"Я преподнесу вам сюрприз, подонки, и на этот раз..." Раздольский в душе ликовал, он был уверен, что ему удастся перехитрить их. Он представлял их искаженные злобой лица, когда они поймут, что он улизнул, и сердце его переполняла лихая отвага.
Он ехал в городок правительственных дач, где жил его старый знакомый, ныне чиновник в администрации Президента, и на него уже был заказан пропуск для въезда туда. Этим же останется только остановиться у шлагбаума. И пусть ждут его здесь до опупения.
Ефрем Борисович договорился, что пробудет здесь на даче тройку дней. Машину свою поставит, а в город, если понадобится, будет выбираться вместе с другом на служебной. Именно таким образом собирался он завтра приехать на встречу в "Золотое руно".
Вот и поворот к правительственным дачам. Машина ГАИ на углу. Не замедляя хода, он резко сворачивает направо. Всего десять километров до милицейской будки и поста. Его преследователи отстали. Наверное, они уже поняли, в какую ловушку затащил их "объект".
Ефрем Борисович ухмыляется и кричит Чарли:
- Все, все, приятель, мы прорвались!..
Федор приезжает в Мытищи днем. Он специально не предупредил Светлану о своем приезде, потому что надеется в отсутствие девушки все-таки прослушать кассеты на ее магнитофоне. Сегодня Светлана с утра торгует на своем базаре, и это точно известно Федору, потому что накануне он звонил ей.
Ключа у него нет, но этого и не требуется. Замок в двери очень простой. Он успеет уйти до ее прихода, а потом, ближе к вечеру, появится вновь.
А все-таки из-за того, что он вломится как бы незаконно, Федора чуть-чуть царапает чувство неловкости, тем более что Светлана предлагала ему однажды взять запасной ключ.
Федор с минуту топчется подле дешевенькой, облупленной двери, а потом достает отмычку.
В квартире душно. Видимо, все окна закрыты. Не останавливаясь в прихожей, Федор проходит прямо в большую комнату и замирает: с дивана свисает вниз голая мужская нога.
Шторы задернуты, и обнаженный по пояс человек спит ничком, подсунув под голову обеими руками подушку.
Никаких мыслей нет в голове у Федора. Он забывает сразу обо всем, продолжая стоять как столб. Так проходит минута или вечность - Федор теряет представление о времени. Потом рука его непроизвольно тянется к потайному карману брюк... Глаза мутнеют... Зазвонил телефон, но он не услышал этого. Звук для него словно вытек из всего видимого мира - как из сосуда.
Но зато человек на диване завозился и внезапно поднял голову.
Пролетел еще миг.
- Это вы? Это вы? - пролепетал человек. Только что пены не было на его губах: взгляд заметался, шелковистые прядки на лбу встали дыбом, как у загнанного, перепуганного зверька. Он не сводил глаз с правой руки Федора, прижатой к бедру.
- Какая встреча! Братец! - Федор медленно возвращался к реальности.
Голос его вызвал у Мити еще больший приступ страха.
- Это... Это невозможно... - выдавил он наконец; глаза у него вдруг раскрылись еще шире, и от этого лицо приобрело такое изумленное выражение, что его можно было принять за помешанного. - Как ты вошел? продолжал он жалобно. - Разве у тебя есть ключ?
И Федор расхохотался. Напряжение спало. Он дотронулся рукой до своего лица. Кожа под его ладонью была как жабья: влажная, ледяная.
- Я в шоке, братец! - проговорил он, плюхаясь на ближний к нему стул. - Я мог бы слегка попортить тебе шкурку, негодяй! Если бы не телефон... телефон.
Федор продолжал смеяться, не обращая внимания на лихорадочно одевавшегося Митю.
- Ты ничего не понял! - заорал вдруг тот, швырнув футболку себе под ноги. - Я не мог ехать домой пьяный... Меня предки изводят... Я добрался сюда, едва добрался... Слышишь? Ведь Светка не скажет мне: "Спи на лестнице, сволочь!" А мать, мать... - Митя закрыл лицо руками и заплакал.
- Эй! - окликнул его Федор. - Мне что, сопли тебе утереть? Вали отсюда, придурок.
Хлюпая носом, Митя подобрал футболку и выскользнул в коридор. Еще через секунду хлопнула входная дверь.
Федор уже забыл, зачем он пришел сюда. У него не было никакого желания слушать пресловутые пленки. Он вошел в спальню девушки, чистенькую и убранную. Рухнул на аккуратно застеленную кровать и провалился в сон.
"Я чуть не убил его... Плохо, Федор..." - это была последняя отчетливая мысль.
Светлана рыдала, прижавшись к нему всем телом, обвив руками шею.
О чем она могла рассказать Федору? О том, какая у них была сумасшедшая семейка, о самодуре-отчиме, о пьянице двоюродном брате, с которым она вместе росла и жалеет его, защищает от климактерички матери, которая буквально ловит молодых мужиков и тащит их прямо домой, о забытом недотепе, ее муже, собственном дяде...
Федор не пытался разобраться в этом родственном змеином клубке. Он вполуха слушал ее, а сердце его дрожало от жалости к любимой девушке. Выход из всей этой ситуации он по-прежнему видел один - уехать.
- Давай поскорее распишемся, - повторял он, успокаивая ее. Оформим паспорта и сделаем ручкой всей этой твоей топ-компании, Света. Деньги у нас будут. Смотри, я сегодня чуть не убил его, я с ума сошел.
- Ну, конечно, что тебе моя родня... Так вот сразу все бросить... А мне жалко их всех, жалко... Ты ведь ничего, ничего не знаешь... - продолжала она плакать.
Федору было неловко до дурноты, но он не мог ей соврать: ему действительно и знать ничего не хотелось о ее дядьях и тетках, братце, отчиме. Если бы еще мать была...
- Светик, радость моя, - продолжал он ее утешать. - Давай лучше поужинаем. Я привез там много вкусного, только испортилось, наверное, все на фиг за целый день.
Но она его как будто не слышала. Тогда Федор поднялся сам и отправился на кухню хозяйничать.
Когда картошка уже варилась, салат из помидоров и огурцов был заправлен оливковым маслом, а Федор заканчивал возиться с мясом, которое хотел пожарить, в кухню неожиданно вошла Светлана. И он подивился ее преображению. Она зачесала свои густые каштановые волосы назад и прихватила их гребнем. Длинные, позвякивающие серьги оттягивали маленькие ушки, грудь и бедра красиво облегал розовый летний костюмчик с золотой надписью на кармашке: "Нина Риччи".
- Ну, как тебе? - торжествующе спросила девушка, поворачиваясь на каблучках. - Сегодня продавала. Бешеный успех. И себе решила оставить.
Его даже не столько поразило то, как легко она перешла от рыданий к примерке нового костюмчика, сколько вычурная безвкусица ее одеяния. Теперь-то, после того как он нагляделся на наряды Елены Сергеевны, он мог отличить настоящую одежду от дешевого шика. Но костюмчик, конечно, шел ей, да ей все было к лицу.
- Класс, - сказал он и поцеловал Светлану в бледный лобик.
Но она уловила фальшь его оценки. Надулась.
- Ну, конечно, - сказала она вызывающе, - миллионерша, которую ты охраняешь, такое не носит. Представляю, какие у нее тряпки!
Представлять было бессмысленно, но Федор, конечно, не сказал девушке этого, а только рассмеялся.
- Она же не всегда была миллионершей, - заметил он примиряюще. Кое-что и мы себе скоро позволить сможем.
Мясо уже жарилось на сковородке. В кухне вкусно запахло специями и кинзой.
Светлана молча поднялась и вышла. Вернулась она назад уже в простом домашнем халатике.
На этот раз в "Золотом руне" Раздольского встретил не Купцов, а невысокий, быстрый в движениях человек в ладно сшитом смокинге. От него пахло дорогой туалетной водой, крохотные усики были подстрижены щегольски. Его можно было принять за комика в телевизионном развлекательном шоу. Не представившись, он без слов провел Ефрема Борисовича через анфиладу по-музейному обставленных комнат, и Раздольский опять поразился безлюдности заведения. Лишь в одном зале он мельком уловил край бильярдного стола и как будто бы какие-то голоса.
- Сюда. - Наконец человек с усиками склонил голову и почтительно открыл перед Ефремом Борисовичем скрытую шелковой портьерой дверь.
