— Дела у нас, детка, дела, — пояснил он, с раздражением отмечая, что Мэри отнюдь не торопится уходить. Охотница, устроив «Калину Энн» под боком, прислонилась спиной к стене и испытующе взирала на парней поверх линз модных темных очков. В последнее время у Данте что–то слишком много секретов. Тайны, какие–то встречи, шушуканья по телефону. Как сглазил кто их блондинистого полу демона. Раньше он никогда не скрытничал со своими напарниками, а теперь что? Молча схватил мальца за загривок, усадил позади себя и даже не сказал куда и зачем везет. Нет, пареньку точно ничего не грозит, хотя… кто знает, каким именно способом Данте решит вести это юное дарование во взрослую жизнь.

— Денежные, надеюсь? — промурлыкала Леди, снимая очки и проводя краем дужки по губам.

— Нет, скорее, личное, — мужчина подмигнул и нажал на газ. Байк восторженно зарычал, изрыгая свинцово–серый выхлопной дым, но Неро вдруг соскочил с седла. Ровно за секунду до того, как охотник на демонов газанул. Мотоцикл рванулся вперед под заливистый мат Данте, который круто повернул в сторону и едва не придавил взвизгнувшую Леди передним колесом. Шины с визгом пробороздили бетонный пол гаража, оставив на нем широкий черный след.

— Ты ненормальный? — выдохнула брюнетка, вжимаясь спиной в стену и прижимая к груди гранатомет. Разномастные глаза лихорадочно блестели, с пухлых губ слетала судорожная икота. — Данте, ты что творишь?

— Пацан, твою мать! — гаркнул мужчина вместо ответа. — Какого хрена ты творишь?!

— Я мобильный забыл, — передернул плечами юноша, — сейчас вернусь.

— Ну, уж нет! — сдав на байке назад, Данте ухватился за воротник плаща рыцаря. — Раньше надо было думать! У нас времени итак не много, а ты собрался с подружками своими трещать? Вот уж хер! Сначала дело, а уж потом бабы. Я всегда так говорю.

— Ну–ну, — Леди сурово кивнула, хотя уголки ее рта предательски подрагивали, так и норовя разбить всю ее напускную серьезность. Сначала дело, да? То есть это дельные стринги валялись на полу конторы, где их и нашла Триш? Пусть Неро, заикаясь, и наплел, что это бельишко его дамы, но кто поверит мальчику, у которого даже уши были краснее, чем плащ сына Спарды? Правда девушки так и не выяснили, чьи это были трусики. Не искать же их обладательницу по запаху, право же. Тем временем наемник силой усадил мальца на мотоцикл позади себя. Неро рычал и вырывался, охотник угрюмо сопел, пытаясь одной рукой удержать храмовника, а другой — будто оживший руль байка, который пытался коварно вывернуться из рук блондина. Из приоткрытой двери конторы действительно доносилась дразнящая трель мобильного телефона.

— Пусти, — пыхтел Неро, растрепанный и раскрасневшийся. Льдисто–голубые глаза сверкали гневом. Он лихорадочно тряс левой рукой, пытаясь сбросить пальцы Данте, правой, пульсирующей жаром и демонической, упираясь ему в плечо и бестолково размахивая ногами, охотник же в тщетной попытке уцепиться за ухо рыцаря нехило стукнул его кулаком в нос. Парнишка взвыл больше от обиды и неожиданности, нежели от боли, прижал ладонь к лицу, прекратив сопротивление и смаргивая скопившие в уголках глаз слезы. Мужчина тот час же вдарил по газам. Мотоцикл взвился на дыбы, едва не скинув Неро, и радостно рванул вперед, навстречу свободе. Мэри проводила парней снисходительным взглядом. Что двадцать лет, что сорок, мужчины в душе всегда остаются мальчишками, капризными, эгоистичными и самовлюбленными. Брюнетка закинула «Калину Энн» на плечо, задумчиво глядя на приоткрытую дверь агентства. Телефон мальчишечки продолжал надрываться. Кто же это звонит такой настойчивый? Любопытство кокетливо вильнуло шипастым хвостом, подталкивая девушку пойти и взять трубку или хотя бы посмотреть номер входящего звонка, но сотовый вдруг резко захлебнулся писком и затих. Видимо, села батарейка. Наемница огорченно вздохнула. Ну, вот… теперь ей стало еще интереснее!

***

Кулон на шее Гейлавер рвал цепочку, жег кожу холодом, хищно сверкая черным серебром. Из человеческих глоток вырвались восхищенные ахи–охи, людишки были так поглощены зрелищем Феникса, парящего в облаке искрящейся пыли, что автоматически потянулись к нему, словно один вид демонического оружия заменял гипнотизирующую мелодию флейты, и «воины» тянулись за ней, как крысы за Крысоловом. Настолько опьяненные, настолько восхищенные, они даже не замечали, как статуя архонта опрокидывает на них чашу, полную живого огня. Пламя, распавшись в воздухе на сотню трепещущих осколков, рухнули на головы подступивших к постаменту людей, которые даже не сразу почувствовали, что горят заживо. Золотисто–черные языки практически мгновенно распространились по одежде, жадно пожирая ткань в безумном желании добраться до кожи. Крики, полные боли, распороли спертый воздух храма, священники падали на пол, пытаясь сбить огонь, пляшущий на их телах, потушить его, унять невыносимую боль. Идол Ананке усмехался, раздвигал мраморные губы в алчной улыбке, когда Катон, словно запутанный в саван из пламени с визгом метался из стороны в сторону и, несколько раз ударившись об стену, рухнул на пол, вопя и извиваясь. Фриндесвайд жадно вдохнула воздух, полный ароматов гари, горелого мяса и смерти. Да… все так, как она и задумала.

— Воды! Здесь есть где–нибудь вода?

— Сбивайте огонь!

— Во имя Господа нашего, — долговязый мужчина с узким бесцветным лицом вышел вперед, размахивая маленькой библией. Или Евангелием, Гейл было плохо видно. — Изгоняю тебя… — губы Ананке сжались в тонкую линию, мраморные пальцы разжались, и медная чаша, которую время украсило благородной зеленью, всей тяжестью упала на голову этому глупцу. «Воин» успел лишь горестно пискнуть, прежде чем центнер литой меди размозжил его о каменный пол. Кровь брызнула в разные стороны, священное писание отлетело в сторону. Изваяние беззвучно захохотало.

— Мы не должны были сюда приходить! — истерично взвизгнула какая–то женщина, пытаясь потушить Катона, который уже, впрочем, не шевелился. — Это место… оно построено демонами! Оно проклято, проклято!

— Нет. Этот храм построили люди, — человеческий облик демонессы начал дрожать. — Это вы все прокляты! — одежда будто бы испарилась, растаяла, обнажив мраморно–бледную кожу и зловеще мерцающую чешуйчатую броню. Серебро цепочек расплавилось, когда матово-молочная человеческая кожа обратилась чешуей, и искристо серыми каплями стекла на пол. Женщина взвыла, когда демоница, носящая четвертый чин, расправила крылья и взмахнула Истиной.

— Я чую… — прошептала Сербин, — я чую каждый ваш грех. И каждая ваша жертва жаждет мщения! — тонкий, изящный кожистый хвост, усыпанный шипами, обвился вокруг ее ноги. Каратель взмахнула крыльями и взмыла вверх. Ее обоняние, слух и зрение обострились, она больше не видела людей, испуганных, плачущих, силящихся отворить тяжелые двери храма. Грешники. Копошащиеся, как муравьи, в своих пороках и ничуть не раскаивающие, черные расплывчатые силуэты, раззявившие беззубые и безгубые рты в кровожадном оскале. Демонесса громко расхохоталась, кружа под потолком. Как давно… как же давно в последний раз она выходила на жатву! Как долго не ощущала горько–соленого привкуса жертвы. Резко спикировав вниз, она замерла над головой истерично вопящей дамочки и буквально насадила ее на лезвие глефы. Перламутровый клинок с сухим треском вошел в грудь человека, кровь брызнула на лицо Гейлавер, тягучими каплями падала на пол, разбиваясь и расцветая багровыми кляксами. Отравленная одержимостью и пороками душа зашипела, рассыпаясь черным пеплом. Гейлавер небрежно отшвырнула тело в сторону и заслонила себя крылом — тонкая глянцево–черная кожа зашипела, когда на нее щедро плеснули святую воду. От боли перед глазами потемнело, ее словно оглушило. Демоница взмахнула глефой, но священник отскочил в сторону.

— Сначала ты, — выплюнул он в лицо Фриндесвайд, — а потом и сын Спарды… сколько бы он не притворялся человеком, он останется такой же тварь как и его отец, нелюдем!

— Он гораздо большей человек, чем ты, ублюдок! — хвост карателя наотмашь хлестнул его по лицу. Шипы распороли его щеку от виска до уголка рта, вырвав кусочек кожи. Обожженный болью, экзорцист даже не заметил, как Истина отсекла ему голову. Тело завалилось на пол, суча ногами, кровь заливала каменные плиты и строгий терракотовый пиджак. Гейлавер нетерпеливо стряхнула с клинка глефы повисшие на острие темно–алые капли. Крики, рев пламени, шипение горящей плоти сплелись в один протяжный гул, глаза демонессы не мигая смотрели на мерцающую золотом рукоять Феникса. Губы тронула счастливая полубезумная улыбка. Выкуси, Кристофер! И Михаэль тоже! Когда кнут окажется в ее руках, она первым делом выпорет дорого братца, да так, что бы он месяц сесть не смог и трахал бы свою скаллэ стоя! Демонесса сделала шаг, когда заметила одинокую темную фигурку возле постамента с оружием. Талия стояла, прижимая руки к груди, и изваяние архонта отнюдь не торопилось мешать ей. Улыбка покинула лицо Гейлавер. Это плохо. Очень и очень плохо!.. она кинулась к девушке, но статуя предупреждающе повернула голову в ее сторону. Фон Фриндесвайд гневно зашипела. Стража ей не обойти. Придется ждать, пока девчонка выйдет из храма, а потом уже забрать Феникса, а сейчас она может лишь бессильно наблюдать. Талия опасливо протянула руку к кнуту, золотистое сияние вокруг оружия дрогнуло и объяло ее пальцы, искрами перебегая на рукав ее траурного пиджака. И как только Феникс лег в ладонь Талии, камень стены вдруг обернулся столбом ревущего пламени.