– Что, опять внучка?

– Она, – вздохнули на другом конце провода.

– Направь ее в санэпидемстанцию. Там недавно был создан еще один отдел, выдающий медицинские книжки сроком на один год. Скажи от меня. Да поторопись, скоро выйдет закон, согласно которому все продавцы должны будут иметь эти документики.

Петр Михайлович положил трубку и повторил «забег» с водочкой и бутербродом.

– Пап, а зачем продавцам эти книжки?

– Чтоб не заражали покупателей, если больны чем-нибудь серьезным.

– Но, медкнижку можно купить.

– Причем, купить ее вынуждены будут многие, чтоб не тратить время на прохождение медкомиссии.

Петр Михайлович снова взял трубку.

– Алло, Дмитрий Сергеевич? Здравствуйте.

– Приветствую Вас, – отозвалась трубка.

– У нас тут назрела проблема с сертификацией продукции, выпускаемой частниками. Дело в том, что стали поступать жалобы от населения по поводу качества этой продукции, а законом не прописано обязательное сертифицирование.

– Понятно, я вынесу завтра этот вопрос на обсуждение, и в ближайшие дни нужные законы будут приняты. Кстати, кто там начальником, в этом отделе сертификации?

– Уже мой сын.

– Ты не мог бы моего крестника туда пристроить?

– Думаю, после принятия законов этот отдел превратится в независимую службу, которой понадобятся филиалы.

– Добро.

Петр Михайлович положил трубку и воззрился на разнос.

– Спасибо, пап, – сын поцеловал отца и вышел.

* * *

– Берегись! – истошный вопль вырвал бывшего чиновника из воспоминаний.

Вокруг все засуетилось, заволновалось. Рыбы заметались, создавая водоворот. И так же как началось, все резко прекратилось. Петр Михайлович обнаружил себя в огромном казане, заполненным такими же, как он бедолагами.

– Самое печальное, – раздался рядом знакомый голос, – это то, что для выполнения нашей работы не надо иметь высшее, да и вообще какое-либо образование. Львиную долю чиновничьей работы, во всяком случае, того качества, как ее выполняли мы, может выполнять хорошо выдрессированное животное.

Над пойманными нависла тень. Петр Михайлович покосился и едва не закричал от ужаса: к ним тянулась огромная волосатая лапа…

– Ну вот, я и здесь, – к Олегу Степановичу, очутившемуся невероятным образом на берегу небольшой речушки, подошел Сергей – пилигрим. – Теперь можете задавать вопросы.

– Где мы находимся, и кто такой Петр Михайлович, в шкуре которого я побывал?

– Мы находимся в хранилище жизненного опыта вашей души, а Петр Михайлович – это вы, в прошлой жизни.

– Но почему, в таком случае, я ничего не помню об этом?

– Дело в том, что физический мозг человека может иметь информацию только о событиях, происходивших с момента его рождения до смерти, не более.

– А какой смысл в информации, к которой нам нет доступа при жизни.

– Пройдемся, – предложил Сергей и направился вниз по течению реки. – Во-первых, кто вам сказал, что во время земного существования люди не имеют доступа к такой информации? Вы просто не хотите ее получить, увлекаетесь иллюзией жизни, своими играми в жизнь, выдумывая правила, потребительскую мораль, нормы этикета (заменив ими этические нормы).

– Я думаю, что многие хотели бы быть в курсе о своих прошлых жизнях.

– А вот это уже, во-вторых. Если человек не получает эти данные, значит его желание плыть по течению все же сильнее. Существует очень поучительная восточная легенда. В Индии один крестьянин преследовал жившего неподалеку ламу своими просьбами дать ему указания, как стать мудрым. Наконец лама не выдержал, завел крестьянина в реку и опустил его голову в воду, не давая возможности дышать. Когда крестьянин уже готов был смириться со смертью, лама отпустил его и спросил, чего больше всего тому хотелось. «Воздуха» – ответил крестьянин. «А, может, тебе хотелось денег, славы, власти?» – поинтересовался лама. «Нет, воздуха, – уверенно заявил крестьянин, – только воздуха». «Вот, когда ты захочешь мудрости так же сильно, как только что желал воздуха, тогда ты ее получишь». – Сергей пронаблюдал, как в реке плескалась рыба. – Ну и, в-третьих, не обязательно знать о своих прошлых жизнях, тем более, что увидеть себя в качестве насильника или убийцы в одной из прошлых жизней, и последовавшую здесь расплату, мягко говоря, неприятно. Все равно бесследно ничего не проходит. Не зря, один без колебаний готов убить, а для другого это неприемлемо. Чтобы быть человеком, не нужно помнить свои прошлые жизни. Для этого достаточно прислушиваться к своей совести а не торговаться с нею. Вы все плодите бессмысленные лозунги: то диктатура пролетариата вам жизнь должна облегчить, то диктатура закона. Никак не можете понять, что никакой иной диктатуры не может быть, кроме диктатуры совести.

– Хотелось бы знать, зачем вы все это мне объясняете? Свой выбор я уже сделал, а новый мессия из меня не выйдет – содержимое не то.

– Дело в том, что мы нуждаемся в помощниках. Тем более в таких, кто смог дважды за одну жизнь преодолеть себя. Вспомните свою юность.

Олег Степанович резко остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Как он мог забыть? Вот откуда ему знакомо ощущение, будто вся его сущность бьется не на жизнь, а на смерть. Ну да, еще когда он работал на заводе. А ведь тот обман не был бы раскрыт. Да и не требовалось тогда лгать. Просто промолчать. Тем более что пожилой человек, на которого он, тогда еще Олег, а не Олег Степанович, накричал, уже «сознался», под всеобщим давлением, в своей вине. И тут, на тебе! Сознание Олега блеснуло злорадной улыбкой и выдало воспоминание, говорившее, что в этот раз вина его, а не старого работника, всегда допускавшего такие оплошности. Ох, как хотелось промолчать! Как не хотелось прерывать потеху коллег над невиновным, и отдаваться на расправу этим колючим языкам. Его трусило от внутренней борьбы. Но он справился с собой и признался. Что было потом, понять может только тот, кто сам испытал подобное. Это все равно, что родиться слепым, а в двадцать лет неожиданно прозреть. Он вдруг осознал, что сбросил огромную тяжесть, которую, как он понял, носят на себе все люди, не замечая этого за повседневной суетой. Как он мог забыть? Ведь именно с этого момента Олег Степанович физически не мог врать, язык просто отказывался произносить ложь. Приукрасить что-нибудь за чарочкой вина ради красного словца – да, но лгать…

Все это быстро и ярко вспыхнуло в голове Олега Степановича. Он продолжил движение и догнал ушедшего вперед Сергея, решившего не мешать его размышлениям.

– Но, если Вы еще там, в аэробусе, знали, какой я сделаю выбор, почему ждали моего звонка?

– Одно дело, когда я это знаю, и совсем другое, когда вы это осознаете. Вы думаете, как растет сознание у людей? Только когда они сами осознают свои действия и возможности, сами оценивают себя. Согласитесь, что до серьезного поступка, даже будучи уверенным в своих силах, человек не так воспринимает себя, как после его свершения.

– А я буду помнить все это, когда вернусь?

– Не все, и не сразу.

* * *

Дома он переоделся в домашний халат, надел тапочки на босу ногу и прошел на кухню. Но внутренняя борьба все же дала о себе знать: желание есть отсутствовало. Организм гудел от напряжения, отказываясь переключаться на какие-либо другие задачи. Огромное желание плыть по течению, быть «как все», «сгребать сливки», натолкнулось на серьезнейшее препятствие называемое совестью. Нахлынуло странное, совершенно новое ощущение, будто над выходом из этой ситуации бьется вся его сущность, словно каждая клеточка тела была задействована в битве не на жизнь, а на смерть. Хотя нет, ощущение это не ново. Нечто подобное с ним уже происходило, очень давно, в юности. Олег Степанович, учащенно дыша, подошел к телефону и дрожащими руками набрал номер, держа перед глазами визитку салатового цвета. Телефон качнулся перед глазами и Олег Степанович ухватился за столик, стоявший рядом. Положил трубку и успокоился. Надо же, голова закружилась ни с того ни с сего. И тут он понял, что не нужно было больше ломать голову, ища выход из создавшегося положения, все стало ясно и понятно. Выбор существовал лишь в его фантазиях. Правильный путь всегда только один. Олег Степанович снова взял трубку…