Интересно первое знакомство Тычины с Подвойским. Прежний репетйтор, по словам Павла Григорьевича, представлял собой настоящего зверя — строгого, глухого к слезам и просьбам детей и подростков.
И вот из комнаты репетитора вышел высокий незнакомец с зеленоватыми, чуть насмешливыми, но добрыми глазами.
— Здравствуйте, мальчики.
Запуганные мальчики безмолвствовали. Тогда незнакомец пожурил их за беспорядок в комнате. Павло и его друзья недоверчиво косились на высокого семинариста. Говорит ласково, а расскажи ему всю правду, вдруг донесет начальству? Может, выпытывает?
— Я люблю порядок и чистоту! — заявил незнакомец и поглядел на карманные часы. — Вы живете в грязи, за вами плохо паблюдали. Почему у вас сапоги рыжие да желтые, словно горчицей помазаны?
— Так ваксы не дают… — пожаловался кто–то.
— Будет вакса! — пообещал удивительный семинарист. — А кроме того я добьюсь, чтобы всем вам выдали галоши, рукавицы и башлыки. Как же иначе? Грязь, снег…
— Галоши и башлыки — вот бы здорово! — мечтательно протянул кто–то.
— Все будет! — уверенно пообещал незнакомец. — Только учитесь хорошо.
— А кто вы такой? — осмелев, полюбопытствовал застенчивый Павло.
— Ваш новый репетитор. А зовут меня Николай Ильич.
— А фамилия?
— Подвойский.
Николай Ильич, сдвинув брови, строго оборвал служителя, отставного солдата, назвавшего ребят «лопарями–голодальщиками». Он не любил обидных прозвищ. Но узнав, что Павло и его друзья и в самом деле голодные, тут же принес им из репетиторской свой хлеб, две булки и кусковой сахар.
— Самовар еще горячий! Пейте, хлопчики, чай! — и вдруг губы Подвойского скривились. — Ох, эти мне отцы святые! Чуть вас не уморили. Ох, и отцы, чтоб их… — и ушел в репетиторскую, чтоб ребята не слышали накипевшего горького слова.
Естественно, что такого «репетитора», вожака семинаристов–бунтарей, организовавшего маевку на лодках, в конце концов вышибли из семинарии.
— Самые светлые воспоминания храню я в своем сердце о Николае Ильиче Подвойском, — говорил Павел Григорьевич. — Моего воспитателя (я его только так и могу назвать) встретил я на раннем пути, когда еще только–только начинало формироваться мое отношение к людям.
Свое известное стихотворение «И от царей и от вельмож», написанное в 1927 году, Павло Тычина посвятил своему учителю, ставшему в Великом Октябре председателем петроградского Военно–Революционного комитета.
И от царей и от вельмож
Осталась омерзенья дрожь,
И ужас жизни, что отвратна,
И несмываемые пятна.
Вслед за Владимиром Маяковским Павло Тычина рисует образ Подвойского и в других своих стихотворениях. Так, в стихах «О юном Васыле», вспоминая своих черниговских друзей Васыля Эллана–Блакитного, Виталия Примакова, Юрия Коцюбинского и других, поэт пишет:
Чернигов отвечал по чести
на посвист царского бича.
Про Николая Ильича
Подвойского приходят вести.
Тут след его трудов и дел.
Он в монастырском хоре пел.
Он знал, когда он жил меж нами,
что революционный дух
зажегся в нем — и не потух.
Он бросился в борьбу, как в пламя.
Недавно же узнали мы:
Подвойский вышел из тюрьмы
с мечтой о новом грозном часе.
Там, где Путиловский завод
работает… Там свой народ,
и хорошо в рабочей массе.
Васыль Эллан, Васыль Эллан!
Был тесен матери чулан,
а в нем так много сберегалось…
Нет, бурю встретим, не дрожа,
на остром лезвии ножа
решимость смелого рождалась!
Грянул грозный семнадцатый год, и ВРК, который возглавлял Подвойский, назначил юного большевика — прапорщика Юрия Коцюбинского одним из своих комиссаров. А в девятнадцатом Николай Ильич стал наркомвоенмором Украины. Вот стихотворение «Чтоб Украине твердо стать (Киев 1919 года)» о встрече Тычины со своим учителем.
Подвойский в Киеве, Подвойский!
Во мне проснулся дух геройский — пойду искать!
Я был бы рад, как никогда…
Он послан Лениным сюда, чтоб Украине,
Украине твердо стать.
Вторым учителем юного Павла Тычины был Михаил Коцюбинский, который повстречал его в роще за этюдником. Много благодарных слов посвятил Павел Григорьевич этому чудесному писателю и человеку, окрылившему молодого поэта и всюду горячо пропагандировавшему его творчество, даже на далеком острове Капри, где лечился Максим Горький.
«Знаю я Вас давно, мне много нежно — как он изумительно умел говорить о людях — рассказывал о Вас М. М. Коцюбинский, читая некоторые Ваши стихи», — писал позже Горький Тычине.
Наведав за год до смерти свой родной город, поэт написал стихотворение «Глубокие следы (С товарищами своими посетил я Чернигов в 1966 г.)». Снова вспомнил Подвойского и литературные «субботы» у Михаила Коцюбинского, к которому семинаристы пробирались тайком от охранки.
…Молчат соборы, с молчаливой бурей
моих воспоминаний говоря.
Наш Примаков, наш Коцюбинский Юрий
глухою ночью вышли на царя.
Какими же хлестало их ветрами!
Отрады память с памятью беды
слились в минувшем… А вослед за нами,
за нами вслед — за нашими следами,
в проталинах лазоревой воды,
в заторах — все глубокие следы,
глубокие следы…
Гигантская память Павла Тычины, как океан, держала на своих крутых волнах образы учителей, друзей–единомышленников, современников и далеких предков.
Вот передо мной два тома его стихотворений и поэм в русских переводах, вышедшие недавно в издательстве «Художественная литература». Отсюда я брал все предыдущие цитаты. Смотрите, какой каскад образов замечательных сынов и дочерей украинского народа! От прозорливого Сковороды и великого Тараса до мятежной Леси Украинки и звонкоголосой Оксаны Петрусенко. А рядом — образы сыновей братских народов. Почетное место среди них — Владимиру Маяковскому.
Чтоб слышать всех, в кого я так влюблен,
распахиваю настежь в доме дверь я.
Но кто же первый? Маяковский. Он
не выйдет у народа из доверья.
Давно, когда–то встретившись в пути,
меня, как брата, обнял он за плечи.
И мне как будто легче вдаль идти,
сильнее стал я после этой встречи.
