Я кивнула, плакать не собиралась, но слезы все же навернулись на глаза.

– Отлично, у меня совещание через десять минут.

И Дава кивнул на дверь, а сам вновь отвернулся, не сказав больше ни слова. И я поняла – это конец. Он больше не придет к брату в гости. И что самое страшное, мы, скорее всего больше не увидимся.

– Костя не знает, и не говори, – прошептала я уже на пороге его кабинета.

Слышал ли он? Не знаю. Но его колючий взгляд и кривая полуулыбка мне еще долго снились. Все два года. А Дава и вправду больше не приходил в гости к Костику.

– Голодна? – отвлек вопрос Давида меня от воспоминаний.

– Нет, спасибо, Давид Сергеевич, – постаралась не выдать своего состояния. – Мне только кофе с молоком и…

– Без сахара, – не позволил договорить Дава. – Я помню.

Его широкая ладонь легла но мою спину, подталкивая к высоким барным стульям. Не вырываться же мне. Поэтому послушно вскарабкалась на стул, отчего юбка немного задралась, открывая кружево чулок.

– Поражаешь, малыш, – разобрала его голос, но удивиться не успела, передо мной на столе уже появилась чашка с молочником, вазочка со свежими аппетитными булочками. А напротив меня уселся хозяин дома, вальяжно так уселся. И даже не предпринимал попыток накинуть на себя более приличную одежду.

– А вы пугаете, Давид Сергеевич, – пробормотала я, схватившись за молочник, как за спасательный круг и плеснула в чашку молока. Кофе был изумительным. К этому напитку я всегда испытывала слабость. К тому же, сорт кофе мой любимый, тонкий аромат и умеренная горечь.

– Даже так, Полина Аркадьевна? – Дава продолжал полуулыбаться, и весь вид его говорил о расслабленности, словно мы сто лет вот так сидим по утрам.

Давид пил чай, крепкий и из большого бокала. Я точно знала, что в нем пол-литра. Сама его ему дарила. И полдня бегала по рекламным агентствам, поскольку мне либо цвета не нравились, либо кружки, на которых фирмы наносили печать, либо дизайн. В итоге я нашла то, что искала. И подарила мужчине кружку. Четыре года назад.

Появилась мысль: Давид кофе варил, а сам его не пьет. А пьет чай. Да и сварено всего на одну кружку. Странно как-то.

– Сколько на самом деле стоит квартира в том доме? – спросила, глядя на мужчину. Он промолчал. И поймала себя на мысли, что смотрю на него и словно заново вижу. Он изменился. Нет, не постарел. Просто изменился. Волосы такие же короткие, но немного посеребренные сединой на висках. И пара морщинок появилась вокруг глаз. А ему ведь скоро тридцать шесть. Он старше Костика, а у брата уже дети подростки. А с другой стороны, мы не виделись два года. Кто знает, может быть Дава уже и жениться успел.

Замерла и застыла. Появилось чувство, что кто-то должен выйти из глубины дома. И непременно женщина. Не тот Дава мужчина, чтобы в одиночестве жить. И кофе он варил не для меня. Да и кухня выглядела так, словно для хозяйки построена. Для женщины. Плитка в светлых тонах, шкафчики на уровне, удобном для человека среднего роста. Не для Давы.

– Можно я пойду? – словно в школе, отпросилась я. Понимала, нужно срочно уходить, убегать. Не смогу я видеть, как он счастлив с другой. Как улыбается ей. А я ведь только-только успокоилась и начала радоваться жизни, каждому дню. И, кажется, даже брат ничего не заметил.

– Нет, – Дава качнул головой. А за спиной раздались шаги. И я приготовилась, собрала все силы в кулак. И принялась отсчитывать секунды. Нужно, нужно просто пережить этот момент. И квартира мне не нужна, мне уже ничего не нужно. Только бы убежать отсюда, исчезнуть, забиться в дальний угол.

– Хочу тебя кое с кем познакомить, – и голос Давида был мягким, именно так представляют близких людей, – Поля, это Бродяга.

Моей руки коснулся мокрый нос. И я поняла, что даже на миг зажмурилась, готовясь к худшему. Но худшего не произошло. Я невольно улыбнулась, глядя в черно – белую мордочку пса.

– Бродяга, это Поля, – Дава наклонился, и потрепал пса между ушами. – Я тебе о ней рассказывал, – это уже сказано тише, вроде бы не для меня, но и с расчетом, что я расслышу.

– Не верь ему, малыш, там правды и наполовину нет, – попросила я, поглаживая собаку. В ответ он принюхался к моей ладони и лизнул ее, – приятно познакомиться.

Я ворковала над псом, а он послушно сидел и вилял хвостом.

– Уууу, бессовестный, – погрозил псу Давид, когда тот улегся у моих ног и голову на лапы сложил, словно бы охранял.

– Ничего подобного, – возразила я, – он милый.

Я вернулась на свой стул, допила кофе, а Дава все молчал и смотрел на меня. Нетронутая папка с документами лежала между нами, словно напоминая о причине моего приезда.

– Я передумала покупать квартиру, – вдруг решилась я. – Только Костику позвоню, чтобы не отвлекался от работы и ….

– Поздно, – Давид отпил из кружки, и бросил взгляд через окно, входившее на улицу. Крыльцо четко просматривалось. Значит, Дава знал о моем приезде еще до того, как я вошла в его дом.

– Вот ведь черт, – пробормотала я.

На кухне появился брат. Подошел, привычным жестом взъерошил мою идеальную прическу, над которой я половину утра пропыхтела.

– Дава, – поздоровался брат как-то напряженно.

– Костян, – в тон ему ответил мужчина. И какое-то напряжение сквозило между ними. Минута молчания показалась мне часом.

– Поль, выйди! – попросил брат, и я уже с радостью собралась было ретироваться из комнаты, но меня остановил спокойный голос:

– Останься, – и не попросил, но и на приказ не очень похоже. Я не поверила своим ушам. И на всякий случай моргнула пару раз в надежде, что галлюцинация пройдет.

А Давид не сводил с меня взгляда.

– Бродяга тебе все здесь покажет, – вновь продолжил говорить Дава. – Не уезжай.

Я слезла со стула, неопределенно пожала плечами, до конца не решив, быстренько свалить из дома, или подождать брата.

– Охраняй! – тихо скомандовал Давид и Бродяга, поднявшись на ноги, придвинулся ко мне. И весь будто бы напрягся, даже на Костика посмотрел с угрозой.

Решила не нагнетать атмосферу, и вышла из кухни. Бродяга вальяжно вышагивал рядом, а я услышала первую фразу брата:

– Ты бы оделся ради приличия. Зачем ее лишний раз смущать?

– По делу или поболтать? – тихо спросил Дава.

Больше послушать не удалось, пес утянул меня в другую комнату. Просторную гостиную с мягкими угловыми диванами и стеклянной стеной. Двери в сад были распахнуты, зеленый газон манил, так и хотелось пошагать по травке босиком.

– Погуляем? – предложила я псу. Тот согласно порычал и потопал впереди. А я решила сбросить туфли и пошагать по мягкой травке, пусть и в чулках.

Бродяга оказался игривым псом, и я как-то не сразу заметила, что во дворике появились зрители наших с псом догонялок.

Хозяин дома, уже одетый в потертые джинсы и простую футболку, стоял на террасе у входа в гостиную и, скрестив руки на груди, с улыбкой наблюдал за нами. Он и вправду улыбался. Не так, как раньше, криво, словно выдавливал ее из себя. А искренне и совсем по-мальчишески.

И я запнулась. Бродяга легко налетел на меня. Я не успела увернуться и в следующее мгновение оказалась на траве, ощутимо приложившись затылком и копчиком.

– Фу! – рявкнул Дава. Секунду я размышляла, кому именно был адресован приказ. Пес виновато заскулил. А Давид уже приподнимал мою голову, ощупывая затылок.

– Сколько пальцев? – потребовал Дава ответа, склонившись надо мной.

– Стыд какой, – прошептала я, игнорируя вопрос Давида. – А можно я как будто память потеряла, ты меня в больницу отвез, там оставил и все опять в порядке?

А что, чем не выход? Но Дава только головой покачал. Голову мою ощупывать перестал, но сидел рядом, склонившись надо мной. Подняться не помогал, да и не позволял, стоило мне попытаться сесть.

– Полежи минутку, – приказал он, и вновь четырьмя пальцами перед лицом потряс. – Посчитала?

– Да вы, однако, шутник, Давид Сергеевич, – хмыкнула я. – Кроме самолюбия ничего не пострадало.