроме кукурузники! Приземляясь, они, незаметно и как-то сразу одновременно, увеличивались в размерах. А нашей Елизаветовке и не снился, начинающийся за чайной глубокий, с крутыми склонами, овраг! А у нас в селе поиграть в войну по-настоящему негде.

Тогда во мне зрело ощущение, что моя учеба в Тырново будет сплошь состоящей из, бьющего в нос, крюшона, вкусных бутербродов с колбасой, разбросанных самолетом листовок, разноцветных гирлянд, звучания музыки сразу нескольких духовых оркестров и грандиозного факельного шествия.

И вдруг такой облом! Дондюшаны... Там, рассказывали ребята, этой весной убрали огромный, расположенный ниже церкви базар, куда я ездил с отцом и дедом.

- Нечего в Тырново! - подводила итог мама. - На станцию два раза в неделю на подводе Иван Лирник возит с фермы сливки. А с нового года, говорят, молоко будут возить машиной каждый день. А осенью десятки машин в день возят из колхоза на сахзавод свеклу! С передачей еды проблем не будет. Жить будешь у Сусловых. Отец договорился. Да и знать будем, чем ты там будешь заниматься!

Этого, как раз, мне хотелось меньше всего...

В пятницу 19 августа отец, завернув в газету свидетельство об окончании семи классов и свидетельство о рождении, ранним утром повел меня к колхозным гаражам, выстроившимся в ряд неподалеку от колхозной кузницы. Ехали в кузове на деревянной скамье у кабины. Несмотря на то, что я ехал в среднюю школу и считал себя вполне взрослым, меня усадили посередине. А мне хотелось с краю. Там ветер сильнее хлещет.

Подвезла нас машина к рампе, возле сельпо. В школу мы с отцом шли по шпалам. Дважды мимо нас с грохотом, ветром и пылью пронеслись дымящие паровозы, тянущие за собой длинную вереницу громыхающих вагонов. Дрожала земля, от гудков паровозов заложило уши. Отец, отвернувшись, морщился, жмурил глаза. У меня же слегка отлегло от сердца. Интересно!

В школе директора не оказалось. Секретарша, высокая, с длинной косой вокруг головы, женщина сказала:

- Фаины Александровны нет. Она сегодня едет в Окницу на учительскую конференцию. Но сейчас она пока дома. Тут недалеко. Пусть она подпишет. Потом принесете документы.

Мы пересекли железную дорогу. Отец уверенно вел меня узким кривым переулком. Фаина Александровна, с такой же, как и у секретарши, косой на затылке, стояла на крыльце. Отец поздоровался.

- Здравствуйте, товарищ Единак! Очередного ученика привезли?

Из разговоров родителей я знал, что Фаина Александровна у Алеши в Тырново была классным руководителем. Отец подал документы: