Тирант приблизился к кровати, низко поклонился инфанте и поцеловал ей руку. Затем он отворил окна и предстал перед всеми дамами, выпустив их из долгого плена, ибо много дней уже пребывали они в темноте, нося траур по императорскому сыну. Тирант сказал:
Ваше императорское Величество, если будет позволено, я скажу вам и присутствующей здесь сеньоре Императрице о моих намерениях. Вижу я, что жители сего прекраснейшего города опечалены и удручены по двум причинам. Во-первых, потерей вашего сына, принца и отважного рыцаря. Но вам не следует так скорбеть о его смерти, поскольку умер он, служа Господу и защищая святую веру христианскую, так что вы, напротив, должны вознести хвалу и благодарность бесконечной доброте Господа, ибо Он даровал вам сына и Он пожелал забрать его для его же блага, даровав ему райское блаженство. За это и должны вы воздавать ему хвалы, Он же, милосердный и сострадающий, должен послать вам на земле долгую жизнь в благоденствии, а в мире ином вечную славу, а также сделать вас победителем всех ваших недругов. Во-вторых, опечалены вы тем, что совсем близко подступили несметные полчища мавров, и боитесь лишиться жизни и всего, чем владеете, или, в лучшем случае, попасть к неверным в плен. А посему совершенно необходимо, чтобы вы, Ваше императорское Величество, равно как и сеньора Императрица, с веселыми лицами представали перед всеми, кто вас увидит, дабы утешились они в своем горе и, воспрянув духом, мужественно сражались с врагами.
Хороший совет дает Маршал, — сказал Император. — И я приказываю, чтобы все, как мужчины, так и женщины, сей же час оставили траур.
Глава 118
О том, как Тирант был пронзен в самое сердце стрелой, пущенной богиней Венерой [255] в то время, когда он смотрел на дочь Императора.
Покуда Император произносил таковые или подобные этим речи, Тирант внимательно его слушал, но глаза его при этом созерцали невиданную красоту Кармезины. А она из-за сильной духоты — ибо все окна долгое время были закрыты — ослабила шнуровку на лифе, обнажив на груди два райских яблока[256], словно сделанные из чистого хрусталя. Взор Тиранта проник в них[257], но, так и не найдя выхода, остался навеки в плену у освобожденной им же дамы, до тех пор пока смерть не разъединила их. Но уверяю вас, что глаза Тиранта, хотя и видывал он прежде много отрадного и любезного его взору, никогда еще не испытывали столь сильного наслаждения, как теперь, когда он узрел Принцессу.
Император взял за руку дочь свою Кармезину и вывел ее из комнаты. Маршал же подал руку Императрице, и они вошли в богато убранную залу, где в изобилии были представлены искусные и изысканные росписи, изображавшие любовь Флуара и Бланшефлор, Фисбы и Пирама, Энея и Дидоны, Тристана и Изольды, королевы Геньевры и Ланселота[258] и многих других. Тирант сказал тогда Рикару:
Никогда бы я не подумал, что в этой стране есть такие дивные вещи.
Он говорил это, подразумевая прежде всего невиданную красоту инфанты. Однако Рикар его не понял.
Вскоре Тирант всем откланялся и направился в свои покои, где, войдя в одну из комнат, лег на кровать, положив голову на подушку в изножье. Когда пришли к нему звать на обед, Тирант ответил, что не пойдет, потому что у него болит голова. А сражен он был той страстью, каковая покоряет многих. Диафеб, видя, что Тирант не выходит обедать, зашел к нему в комнату и сказал:
Сеньор Маршал, прошу вас, скажите ради любви ко мне, что с вами, потому что если я могу вам чем-нибудь помочь, я это сделаю с большой охотой.
Милый кузен, — ответил Тирант, — покуда вам не стоит беспокоиться. Я страдаю лишь от морского воздуха[259], который совершенно меня сразил.
О сеньор Маршал! Неужели хотите вы утаить какой-то пустяк от меня, хранящего в памяти все ваши беды и удачи наперечет, и теперь станете держать меня в стороне от своих секретов? Будьте же милосердны и, не скрывая ничего, скажите мне, что случилось.
Не мучьте же меня более, — сказал Тирант,— ибо никогда еще не испытывал я такой боли, как сегодня. И от нее я либо скоропостижно умру презренной смертью, потому как, когда любовь горька, она заканчивается тяжкими страданиями, либо, если фортуна мне будет благоволить, обрету славу и отдохновение.
Устыдившись и не смея взглянуть в лицо Диафебу, отвернулся он, и с уст его не могло слететь никаких иных слов, кроме как:
Я люблю!
Едва лишь произнес он их, как хлынули из его очей жгучие слезы, сопровождаемые рыданиями и вздохами. Диафеб, видя смущение Тиранта, догадался о его причине, ибо Тирант, всякий раз, как кто-нибудь из его родных или друзей заводил речи о любви, журил их за это. «Все вы, влюбленные, безумны, — говорил он им. — И как не стыдно вам лишать самих себя свободы и отдавать ее вашему недругу, который скорее даст вам погибнуть, нежели будет к вам милостив?» Тирант тогда весело шутил над ними. Однако я вижу, что теперь и он попался в западню, избежать которой не в силах человеческих.
Диафеб же, припомнив средства, при подобном недуге помогающие, с состраданием и сочувствием сказал следующее.
Глава 119[260]
О том, какие слова утешения сказал Тиранту Диафеб, когда увидел, что тот попался в сети любви.
Любить — естественно для человеческой природы[261], ибо, как говорит Аристотель, любая вещь вожделеет себе подобную. И хотя вам кажется трудным и странным подчинять себя ярму любви, можете мне поверить, что воистину никто не в силах ей противиться. А посему, сеньор Маршал, человек, будучи наиболее мудрым из живых существ, должен благоразумно хранить в тайне свои естественные чувства и никак не обнаруживать боль и страдания, с коими пытается совладать его разум. Ведь твердость являет лишь тот, кто, оказавшись в неблагоприятных обстоятельствах, умеет мужественно сносить превратности любви. Так что отбросьте горестные думы, в кои вы погружены, предайтесь веселым мыслям и возрадуйтесь сердцем, ибо счастливая судьба позволила вам вознестись в своих мечтах столь высоко. К тому же мы с вами, каждый по-своему, сможем найти лекарство от ваших новых скорбей.
Когда Тирант услыхал утешительные слова от Диафеба, ему весьма полегчало. Устыдившись, он встал, и они отправились на обед, который был прислан по приказу самого Императора, а потому отличался особой изысканностью. Однако Тирант ел мало, зато сполна испил своих слез, не переставая думать о том, что слишком высоко он занесся. Тем не менее он сказал себе:
Пытка началась сегодня. Так когда же я, милостью Божией, смогу услышать справедливый приговор?
Тирант не мог есть. А все вокруг думали, что ему неможется после морского путешествия. Охваченный сильной страстью, он вышел из-за стола и удалился в свои покои, не в силах сдержать вздохи и потому страдая от стыда и от смущения. Диафеб вместе с остальными пошел, чтобы побыть с ним, покуда угодно ему будет отдыхать.
Затем Диафеб взял с собой еще одного рыцаря, и они отправились во дворец, но желали повидать не Императора, а дам. Император сидел на скамье у окна. Он увидел, как они идут, и послал сказать, чтобы они поднялись в комнаты, где он находился со всеми дамами. Император спросил Диафеба, что случилось с его Маршалом, и тот отвечал, что он слегка расстроен. Узнав об этом, Император весьма огорчился и немедленно отправил своих лекарей проведать Тиранта.
Те, вернувшись, доложили, что Тирант чувствует себя хорошо и что его недомогание было вызвано лишь несварением и ветрами в желудке. Тогда благородный Император попросил Диафеба подробно рассказать ему о празднествах в честь женитьбы короля Англии на дочери короля Франции, а также обо всех рыцарях, которые бились на турнирах, и о тех, кто победил.
Ваше императорское Величество, — сказал Диафеб, — я был бы вам чрезвычайно признателен и благодарен, ежели бы вы освободили меня от этого, потому как мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я как родственник обязан хвалить Тиранта. И будто на самом деле все происходило иначе. И дабы вы, Ваше Величество, ни в чем не сомневались, я привез с собой все грамоты, заверенные собственной рукой короля, судей, многих герцогов, графов и маркизов, а также герольдмейстеров, герольдов и их помощников.