— Тем не менее, некоторые догадываются… — заметила Катаржина. — Как те тогда, в школе.

— О-о, ты и вправду много обо мне знаешь, — заявила Станислава. — Они не первые и не последние. Четыре раза встречались мне психи с осиновыми кольями…. Если пойдешь со мной, тоже с ними повстречаешься.

— Нужно идентифицировать Сендзивоя… А вот скажи, его философский камень позволяет производить золото?

— Да.

— У ЦСБ имеются концы в учреждениях и банках, торгующих благородными металлами. И если он находится в Польше, он ведь должен с чего-то жить.

— Этого исключить нельзя, — в глазах Стаси мелькнуло удивление и признание. — Думаешь, он всякий месяц изготавливает себе новый брусочек?

— Раз для него это не проблема… Если мои предположения правильные, они могу привести нас к нему.

— Так что, за дело… — улыбнулась хозяйка.

Она открыла бутылку с красным грузинским вином.

— За последующие пять столетий, — очень серьезно произнесла тост Станислава, поднимая бокал.

И сестренки чокнулись.

Миколай Секлюцкий, преподаватель биологии, перелистывает старый телефонный справочник. У рассыпающегося тома, спасенного из макулатуры, нет ни обложки, ни титульной страницы, но, судя по формату, издан он в средине восьмидесятых годов. Многие листы в средине тоже отсутствуют. Но раздел с адресами и телефонами аптек сохранился. Самое простое сопоставление данных дает понять, что около трех десятков храмов фармации за последние пятнадцать лет перестало существовать.

Биолог тщательно записывает адреса. Надевает тяжелые десантные ботинки и кожаную куртку. В рюкзак сует фомку и ножовку по металлу. Проверяет состояние батареек фонарика. Быть может, ему повезет уже в первую ночь?

Над Краковом поднимается прохладный и сырой рассвет. Конец сентября, дождит. Моника Степанкович просыпается на неудобной кровати в одном из детских домов. Серая, ничем не выделяющаяся комната, в которой вместе с ней проживают еще три девушки. Мебель не самая паршивая, но уже хорошо попользованная, подаренная спонсорами. Матрац неровный. Эй это не мешает. За последние несколько лет она уже отвыкла от подобной роскоши. Теперь лежит, вытянувшись поудобнее под тонюсеньким одеялом. Золотистые волосы рассыпались по подушке. Синие глаза задумчиво всматриваются в потолок. Голубая краска на нем уже заметно посерела…

Неудобства, отсутствие личного места и времени, поношенная одежда, которая ей мала где-то на половину номера, никакого значения для нее не имеют. Сейчас главное только одно. Безопасность. Девушка вслушивается в ровное дыхание соседок. Ее здесь не любят, но это тоже неважно. Да, носки узлами завязать могут, но и не прирежут во сне. Вот это как раз отличие весьма приятное. Впервые за очень долгое время девушка наслаждается покоем. Не нужно бежать, скрываться… Здесь никто о ней не слышал. Она анонимна, может спрятаться среди людей, не опасаясь использовать свое истинное имя и фамилию, смело гулять по улицам.

В маленьком бумажнике с календариком лежит поляроидная фотография, на которой двадцать три солдата польского батальона КейФОР. Это храбрые, отважные и благородные люди. Чувство благодарности вовсе не чуждо Монике… Ничего, как-нибудь еще попробует отблагодарить. Но дрожь еще осталась. Каким-то чудом ушла от смерти.

Солдаты тоже о ней не забывают. Когда один человек спасает другому жизнь, между ними появляется крепкая связь. Как правило, спасатель испытывает потребность опеки над спасенным… Монику полюбили, да и как не испытать симпатии к милой и тихой шестнадцатилетней девушке, выглядящей к тому же словно сказочная принцесса? Сбросились, кто сколько мог, и открыли для нее счет в банке с весьма скромной суммой для начала. Они же подписали заявление о политическом убежище в Польше. Большего сделать они уже ничего не могли. Пара или тройка из них предлагала, что какое-то время девушка могла бы пожить в их семьях, но на это Моника лишь вежливо поблагодарила… Девушка вздыхает. В шестнадцать лет нужно обязательно ходить в школу. А в принципе, почему бы и нет? Понятное дело, провалы в образовании у нее имеются, но она справится. Ей докучает одиночество, вообще-то она научилась с ним жить, но осенью, когда вечера сделались длиннее, стоит иметь кого-нибудь, кто поймет, утешит. Остается вопрос, найдется ли в той далекой, хотя и дружественной стране какая-нибудь подруга? Моника сомневается в том, что найдет кого-то, кому могла бы поверить свою глубже всего скрываемую тайну… Вот только она становится бременем, которое так трудно нести в одиночку.

Катаржина Крушевская собирает чемоданчик и что-то бормочет себе под нос со злостью. Ну да, здесь она чуточку пересолила. Говоря точнее, перегнула палку с властью, которую дал ей доступ к компьютерным системам ЦСБ. С другой стороны, именно в этом ее работа и заключается. Идентифицировать преступников. А это преступники и были. Шпионаж является занятием наказуемым. И делишки с финансами, и контакты с преступными группами, даже многоженство и педофилия — все это наказуемо. За подобные вещи люди обычно отправляются за решетку. За подобное обычного человека вычеркивают из списка приятелей. За подобное могут выгнать с работы… Катаржина осознавала, что знание — это угроза. Ей говорили, будто бы знания дают власть, а власть искушает, чтобы ей воспользоваться. Ей казалось, что с этим она справится. Но как можно вынести ситуацию, в которой правящая элита Польши без исключения состоит из таких вот преступных типов? Страны уже не спасти. Слишком далеко уже все это зашло, независимости защитить уже не удастся. Рак измены разъедает государственный аппарат. И операционный разрез делать поздно… Но ей самой хотелось хотя бы немного очистить воздух.

Она подготовила стратегию действий, собрала материалы, забыв лишь об одном: существуют неприкасаемые люди. Планировала устроить генеральную уборку, а вышла только буря в стакане воды. Подготовленных ею документов достаточно для того, чтобы расстрелять за измену родины практически всех членов правительства и около семидесяти процентов депутатов. Переданные в генеральную прокуратуру материалы — это динамит. Шесть сотен папок на людей, от которых следовало бы немедленно избавиться.

И не вышло. С постов слетели только четыре министра. Хорошо еще, что гондурасская разведка потеряет своего крота… Катаржина от злости скрежетнула зубами. Ведь она первая обнаружила следы сетки, создаваемой агентами этой державы, а потом и десятка других. Теперь же этим займется кто-то другой. Если только хоть кто-то займется. Самой же пора смываться. А то, похоже, за этих министров ее саму хотят выгнать с работы.

Элиты взбеленились. Сейчас желают одной только мести. К счастью, никто и не догадывается, что «заговор» (ее абсолютно законные и оправданные действия называют заговором и изменой родины) родился здесь — в заставленных компьютерами бункерах под штаб-квартирой ЦСБ. Пока что подозревают людей из УОГ[30]. И прошлись по ним косой, выгоняя на улицу десятками… Особых иллюзий нет. Слишком уж много ей известно. Пускай косвенно, но ей стали известны тайны повелителей этой страны, а те подобные вещи просто так не прощают. Генерал обещал ее защитить. Тем не менее, нужно смываться… Катаржина забрасывает в устройство для сжигания пачки бумаг. Лучше всего не оставлять за собой следов.

Пора отправляться в путь. Поискать где-нибудь подальше жилье и новую работу, по мере возможности, без таких стрессов. Затаиться и переждать, пока буря не утихнет… Есть одна идея. Не далее как позавчера кузинка вспомнила об одной освобождающейся должности… Первый семестр начался всего несколько недель назад. Так почему бы не зацепиться в школе?