Вдруг ужасная мысль закралась в ее сознание: Джек… возможно ли, что это он убил ее мать? Был ли он настолько помешан на ней?

ГЛАВА 22

Кэсс посмотрела на часы. Челси уже два часа была в гримерной, и Кэсс начала нервничать:

— Я просила, чтобы Челси выглядела измученной и подавленной. По-моему, это не слишком сложно.

— Хм… — Рудольфо насмешливо осклабился.

— На что у них уходит столько времени?

Был последний день съемок. Часть съемочной группы занималась тем, что собирала дополнительный отснятый материал — отдельные кадры, пейзажи — на случай, если это понадобится. Все костюмы, осветительное и звуковое оборудование, которые были больше не нужны, упаковывали для отправки в Лос-Анджелес или для возвращения местным агентствам, которые предоставили все это в аренду кинокомпании. За день до этого Кэсс и Рудольфо дали всем незадействованным актерам и членам съемочной группы выходной. Сегодняшний эпизод требовал максимальных усилий от всех — гримеров, костюмеров, осветителей… от каждого. Конечно, больше всего усилий требовалось от Челси. И от Кэсс.

Рудольфо протянул ей очередную чашку кофе — третью за это утро.

— Посиди здесь и расслабься. Мы все успеем. Мы сделали все от нас зависящее. Осталось немного. Всего через несколько часов мы закончим и отпразднуем это сегодня вечером. — Он положил руку ей на плечо и нежно сжал. — Да, это, отличная идея — устроить грандиозную вечеринку для всех. Мы ее заслужили. Что может быть лучше маскарада? Великолепно, это намного лучше, чем пикник на природе.

Кэсс не возражала. У нее не хватило духа сказать ему, что это была идея Джека. Она и так чувствовала себя униженной.

Звукооператоры включили фоновую музыку — романтическую балладу о любви и утрате, — чтобы создать нужное настроение. Музыка точно отражала состояние Кэсс в то утро, но она решила не поддаваться грусти. Вместо этого она «выключила» эмоции, избавляясь от всех чувств, кроме чувства триумфа.

Челси наконец вышла: великолепная невеста в роскошном одеянии, но утомленная, негодующая, растрепанная — как раз то, чего хотела Кэсс. В этот момент на площадке появился Джек с сопровождением. На секунду Кэсс подумала, могло ли это действительно быть совпадением, но тут же отбросила эту мысль. Он выглядел спокойным. На нем были брюки цвета хаки и коричневая с синим рубашка-поло. Джек подошел, поцеловал ее в лоб и сказал:

— Я ждал вчера твоего звонка. К полуночи я понял, что ты, должно быть, уснула. Ты же получила мое сообщение?

Кэсс выдавила улыбку:

— Я действительно устала. Я… думаю, я сломалась.

Он пожал плечами в легком недоумении:

— Ладно, но ты могла позвонить сегодня утром.

— Я очень спешила… Мне нужно было на площадку. Я могу думать сейчас только о фильме. — Голос ее был ровным, но Кэсс не смела поднять на него глаза. Она старалась не замечать его присутствия.

В голосе Джека послышалось напряжение. Он сделал шаг назад.

— Может, мне уйти и вернуться потом? Возможно, тогда мы сможем поговорить.

Она повернулась и взглянула на него:

— Извини. Мы уже начинаем. Ты не мог бы отойти с площадки?

Кэсс сделала знак Рудольфо, тот передал сигнал ассистенту, который прокричал:

— Тишина на площадке!

Включили все приборы, предварительно проверив положение камер и освещение. Парикмахеры и гримеры были наготове, а Рудольфо совещался с техниками. Челси заняла свое место позади Бенгино. Планируя эту сцену, Рудольфо и Кэсс решили, что ее срежиссирует Кэсс. Бенгино все еще считал ее своей музой, и даже Челси, несмотря на ее сумасшествие, всегда удавалось изобразить то, что требовала от нее Кэсс. На прошлой неделе они сняли финальную сцену фильма — когда Офелия убегает из церкви, где она должна обвенчаться с дожем, которого выбрал для нее отец. Она находит Кармело мертвым, пронзенным инкрустированным мечом, что принадлежал охране ее отца. Компания арендовала коттедж у фермера, и в фильме он служил местом встреч Офелии и Кармело. Переделать расписание съемок было нетрудно: сцена, идущая перед душещипательным финалом, снималась на площади Сан-Марко.

Теперь перед Кэсс стояла задача заставить этих двух абсолютно разных актеров изображать любовь и страсть, хотя после нескольких недель, проведенных в объятиях друг друга, между ними не возникло ни малейшего влечения. Ей надо было заставить Челси-Офелию показать всю ее боль, когда Бенгино-Кармело говорит ей, что женился на другой, хотя любит Офелию больше жизни.

Он — Кармело — сделал это, чтобы доказать ее отцу, что он не будет мешать ее браку. Любовники расстаются, она возвращается в великолепную часовню, чтобы выйти замуж за негодяя-дожа; он возвращается домой дожидаться свою невесту, которая должна вернуться со свадьбы Офелии, его настоящей любви. Когда Офелия идет к алтарю, чтобы выйти замуж за человека, которого ненавидит, она вдруг разворачивается и убегает, на этот раз чтобы уже не вернуться. Она бросает фату и цветы на лестницу собора и бежит через площадь. Она срывает золотой медальон с ленточки на шее и бросает его опешившему крестьянину, продающему овощи с тележки. «Вот плата», — кричит она, вскакивая в тележку, и пускает лошадей бешеным галопом. У Офелии мало времени, чтобы оказаться в безопасности со своим любимым. Она спешит, уверенная, что любимый пошел туда, где они были вместе. В последнем кадре шлейф Офелии развевается за ее спиной.

Правильно сыгранная, эта сцена могла быть наполнена подлинной страстью и драматизмом. Сыгранная неверно, она превратилась бы в дешевую пародию. Кэсс уже проверила съемочную группу и быстро поговорила с Челси, которая ждала своего выхода из дверей собора. Кэсс знала, ей надо вытянуть всю боль из этой неуравновешенной женщины. Она была в ней, скрытая под лживостью и злобой. Поговорив с Челси, Кэсс направилась к Бенгино, стоящему возле фонтана. Довольная тем, что оба они настроены на одну волну, она сделала знак Рудольфо, что можно начинать.

Когда все оказались на своих местах, Рудольфо крикнул:

— Мотор!

В центре кадра была Офелия, в свадебном платье за двадцать пять тысяч долларов, которое Валентино создал специально для фильма. Она шла через каменную площадь к Кармело, в волнении стоящему у фонтана.

Блондинка с неистовым взглядом и растрепанными волосами почти бежала, не заботясь о своем платье, подол которого волочился по листьям и лужам.

— Кармело, — тихо позвала Офелия.

— Я здесь, за фонтаном, — ответил актер. Казалось, Кэссиди сделала все возможное, чтобы заставить его играть хорошо, но она не была удовлетворена. Пришлось остановить съемку, и они начали снова, но опять безуспешно.

Наконец, она приблизилась к актеру:

— Бенгино, тебе кто-нибудь разбивал сердце?

Он кивнул. Вокруг него суетились гримеры. Кто-то наносил гель на его волосы, собранные сзади.

— Конечно. Я тебе рассказывал.

— Расскажи еще. Расскажи мне об этом.

В течение пяти минут актер вспоминал историю своей первой, разрушительной любви.

— Вспомни это время. Что ты чувствовал?

— Я хотел убить человека, который украл мою любовь.

— А что ты чувствовал к ней?

Актер что-то вспомнил. Кэссиди увидела, как зажглись его черные глаза.

— Хорошо, давайте снова начнем с выхода Офелии. — Кэсс крикнула: — Челси, тебе не терпится его увидеть. Ты пришла, чтобы сказать ему, что ты покинула своего жениха у алтаря. Ты боялась, что не найдешь его. Теперь для тебя самое главное, чтобы он тебя увез и действовал быстро, чтобы вы оба смогли убежать.

Когда Челси входила в роль, она была как в трансе. Это выглядело странно, даже немного жутко. Она едва понимала указания Кэсс.

Сцена началась снова. Офелия подходит к Кармело, кладет руку ему на плечо и быстро говорит:

— Мы должны немедленно уехать. Ни мой отец, никто не знает, что я сбежала. Мы должны бросить все, должны бежать.

Но он не поворачивается к ней, и Офелия со страхом спрашивает: