-- Лишь в крайних случаях...
На минуту возникла тишина. И, поразмыслив над своими словами, Харуна робко спросила:
-- Я, наверное, кажусь тебе жалкой?
Готовясь услышать ответ, девушка даже напряглась телом.
Выдавливая гной и прочищая рану, парень сдержанно ответил. К слову сказать, для него было непросто выговаривать слова будничным тоном. Ведь Канске еще ни разу не видел Харуной такой. Нет, не жалкой, а почти сломленной...
-- Ни в коей мере. Харуна, ты самый сильный человек, с которым мне приходилось иметь дело...
-- Раньше я ставила себя выше других правителей. Но посмотри на меня сейчас! Я далека, чтобы называться идеальным лордом...
-- На мой взгляд, ты на правильном пути. Ведь тебе уже известны недостатки, которые надо побороть...
Канске в данный момент не только лечил телесную рану девушки, но помогал ей восстановиться духовно. А последняя фраза парня подтолкнула Харуну к мысли, что его слова верны. Верны в том, что она могла стать таким лордом, к которому стремилась. И раньше истина ускользала от неё. Как показало время, цена за эту истину была непомерно высока...
Стратег сидел, не проронив и слова. Он, как никто другой, понимал, что Харуне нужно время, чтобы осмыслить случившееся и придти в себя.
Парень не подозревал, во что вольются его слова. Недостатки, которые он упомянул, бесспорно, должны были исчезнуть. И Харуна видела эти недостатки своими слабостями, пороками на пути.
Будучи лордом, девушка признавала, что в их связи с Канске можно было разглядеть слабость. Слабость, с которой Харуна готова была сейчас мериться.
И несомненно она должна была искоренить все пороки и тщедушия на этой стезе. На стезе, где она могла стать личностью, перед которой склонят головы все кланы. И чем больше она приближалась к цели, тем острее ощущалась необходимость в выборе. Между личной жизнью и долгом перед кланом...
Мысль эта еще не была сформирована, но её тени уже витали в закоулках сознания. У каждого свой путь, и Харуна, как и любой другой человек, должна была заплатить цену.
Наверное, почуяв в глубине души нарастающий вопрос, девушка отдалась полностью чувствам, которые готовы были впиться в неё, терзая изнутри.
-- Канске...
Слова с трудом поддаются, ведь ей не так-то просто признаться в том, что она хотела открыть перед стратегом.
И время будто замерло для этих двоих. Парень догадывается, что тревожит его госпожу.
-- Да?
Но Канске так же понимает и то, что Харуне надо высказаться. Дать отдушину, ведь иначе это сломит её окончательно.
-- Мы потеряли около десяти тысяч воинов. Из них примерно у шести тысяч есть жены. И если в среднем у каждого воина по трое детей, то получается восемнадцать тысяч. В итоге, ровно тридцать тысяч душ. И это при том, что мы не берем в расчет ни родителей, ни братьев и сестер погибших воинов. Последствия этой битвы затронули многих...
-- Харуна, не надо...
-- Нет. Моя оплошность наказала стольких людей. Мне... никогда не смыть эту вину...
Несмотря на скупую слезу, в душе Харуна была в отчаянии. Девушка понимала, что только с Канске она могла вести себя так. Ведь для многих Харуна была правителем и госпожой. И поэтому она не могла позволить себе быть слабой перед взорами своих людей.
Наматывая повязку, Канске отчетливо проговорил, и его слова, к удивлению девушки, отчасти сняли это тяжелое бремя.
-- Это моя вина. Если ты хочешь обвинять в этом кого-то -- вини меня. Ведь из-за моей стратегии мы оказались в такой ситуации.
Боль в спине начала постепенно исчезать. Закончив, Канске предстал перед ней, горячо смотря в глаза.
Хоть груди девушки были обнажены, их не заботила эта нагота. И ей казалось, что парень разделил её ношу.
-- Ты победила, Харуна. В этой битве клан Такеда одержал вверх. Никто не усомнится в этом.
-- Да? Но тогда к чему эти слезы? -- спросила Харуна шепотом.
Но парень не ответил, будто боясь, что их услышат другие. Словно тени могли донести всему миру о последствиях того сражения. И Харуна не хотела лгать, но другого выбора не было.
И каждый из них знал правду. Правду о том, во что обошлась им эта победа.
-- Я сегодня же признаю вину, и никто не скажет о тебе худого слова...
Из глаз обоих беззвучно текли слезы. Они не плакали навзрыд, но и не могли остановить набежавшей слезы. Сидя перед ним, девушка испытывала чувство стыда. Но и попросить парня не делать этого, она не могла...
Канске вовремя накрыл её одеждой, как сразу же за этим до них донесся голос Нобуцуны.
-- Учитель, Вас спрашивают...
Выйдя из шатра и оставив Харуну одну, Канске через минуту вошел обратно.
-- Я должен идти...
-- Случилось что-то серьезное?
-- Нет. Возле лагеря собрались какие-то бродяги и хотят поговорить со мной о чем-то важном.
-- О чем же?
Харуна понимает, что тянет время, не желая отпускать его.
-- Ты не поверишь. Они хотят поговорить о Хатимане. И еще со мной жаждет пообщаться одна особа, намекнувшая, что прибыла из самой столицы.
-- Ты ведь вернешься?
-- Так сразу, как только смогу. Может, мне прислать кого-то, чтобы поухаживал за тобой?
-- Не стоит. Я слишком утомилась и, думаю, будет лучше, если прилягу спать...
Сказав это, Харуна не испытывала уверенности в сказанном, ведь мысли могли не дать ей покоя. День только начинался...
Интерлюдия
Из-за нараспашку открытых сёдзи, в главном зале было прохладно. Но никто из вассалов не выражал недовольства.
Задерживая подолгу взгляда на лицах своих слуг, Ода Нобуна искала тени осуждения. Ведь, несмотря на то, что убийство Нобуюки было подано как совершение сеппуку, слуги были далеко не дураки. Многие догадывались что к чему...
Люди провинции Овари только теперь начали осознавать с кем имели дело. И лорд клана Ода отнюдь не была наивна и уже тем более не заслуживала обидного прозвища "Дура из Овари".
За столь короткое время, ей удалось не только удержаться на престоле, но и укрепить свою власть. Не говоря уже об объединении провинции.
Вассалы сидели, не выражая эмоций, будто были высечены из камня. И лишь ближе сидящая девушка, одетая в фиолетовое кимоно, смотрела приветливо на Нобуну.
Нагахидэ Нива неспроста занимала место главного тактика клана. Всем был известен её мягкий нрав, но Нобуне отчего-то казалось, что всё это было напускным.
Когда дело касалось Нагахидэ, то трудно было сказать о её истинных мыслях.
-- Итак, прежде, чем начать, я хочу поделиться новостью. Отныне Сагара Ёсихару будет служить мне так же, как и вы...
Ответом, девушке служило гробовое молчание.
Ёсихару, под пытливыми взглядами, занял место среди вассалов. Если некоторые смотрели на парня с легким интересом, то другие -- с ненавистью.
За убийством Нобуюки, слугам виделось косвенное участие Ёсихары. Узнав, что вассалы подозревали парня в деле, Нобуна находила это забавным. И даже теперь на лице у юной правительницы клана Ода играет легкая улыбка.
В этом она видела иронию, так как Ёсихару был тем, кто всем сердцем хотел отвратить неизбежное...
-- Инутиё Маэда будет обучать Ёсихару...
Молодая девушка поклонилась словам Нобуны. Она была юна, но, несмотря на свой возраст, в клане её уважали. Клан Маэда издревле отмечался хорошими бойцами, но Инутиё Маэда была лучшим, её по праву называли "мастер копья". Её часто также называли Ину, что означало "Собака".
Из всех вассалов Сибата Кацутиэ выглядит растерянно. Она всё еще не могла свыкнуться с убийством Нобуюки...
-- Сару (Обезьяна), ты должен слушаться Ину (Собаку). Понял? -- рассмеялась Нобуна.
Обозревая своих вассалов, девушка понимает, что после убийства Нобуюки, между ней и слугами оборвана нить. Теперь она знает, что от них не нужно ждать теплоты и сочувствия.
Но это и к лучшему. Слуги должны знать свое место. Ведь дружба с лордом может подтолкнуть их к ненужным мыслям...
