Питт подчинялся непосредственно Наррэуэю, и никто теперь не мог оказать ему законную помощь – например, открыть доступ к общеизвестным знаниям или судебным решениям, которыми он пользовался раньше, служа в уголовной полиции. Если Виктор откажется от него, ему вообще некуда будет возвращаться.

– Да… – Шарлотта потупила взгляд, – я понимаю. Просто напомни ему о нашем поезде. На следующем нам не успеть доехать до Харфорда засветло.

– Хорошо. – Полицейский поцеловал жену в щечку, после чего, резко развернувшись, покинул комнату, спустился по лестнице и вышел на улицу, где его дожидался извозчик.

– Поедемте, сэр? – спросил его извозчик с козлов.

– Да, поедем, – согласился Питт.

Взглянув на кучера, он забрался в двуколку и опустился на сиденье как раз в тот момент, когда они тронулись в путь. Что же могло так срочно понадобиться от него Виктору Наррэуэю, раз он не мог дождаться его выхода из отпуска через три недели? Может, он просто решил показать свою власть, подчеркнув еще раз подчиненное положение Питта? Томас еще не успел толком разобраться в методах работы Специальной службы. Он почти ничего не знал о фениях, не имел опыта в обнаружении динамита или прочих взрывных устройств, мало знал о причинах каких-то политических заговоров, да и не хотел, честно говоря, ничего знать о них. Питт был детективом. Он научился мастерски распутывать уголовные преступления, учитывая все детали и страсти, способные привести к убийству человека, а не интриги и махинации шпионов, анархистов и революционеров.

Он блестяще разобрался с заговором в Уайтчепеле, но теперь с этим делом уже покончено. Даже та правда, что им удалось выяснить, предана молчанию и покоится в тайне вместе с недавно погребенными трупами, дабы сокрыть ужасные события, приведшие к их смерти. Чарльз Войси по-прежнему благоденствует, и Спецслужба не смогла найти никаких бесспорных доказательств его причастности к заговору. Но своеобразное правосудие все же свершилось. Ему, тайному предводителю движения по свержению королевской власти, пришлось лицемерно, рискуя жизнью, предстать в роли ее спасителя. Питт улыбнулся и почувствовал, как его горло сжалось от горя при воспоминании о том, как он стоял рядом с Шарлоттой и Веспасией Камминг-Гульд в Букингемском дворце на церемонии королевского посвящения в рыцари Войси за его заслуги перед Короной. Чарльз поднялся с колен, онемев от ярости – что Виктория восприняла как благоговение и благосклонно улыбнулась ему. Принц Уэльский также оценил его заслуги, и Войси, развернувшись, прошел мимо Томаса, взглянув на него с обжигающей ненавистью, полыхавшей в его глазах адским огнем. Даже сейчас, вспомнив об этом, Питт поежился, точно от холода.

Да, в Дартмуре они прекрасно отдохнут: безбрежные чистые небеса, гуляющий по просторам ветер, запахи земли и трав на сельских дорожках… Они будут гулять и болтать или просто гулять! Он будет запускать с Дэниелом и Эдвардом воздушных змеев, забираться на скалистые холмы, собирать ягоды, наблюдать за жизнью птиц или животных. И Шарлотта с Джемаймой смогут заниматься всем, чем захотят: наносить визиты, заводить новые знакомства, гулять по саду или собирать луговые цветы.

Двуколка остановилась.

– Вот и прибыли, сэр! – крикнул извозчик. – Смело заходите. Господа уж там, ожидают вас.

– Спасибо, – откликнулся Питт и, выбравшись на тротуар, прошел к крыльцу, ведущему к простой деревянной двери.

Дом вовсе не походил на ту мастерскую в Уайтчепеле, где он недавно встречался с Наррэуэем. Возможно, глава Спецслужбы менял адреса своих явок по мере служебной необходимости. Открыв дверь без стука, Томас вошел в коридор и, пройдя по нему, попал в приличную гостиную, за окнами которой находился крошечный сад, почти весь заросший розами, давно нуждавшимися в подрезке.

Виктор Наррэуэй сидел в одном из двух кресел. Не вставая с места, он пристально взглянул на Питта. Этот худощавый, безукоризненно одетый мужчина среднего роста производил поразительное впечатление на редкость умного человека. Даже во время отдыха взгляд начальника Спецслужбы искрился идеями, словно его ум не отдыхал никогда. Лицо его, с длинным прямым носом и почти черными, прикрытыми тяжелыми веками глазами, обрамляли густые темные волосы, казалось, присыпанные серебром.

– Садитесь, – распорядился он, видя, что Томас топчется на месте. – Мне не хочется задирать голову, глядя на вас. Да и вы со временем устанете и начнете нервничать, чем раздосадуете меня.

Питт продолжал стоять, засунув руки в карманы.

– А я не имел намерения задерживаться. Сегодня дневным поездом я уезжаю в Дартмур.

Наррэуэй поднял густые брови:

– С семьей?

– Да, конечно.

– Сожалею.

– Тут не о чем сожалеть, – ответил Томас. – Я как раз с огромной радостью еду в отпуск. Причем заслуженный, кстати, после Уайтчепела.

– Разумеется, – спокойно согласился Виктор. – И тем не менее вы не поедете.

– Нет, поеду.

Они знали друг друга от силы несколько месяцев и работали в достаточно независимой манере всего по одному делу. Питта не связывали с новым начальником такие долгие взаимоотношения, как с Корнуоллисом, к которому он не просто относился с большим уважением и симпатией, – он еще и доверял ему больше всех других людей. Томас еще не понимал толком, что представляет собой Наррэуэй как человек, и, конечно же, не доверял ему, несмотря на его поведение во время Уайтчепельского дела. Он полагал, что Виктор служит на благо страны и живет согласно его собственному этическому кодексу, но пока не понимал, в чем сущность этого кодекса, и между ними пока не завязались дружеские отношения.

– Пожалуйста, сядьте, Питт, – вздохнув, повторил Наррэуэй. – Я предполагал, что вы доставите мне известные психологические проблемы, но имейте хотя бы вежливость не давить на меня также физически. Мне неудобно задирать голову, чтобы видеть ваше лицо.

– Сегодня я уезжаю в Дартмур, – повторил его подчиненный, но все-таки сел в предложенное кресло.

– Нынче у нас восемнадцатое июня. Парламент соберется двадцать восьмого, – устало произнес Виктор, словно это знание печалило и неописуемо тяготило его. – И сразу начнется всеобщая предвыборная кампания. Полагаю, первые результаты мы получим к четвертому или пятому июля.

– Тогда я потеряю право голоса, поскольку буду отсутствовать дома, – заметил Питт. – Смею заметить, впрочем, что мой голос не будет иметь ровно никакого значения.

Наррэуэй неотрывно смотрел на него.

– Неужели ваш избирательный округ настолько коррумпирован?

Томас слегка удивился:

– Я так не думаю. Но он издавна считается либеральным, и общее мнение, видимо, склонится в пользу Гладстона, пусть и с незначительным перевесом. Но вы же не затем вызвали меня к себе на три недели раньше, чтобы сообщить о выборах!

– Нет, отчасти.

– Нет, даже приблизительно! – Питт начал вставать.

– Сядьте, – подавляя вспышку гнева, приказал Виктор резким, как удар хлыста, голосом.

Его сотрудник сел – больше от удивления, чем подчиняясь приказу.

– Вы хорошо справились с делом в Уайтчепеле, – спокойно и тихо произнес Наррэуэй, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. – Вы обладаете храбростью, воображением и способностью к самостоятельным активным действиям. И у вас есть моральные принципы. Выступив в суде, вы нанесли поражение «Узкому кругу», хотя могли бы дважды подумать, понимая, против кого выступаете. Вы – хороший детектив, лучший из моих подчиненных, и да поможет мне Бог! – воскликнул он. – Мои люди больше привыкли разбираться со взрывчатыми веществами и попытками политических убийств. Вам отлично удалось расстроить планы Войси, но еще лучше вы представили совершенное им убийство в таком виде, что он получил рыцарство за спасение трона. Это была великолепная месть. Республиканские соратники теперь считают его заклятым предателем. – Губы Виктора тронула легчайшая улыбка. – Раньше-то они видели его в кресле будущего президента! А теперь не доверят ему даже наклеивать почтовые марки.