Где же? продолжал я. Жена не отвечала.
«Из приятного рождается печаль, из приятного рождается страх; у того, кто освободился от приятного, нет печали, откуда страх?»
Надо освобождаться от приятного, хотелось заметить мне, но тут по кустам шарахнуло шрапнелью, и я замер. Неужели опять… Пыхнуло совсем близко, все в палатке осветилось, и я увидел бледное лицо жены с закрытыми глазами, бегунок молнии даже разглядел на ее спальнике. И внезапно палатку сотряс удар ветра или чьей-то гигантской ноги. Как будто небесный футболист принял наш дом за крепкий кожаный мяч. На мгновенье я оглох. Нет, просто все стихло. Буквально: нежилая тишина. И — бах! Ба-бах! Посыпалось сверху. Пауза — и снова удар по палатке, с другого бока. А потом — сверху. Ветер — или кто там — бил со всех сторон. Но хуже всего то, что и сверху — падало, туша падала воздушная, и потолки хлестали нас по щекам, черт, такое не приснится даже Хармсу. Просто он не ходил в походы с палатками. А мы на свою голову пошли. Хотели снять пятиминутный фильм. Но сами оказались в каком-то другом кино. И по сюжету палатка рухнула еще раз. И персонаж в трусах снова нырял в тьму и дождь. Потом сорвало целлофан. Я снова выползал и догонял его. Кто кого?.. А другие участники сидели себе, как поросята известной сказки, в хорошем, крепком домике, в чешской каркасной палатке с тентом. Но все равно они тоже не спали, а бодрствовали, думая, что спят и видят кошмарный сон. Да, травы визжали. И деревья с корнем вырывались и летали над лугом. Сыпались искры из глаз. И над ушами гремели колесницы. И кто-то свистел что есть мочи во все реактивные сопла, и в речку падали слоны.
И — что? Кто? Победил?
Не знаю.
Я очнулся от безумной тишины, сразу подумал, что целлофан снесло, раз он не трещит, как шкура гремучей змеи, и рванулся по заведенному порядку наружу. Но целлофан, изодранный, продырявленный, — мне же и чудилось: били шрапнелью, — был на месте. И наш лагерь никуда не снесло, он находился на том же поле, но самое поле преобразилось: оно сверкало кровавыми кораллами иван-чая и ослепительными руками берез, сияло луговыми огнями, зажженными вставшим из-за леса солнцем предков, не ведомо каких именно, говорят, когда-то у всех было одно кочевье в просторах Айрана Вэджа, и там пелись одни песни и стучал один барабан.
А мой молитвенный барабан из Дхармасалы до конца похода лежал в рюкзаке. Хорошо еще, что спутники не заставили меня сплющить его и сжечь.
Фильм получился тихий и незатейливый, разумеется, без грома и молний, — какой бы дурак бегал с камерой под дождем? И назывался он соответственно «Иван-чай», ведь в июле этот цветок главный.
Купальский цветок, как обычно, не удалось снять.
Котлованчик
Поднялся в ненастное утро на Соборную гору, хотел сфотографировать туманы, да не успел. Уже не первый раз убеждаюсь, с фотоаппаратом надо двигаться резче, все меняется очень быстро, потом уже не будет ни этого освещения, ни этого настроения. На Соборной горе было пасмурно и безлюдно. Начал спускаться и увидел среди жилых домов и садов обнесенный оградой участок с большой прямоугольной ямой. Там копались молодые люди, явно студенты. Подошел ближе. К истории и археологии я неравнодушен. Но моя любознательность показалась подозрительной.
— Что вы смотрите? — спросила бойкая девушка, судя по всему «начальница» группы.
Интересно, говорю. Это раскопки? Да, раскопки. Наверное, кто-то решил построить дом? Начальница отвечала, что не знает подробностей, их только попросили произвести раскопки. Я сказал, что хотел бы это сфотографировать. И начальница с пионерской бескомпромиссностью бойко затараторила, что этого делать нельзя ни в коем случае. Я опешил. Еще раз оглядел лица девушек и парней в синих перчатках. Хорошие студенческие лица.
Да вы что, говорю? Это стратегический объект? Начальница кивнула. Вон тот, что ли, спрашиваю и киваю на характерное одинокое дощатое сооружение в уголке. Начальницу ничем не проймешь. Не это, но нельзя и все. Меня это развеселило уже. Не первый день тут хожу. Когда этой начальницы не было и в помине, исследовал любительски Соборный холм. И вот — на тебе. Да бросьте вы, говорю, я нахожусь на своей земле и что вижу — то пою. Установил штатив, навел фотоаппарат. Но так, как люди были против, их не фотографировал. Снимал яму, котлованчик под угрожающие реплики студентов («дай-ка лопату!» «черт, папарацци!»). Потом шел и припоминал ненароком Платонова, да и вообще удивлялся. Вроде бы это дети свободной страны, если им лет по двадцать. Но свободной ли. Не в таких ли мелочах и сказывается степень свободы-несвободы.
…И из этой ямы мог вылезти медведь. Не помню, как его звали. Пролетарская Сила? Нет, то был конь из «Чевенгура». Так и не вспомнил.
Крановщик
Пропел бы дифирамб, если б умел складывать стихотворные строчки — крановщику. Как спозаранку он встает и по ржавой лестнице поднимается на свою башню. Кладет руки на рычаги — и вся конструкция содрогается. Стрела — железное сердце — движется со скрипом и визгом за горизонт. Гремят и гудят тросы. Ветер бьет в башню. Из облака кричат птицы. Как будто все противится. Тени таращатся из углов и ложбин. От ветра башня слегка покачивается. И вот железное сердце падает за горизонт. Все жилы крана дрожат.
И начинается подъем Солнца.
Об авторе
Олег Николаевич Ермаков родился в Смоленске 20 февраля 1961 г. После окончания средней школы работал лесником в Баргузинском заповеднике (1978–1979)? затем в Алтайском и Байкальском заповедниках, сотрудничал в районной газете «Красное знамя» (1979–1981). В 1981–1983 как рядовой солдат артиллерийских войск участвовал в войне в Афганистане. В 1983–1985 гг. работал корреспондентом в смоленской областной газете «Смена», сторожем и сотрудником Гидрометеоцентра в Смоленске (1985–1989). Член Союза российских писателей (1992), русского ПЕН-центра (1995).
В литературе дебютировал подборкой «Афганские рассказы» («Знамя», 1989, № 3), в 1992 году опубликовал роман «Знак зверя» («Знамя», 1992, № 6–7). Автор книг «Знак зверя» (1994), «Запах пыли» (2000), «Знак зверя. Зимой в Афганистане» (2000), «Свирель вселенной» (2001), «Возвращение в Кандагар» (2006, 2007), «Арифметика войны» (2012), многочисленных журнальных публикаций. Лауреат премий журнала «Знамя» (1995), «Новый мир» (2009); лауреат премии им. Ю. Казакова (2009) за рассказ «Легкий поток». Романы «Знак зверя» и «Холст» входили в шорт-листы премии «Русский Букер» (1993 и 2005). Произведения О. Ермакова переведены на английский, венгерский, голландский, датский, итальянский, китайский, корейский, немецкий, финский, французский и японский языки.
Живет в Смоленске.
* * *
Настоящая публикация преследует исключительно культурнообразовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.
SALAMANDRA P.V.V.
notes
Примечания
1
Речь о Химкинском лесе.
2
Божество вод у зороастрийцев.
3
«Чжуанцзы» в кн. «Мудрецы Китая», СПб., 1994.
4
Башшар (696–783 гг.).
5
De Aegypto (лат.) — о Египте. При первом издании стихотворение называлось «Aegypton» — «Египтянин».
