— Думаю, да, а почему ты спрашиваешь?

— Говорить о печенье в такое время.

— Но это лучше, чем кричать и выяснять отношения.

Лиззи разглядывала печенье.

— Они такие красивенькие, — сказала она. Она была похожа на маленького ребенка в эту минуту. Интересно, ее мама видела в ней то же самое?

Билл смотрел то на одну, то на другую, надеясь, что мама Лизи все-таки смягчится.

— Знаешь, Лиззи, как трудно жить женщине одной, — начала она.

— Но ты бы могла остаться со всеми нами, с папой, со мной, с Джоном и Кейт.

— Я не могла жить в этом доме, сидеть как в ловушке и ждать мужчину, который придет домой с зарплатой. А потом, твой отец частенько не возвращался домой с деньгами, а шел играть.

— Но ты не должна была уезжать.

— Должна, потому что иначе я бы убила кого-нибудь, его, тебя или себя. Иногда безопаснее уехать и начать жизнь заново.

— А когда вы уехали? — спросил Билл.

— Ты не знаешь, ты не знаешь всех деталей.

— Согласен, я думал, что вы разошлись с мужем по обоюдному согласию. Так часто бывает, когда дети вырастают.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, понимаете, я живу вместе с родителями, с сестрой и даже представить не могу, как я уйду от них. Я всегда считал, что в семье Лиззи свободные отношения… и даже в каком-то смысле завидовал. — Он говорил абсолютно честно.

— Ты мог бы просто встать и уйти, — предложила мама Лиззи.

— Я тоже так думаю, но это не так легко сделать.

— У тебя всего одна жизнь, — вставила Лиззи, но они оба сейчас проигнорировали ее слова.

— Да, это так, и, наверное, я бы не чувствовал себя виноватым.

Лиззи попыталась снова вмешаться в разговор:

— Ты никогда не писала, не пыталась общаться.

— А о чем писать, Лиззи? Ты не знаешь моих друзей, а я твоих. Я не знаю, кто такой Джон или Кейт. Я все равно люблю тебя и хочу для тебя всего самого лучшего, хотя мы и видимся редко. — Она замолчала, сама удивившись, что так много сказала. Для Лиззи ее слова звучали неубедительно.

— Ты не могла любить нас, потому что тогда бы ты приезжала и навещала нас. Ты бы не смеялась надо мной, и тебе бы не было смешно от мысли остаться со мной.

— Я думаю, что миссис Даффи имеет в виду… — начал Билл.

— О, ради бога, зовите меня Берни.

Билл совсем забыл, о чем говорил.

— Продолжайте, вы говорили, что я имела в виду… О чем я хотела сказать?

— Я думаю, вы хотели сказать, что Лиззи для вас очень важна, но просто вы уехали и находились так далеко отсюда… И что прошлым вечером вы не могли остаться, потому что у вашего друга Честера была выставка, и вы обязательно хотели пойти туда, чтобы морально его поддержать. Ведь это так? — Хоть бы она подтвердила его слова.

— Совершенно верно, — согласилась Берни. — Но, боже, я даже не спросила, как тебя зовут…

— Билл.

— Да, ну, Билл, ответь, разве это не напоминает поступок душевнобольного человека запереть меня здесь?

— Я не хотела, чтобы ты уходила отсюда, я специально попросила денег у Билла на такси, купила все для ужина и приготовила его, я постелила тебе постель, потому что хотела, чтобы ты осталась. Разве этого недостаточно?

— Но я не могла. — Голос Берни Даффи сейчас смягчился.

— Ты могла бы сказать, что вернешься на следующий день, а ты только рассмеялась. Я больше не могла этого выносить, а ты говорила ужасные вещи и как будто ничего не понимала.

— Я не могла с тобой разговаривать нормально, потому что мне казалось, что ты лишилась рассудка. Правда. Ты не проявляла никаких чувств. Последние шесть лет… Когда я уехала, тебе было семнадцать. Твой отец хотел, чтобы ты поехала в Галвей вместе с ним, но ты не поехала… Ты заявила, что уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно в Дублине. Я помню, ты тогда устроилась в фирму по чистке мягкой мебели. У тебя появились свои деньги, чего ты и добивалась.

— А почему ты не вернулась, мама?

— А куда было возвращаться? Твой отец жил своей жизнью, Джон уехал в Швейцарию, Кейт — в Нью-Йорк, а ты все время проводила с друзьями, ты и дома не появлялась.

— Я ждала тебя, мама.

— Нет, это неправда, Лиззи. Не надо сейчас ничего придумывать. Почему же ты не писала мне?

В комнате повисла тишина.

— Но наверняка тебе хотелось слышать только о хорошем, поэтому я и посылала тебе веселые письма и открытки. Помнишь, я писала тебе, как мы ездили в Грецию.

— И как там, хорошо в Западном Корке? — Снова в разговор вмешался Билл, чтобы не накалять обстановку. — Когда я слышу это название, мне всегда кажется, что это очень красивое место.

— Оно на любителя. Там живет много людей свободных профессий.

— А вы как раз увлекаетесь искусством… а… Берни? — заговорил Билл с явным интересом.

— Нет, не я лично, но меня всегда притягивали творческие люди и места, где они собираются.

Биллу было очень интересно послушать о ее увлекательной жизни.

— И у вас там свой собственный дом или вы живете вместе с Честером?

— Нет, нет, — рассмеялась она, точно таким же смехом, как у ее дочери. — Нет, Честер гей, он живет с Вини. Нет-нет, они мои самые близкие друзья. Они живут в четырех милях от меня. А у меня есть комната, что-то вроде студии.

— Звучит здорово, она рядом с морем?

— Да, конечно. Там все дома стоят около моря. Это так мило, я обожаю это место. Уже шесть лет, как я живу там.

— А откуда у вас деньги, Берни? Вы работаете?

Мама Лиззи посмотрела на него с таким видом, как будто он задал очень неприличный вопрос.

— Прошу прощения?

— Я говорю о том, что если отец Лиззи не дает вам денег, то вы должны на что-то жить. Вот и все.

— Просто Билл работает в банке, мама, — проговорила Лиззи извиняющимся тоном, — он постоянно сталкивается с деньгами.

Внезапно Билл почувствовал, что для него это перебор. Он сидел ночью в этой комнате, пытаясь наладить отношения между двумя сумасшедшими женщинами, а они, наоборот, считали, что это у него не все в порядке с головой, потому что он в самом деле работал и платил по счетам, и вообще жил по правилам. Все, с него хватит. Хватит. Ему пора домой к своей печальной семейке.

Ему никогда не перейти в международный банк, не важно, сколько бы он ни заучивал фразы «Как дела?» и «красивые здания» и «красные гвоздики». Больше он не будет пытаться заставить двух эгоистичных людей увидеть хорошие черты друг в друге. Он почувствовал незнакомое ощущение пощипывания в носу и в глазах, как будто собирался заплакать.

Видимо, выражение его лица изменилось, потому что обе женщины сразу заметили это.

— Я и не думала смеяться над твоим вопросом, — произнесла мама Лиззи. — Конечно, я должна на что-то жить, поэтому я помогаю в доме, где снимаю свою студию. Знаешь, убираюсь, делаю легкую работу по дому, а когда у них устраиваются вечеринки, помогаю, ну, с уборкой. Ты знаешь, мне нравится гладить вещи, к тому же за то, что я выполняю свою работу, мне не нужно платить никакой ренты. Плюс ко всему они мне еще немного доплачивают.

Лиззи посмотрела на свою маму, не веря своим ушам. Это был стиль жизни людей искусства, которые относили себя к чему-то возвышенному и прекрасному? А тем временем ее мама была горничной.

Билл снова взял себя в руки.

— Должно быть, вас все устраивает, — сказал он. — Получается, вы живете в прекрасном месте, ни от кого не зависите и вам не нужно волноваться, что у вас будет на ужин.

Она внимательно смотрела на него, пытаясь понять, говорит ли он с сарказмом, но ничего не обнаружила на его лице.

— Все правильно, — ответила она наконец, — меня все устраивает.

Билл подумал, что обязательно должен продолжить разговор, пока Лиззи не начала первой и опять чего-нибудь не наговорила.

— Возможно, когда погода наладится, мы с Лиззи сможем навестить вас. Было бы здорово. Мы можем поехать на автобусе, а потом пересесть на другой, идущий в Корк.

— А вы вместе… я хотела сказать, вы бойфренд Лиззи?