Следом за молодым мужиком он прошел по длинному коридору; в самом конце его оказался небольшой холл. Там они и сели в мягкие кожаные кресла перед небольшим стеклянным столиком.

- Какие проблемы? - насмешливо спросил хозяин, закидывая ногу на ногу.

- Проблемы? - удивился Федор. - Никаких. Просто надоело на задворках мотаться. Думал, предложите что, а если нет - адью.

- Долго ты уже на задворках мотаешься. Когда вышел-то?

- Да ведь знаете, чего зря слова тратить... - Федору страшно хотелось курить, но он решил сдержаться. Пепельницы на столе не было.

- Знаю... - неопределенно пробормотал собеседник. - Никто к себе не берет?

- Под Москвой ребят нашел, - коротко ответил Федор.

- Рэкет?.. - опять усмехнулся молодой. - В охрану ко мне пойдешь?

- В падлу мне охраной-то заниматься, возраст не тот, не та квалификация, - нахально глядя на молодого, отрезал Федор.

- Зяму знаешь? - после паузы спросил его хозяин.

- Плохо... В деле не сталкивался.

- Ну, так познакомишься.

Молодой встал, Федор поднялся тоже.

- Нет, ты сиди, - остановил его хозяин. - Сейчас он придет к тебе. Поговорите.

Все дальнейшее Федор прокручивал в памяти много раз. Зяма оказался тощим, вертким мужчиной, примерно одного с ним возраста. Косая челка спадала у него на морщинистый бугристый лоб, а лицо ничего, даже приятное. Особенно располагали глаза: черные, внимательные, они как бы обещали собеседнику заботу и опеку.

Зяма по-отечески пожурил Федора за то, что тот Сразу не попытался его разыскать, сказал, что слышал о нем много хорошего, и постоянно повторял:

"Мы своих не должны бросать". А Федор крепко помнил слова Глухаря о нем, но вдруг и сам Зяма завел речь об Игнате, как о представителе вымирающих мастодонтов воровских дел. Сказал, что Федор тоже отстал за шесть-то лет от ситуации, а она сильно переменилась.

Федор терпеливо слушал всю эту лабуду и ждал, к какому берегу наконец пристанет говорливый Зяма. Но все же, когда тот начал разливаться соловьем о наступивших временах ювелирной работы, Стреляный не выдержал, засмеялся:

- Куда я попал, е-мое? В пансион для недоносков? - воскликнул он. - Вы все в менеджеров, что ли, переквалифицировались? В коммерсантов?

Зяма обиделся, надул щеки и бросил с вызовом:

- Мы фалуем за положняк.

"А Крот?" - чуть не вырвалось у Федора, но Павлычко, конечно, понял, о чем тот подумал, глаза его сверкнули, и доброжелательное спокойствие в них сменилось отвращением.

- Конечно, кто идет поперек, кто ложит на то обстоятельство, что порядок должен быть, тот чмур и с ним разговор короткий...

- Ну, я за положняк! - бодро ответил Федор, посчитав, что пора эту тему заканчивать.

- Вот и лады! - обрадованно сказал Зяма. - Я знал, что ты будешь с нами. Охрана - это только название, пойми, там ребята много чего делают. С тобой говорил Костик, он как раз начальник охраны у Мирона. Повезло тебе, что на него сразу попал.

Федор сказал, что подумает, но дали ему на размышление два дня.

Артюхов решил прежде, чем поговорит с Аджиевым, встретиться с Сеней в "Утесе". Но того в этот день на месте не оказалось. Он позвонил наобум Светлане, застал ее дома и отправился в Мытищи. И по дороге опять мучился мыслью о том, что вместо того, чтобы освободиться от всех этих братков, он сует шею в новый хомут.

Поздно ночью, вернувшись на дачу к Артуру Нерсесовичу, Федор выложил тому все, что думает про авантюру со службой у Мирона. Он убеждал Аджиева, что тому вовсе не нужны никакие связи с компанией из "Золотого руна", но тот только хмуро молчал, внутренне не соглашаясь с доводами Стреляного.

- А ты все-таки намекни им, я же тебе разрешил, - сказал в конце разговора Артур Нерсесович, - что у тебя ко мне подходы есть. Намекни... Сошлись на Михася. Его убили, спроса никакого. Пусть знают, что я и о Купце догадался... Пусть...

- Да зачем это вам? - сердился Федор.

- Ты не спрашивай, действуй. Выйдет по-моему, внакладе не останешься.

В этот раз, навестив Светлану и проведя с ней вечер, Федор сделал ей решительное предложение, сказав, что пора подавать документы в ЗАГС. Он видел: Светлана колеблется, и ругал себя за то, что никак не порвет с Аджиевым. Наверное, девушка чувствовала неопределенность его положения, ведь он так надолго исчезал и появлялся совершенно измотанным. А еще - она никак не соглашалась переехать в квартиру на Смоленскую, хотя он убеждал ее, что так они будут видеться гораздо чаще. Нет, она не хотела жить в чужом доме, а когда он сказал: "Этот дом и твой", Светлана чуть не заплакала.

"Все, кончится это безумное лето, - приказал он себе, - и я начну другую жизнь..."

Сеню Звонарева он застал в "Утесе" на другой день. Коротко пересказал разговоры с Костиком и с Зямой, выложил свои опасения и стал ждать решения приятеля. Но Сеня начал свой ответ с другого конца. Он прямо спросил, зачем нужно Стреляному втираться в "Руно" и нет ли у него каких-то своих целей, о которых он не хочет или не может сообщить.

Удар был не в бровь, а в глаз, но раскрывать все карты перед Звонарем Федор не мог.

И тогда он признался, что цель у него действительно есть, но говорить о ней он не хотел.

- Это, конечно, твое право, - серьезно сказал Семен. - И я еще раз подтверждаю, что можешь рассчитывать на меня. Но лучше б плюнул ты на "Руно", закончил он их беседу. - Шею сломаешь ни за что.

Федор шею ломать не собирался, он решил этим вечером отправиться на разговор с Костиком или Зямой, желая застать их врасплох.

За оградой знакомого особнячка у главного входа стояло несколько дорогих иномарок. Во дворе зажглись фонари, и сам домик, утопающий в цветах и подстриженных фигурно кустарниках, выглядел мирным пристанищем большой семьи, у которой собрались гости.

Федор опять зашел со стороны переулка и позвонил. Вышел другой охранник, расспросил, кто пришел, но, вернувшись через некоторое время, сообщил, что его просили прийти завтра.

"Ты торопишься, Федор", - досадовал на себя Стреляный. Если он будет продолжать в таком духе и дальше, то обязательно завалит все дело, вызовет их подозрения. "Терпение и выдержка", - повторял он про себя, удаляясь по переулкам в сторону Патриарших прудов. Где-то неподалеку здесь жил Раздольский. Что там теперь с ним в Англии? Очухался или дрожит до сих пор? А сколько смертей пролетело перед ним за эти месяцы? Лесной, Вульф, ребята... Тот, убитый им в ГУМе, Крот с товарищами, Михась...

Федор забрел в какой-то двор и сел на скамейку возле детской площадки. Закурил. И тут из темноты на него выдвинулась неясная фигура. Стреляный напрягся. Затевать миллионное дело и погибнуть за грош от руки какого-нибудь накачанного "дурью" фраера?

Человек стоял, не приближаясь, видно, понимал, чем ему грозит еще хотя бы один шаг вперед. А Федор весь превратился в слух, пытаясь уловить хоть малейшее движение сзади. Но там было все тихо. Он молчал, зная, что любое сказанное им сейчас слово может послужить сигналом к нападению.

- Ты, Стреляный? - наконец не выдержал укрытый темнотой человек. -т- Не бойся, я один, иду за тобой от самого "Руна".

"Этого еще не хватало, - мелькнуло у Федора. - Совсем плохой стал, надо же такую промашку допустить". И о бдительности не забывал, за спиной каждый шорох просеивал в уме, когда начал говорить:

- Чего надо-то? Кто ты?

Следовало немедленно выходить из двора на улицу. Федор встал. Из подъезда напротив детской площадки вывалилась подвыпившая компания. Взревел магнитофон.

- Не уходи, - просительным тоном сказал человек. - С тобой Купец говорить хочет.

"Липа, все липа", - с безнадежностью подумал Федор, но кому все-таки он понадобился?

- Ты думаешь, Купец уехал? - продолжал неизвестный. - Он здесь. Семью только отправил.

- Головой рискует. - Федор усмехнулся и, обойдя песочницу, вышел на открытое пространство двора. Здесь ему было спокойнее. Тень человека двинулась следом за ним.