– Здравствуйте, это ваша соседка! – послышался глухой голос с обратной стороны двери.

Я нехотя открыл дверь. Передо мной стояла очень старая женщина. Ее неряшливый вид вызывал брезгливость, а растрепанные волосы и неухоженное морщинистое лицо подчеркивали сумасшедшинку в глазах. Глубокие складки вокруг глаз и на щеках давали понять, что она любит улыбаться и, скорее всего, незлой человек. Оттянутые мочки ушей и обвисшая шея также выдавали почтенный возраст. Худые пальцы постоянно поправляли воротник грязного халата и суетливо убирали за ухо выпавшую из растрепанной прически прядь седых секущихся волос.

– Здравствуйте! – ответил я, язвительно улыбнувшись. – Какими судьбами вы к нам?

– Простите, что так рано беспокою, но вы не могли бы одолжить мне мясорубку на денек? Если она у вас есть, конечно.

Соседка мило улыбнулась, при этом ее вставная челюсть достойно удержалась во рту и не выпала на мои тапочки.

– Конечно. Вот только ее надо ополоснуть.

Я направился к кухонному шкафу, ругая себя за излишнюю услужливость.

– Знаете ли… – я начал рыться в кастрюлях, гремя ими и перекладывая друг на друга. – Я ею не пользуюсь, поэтому она немного пыльновата.

Смахнув с мясорубки пыль, я направился в прихожую, но, подойдя к открытой двери, обнаружил, что соседки и след простыл. Я вышел на лестничную площадку, но и подъезд был пуст. В недоумении вернувшись в квартиру, закрыл за собой дверь. Мясорубку положил в прихожей в полной уверенности, что старушка еще вернется, и прошел на кухню. Налил себе сок и несколько минут спустя направился в спальню, предвкушая сладкие потягивания и остаток субботней дремоты под теплым одеялом.

Сок мне выпить не удалось. Открыв дверь, я вскрикнул: у моей кровати, мило улыбаясь и оглядывая спальню, стояла соседка. От неожиданности при виде взъерошенной старухи я выронил стакан.

– Вы очень чистоплотный человек, – заявила она. – Приятно иметь такого соседа! А кто эта женщина на фотографиях? Никогда не видела ее с вами…

Она взяла ближайшее фото в рамке со столика у кровати.

Я был взбешен. Выхватив фотографию и повысив тон, напомнил этой беспардонной старухе, что мясорубка ждет ее на пороге, что был очень рад помочь и теперь говорю «до свидания»!

Соседка развернулась и вышла из комнаты, трясясь и продолжая улыбаться. Мне же остались благодарность и кошачье дерьмо на ковре, отлипшее от ее тапок.

О, если бы вы знали, как быстро и тщательно я убирал эту гадость! Брезгливо осмотрев относительно чистый ковер, я подытожил: настроение испорчено. Если, конечно, не произойдет что-нибудь хорошее. Но ничего хорошего не предвиделось, это было очевидно.

Суббота, мой самый любимый день недели! Именно в субботу сердце трепещет в предвкушении воскресенья. Именно в субботу мозг начинает расслабляться. Именно в субботу ты счастлив! Потом наступает воскресенье, и с раннего утра ты понимаешь, что жизнь – дерьмо, что через двадцать часов или меньше наступит сраный понедельник. Снова рабочая неделя и преклонение перед тупостью шефа. Притворство, будто ты не догадываешься, чем он занимается в кабинете со своей «невинной» секретаршей. Лица коллег, измученные нескончаемыми бытовыми неурядицами и погруженные в серость будней настолько, что даже цвет кожи соответствует их настроению.

«Но сегодня суббота. Нужно забыться и насладиться этим. Суббота, суббота, суббота… Никто не испортит мне сегодняшний день!» – думал я, лежа в своей постели в десять тридцать утра.

Было пасмурно. Небо, затянутое темной пеленой, не пропускало ни единого лучика света. Завывал ветер, сгоняя хлопья туч в одно целое, чтобы пролить море слез на этот серый и без того унылый город. У природы двадцать первого сентября было отвратительное настроение, и мое было ему под стать. Мне это нравилось.

Слякоть всегда приходит с размышлениями о вечном, оттеняя одиночество привкусом пессимизма. Я словно ждал чего-то, ждал с беспокойством, тревогой и странной рассеянностью.

Желудок требовал завтрака. Я встал с постели и, не надевая халат, направился на кухню.

14:52

На кухне явственно ощущался запах, точнее, много оттенков, смешавшихся в один, въевшихся не только в занавески и сиденья стульев, но даже в стены. Здесь пахло всеми когда-либо приготовленными завтраками, обедами и ужинами. Это был потрясающий домашний аромат, содержавший в себе целую энциклопедию воспоминаний. Ведь каждый ужин – это маленькая вечерняя история, рассказанная друзьям за бокалом вина. Каждый обед – короткая история, рассказанная второпях самому себе, ведь нужно многое успеть до окончания дня. Ну а завтрак – это непроснувшаяся мысль, которая мучает тебя еще с ночи и исчезает с первым глотком горячего чая.

Я наслаждался ароматом прошлого, пока не привык к нему и не перестал чувствовать.

Холодильник порадовал лишь йогуртом. Съев его, я наполнил пивную кружку холодным кофе и рухнул в кресло, наслаждаясь неторопливым началом дня. Меньше всего мне хотелось сейчас думать о завтра.

«Просто суббота, просто я, просто один». Или лучше так: «Просто суббота и просто я… И все равно один».

Надо же, совсем один… Я не ищу жалости к себе. Это просто факт. И, когда осознаешь свое одиночество как данность, становится страшновато. Вы, конечно, скажете: «Все в жизни можно изменить!» Да, наверное. Легко рассуждать, но нелегко менять. Нелегко начинать с нуля и вот так взять и привыкнуть к кому-нибудь. Непросто радоваться солнцу, которое светит, но не греет, а если греет, то не тебя, а когда тебя, то случайно. И даже если не случайно, то ненадолго… Нелегко желать что-то изменить, если так прирос к привычному.

Нелегко, но, наверное, возможно. Вот я и улыбаюсь, пытаясь хоть так изменить свою жизнь!

Наверняка утомил вас философскими раздумьями. Знаю – и не претендую на гениальность написанного. Если вы походя не перевернули страницу и все еще читаете эту книгу, то вы терпеливы, и спасибо вам за это! Можете мне поверить, сейчас я улыбаюсь оттого, что вы внимательны ко мне, и благодарен за восприятие моей маленькой правды. Я ведь пишу, как могу, начитавшись разных книг значительно более профессиональных рассказчиков. И слава богу, что среди нас есть гении, рядом с которыми витает то вдохновение, которое и побуждает нас на такое сумасбродство, как, например, написание книги.

Но вернемся в ту субботу.

Ничего интересного не происходило ни в обед, ни во время ужина. Целый день я просидел наедине со своими мыслями и лишь поздно вечером решил прогуляться поблизости от дома. Я закутался в теплый плащ, прихватил зонт и вышел на улицу.

Прохладный ветер резвился с деревьями, как ребенок. В свете фонарей тени качающихся ветвей выглядели очень причудливо. Дождя не было, но пахло осенью, и этим свежим воздухом невозможно было надышаться. Терпкий запах пара от остывающего асфальта вперемешку с дымом от сгоревших листьев – все это тоже осень, запахи детства…

Когда-то я, как и сотни других мальчишек, бежал в школу, по дороге поджигая горки опавших листьев, оставленных дворником. Как давно это было!

Я вспомнил многое, медленно шагая по улице. Вспомнил старую беззубую училку по математике, похожую на мою соседку. Бедная женщина, как же мы над ней издевались! Вспомнил молодых маму с папой, их глаза, сиявшие от каждой моей пятерки.

«Это мой сын!» – говорил отец, прижимая меня к себе.

Вспомнил, как зимним утром не хотелось вставать и идти в школу. В такие моменты я мечтал быть неизлечимо больным. Ведь они не ходят в школу! Сейчас смешно, а в то время я молил лишь об одном:

– Еще пять минут. Пять минут! – и снова засыпал.

А проснувшись, с закрытыми глазами шел в ванную и, умывшись двумя пальцами, толком не почистив зубы, ковылял завтракать. Потом надевал выглаженную мамой школьную форму, натягивал на пятки туфли, с вечера начищенные мною до блеска под присмотром отца, и нехотя топал в школу, никогда не опаздывая. А о том, чтобы прогулять урок, не было и речи! Сколько мне было тогда? Лет восемь…