Думать я стала о другом. Действительно, как же мне дальше жить, если я не хочу оставаться там, где сейчас работаю. А оставаться там я не захотела. Надо было что-то делать. А что? Мне двадцать шесть лет, я получила высшее образование, работаю, самостоятельный человек, сама должна загадывать наперед: что и как, сама отвечать за свои промахи. Раньше, когда жила с матерью, да и после, в студенчестве, легче было. Вроде — не взрослая еще, чуть что — к матери. А теперь? В школу когда ходила, требовалось одно — хорошо закончить. Закончила. Дальше — надо поступать в институт. В первый год не добрала одного балла, конкурс был высокий, пошла работать, зная, что все равно поступлю. Два года работала, зарабатывала стаж и какие-то деньги, чтобы купить себе одежду, так как впереди была стипендия, и только. Поехала в другой город, поступила, стала студенткой. Студенткой я дальше института не шибко загадывала, старалась вобрать побольше знаний, чтобы не пурхаться, когда начну, а то ведь стыд от людей. Получила диплом, получила назначение, приехала, стала работать. Ничего, неплохо выходило. В этой части вроде все благополучно. А как же с личной жизнью. Семью надо заводить: возраст критический. Надо, а не с кем.
В студенчестве было у меня двое приятелей, оба хотели моими мужьями стать. Одного, сокурсника своего, всерьез я и не принимала. Ухаживать стал на последнем курсе, на выпускном предложение сделал. Я отказала. Не напрочь отказала, не хотелось огорчать парня, сказала: давай еще годик подождем. Моложе меня, ниже ростом. Но не в этом дело. Непутевый какой-то. Выпивать научился. По специальности работать не стал, по каким-то справкам получил свободный диплом, устроился в своем районном городке, в клубе железнодорожников, руководителем художественной самодеятельности. Как уж он там руководил — не знаю, никаких нужных к этому делу способностей я у него не замечала. Потом, слышно, ушел куда-то из клуба. Ну какой из него муж, сами посудите. Расстройство одно. Такого всегда найти можно…
Другой — много серьезней, старше меня несколько, закончил технический вуз. Я с ним встречалась охотнее и, чувствовала, могла увлечься. Он тоже делал предложение, но как-то нерешительно, стесняясь своих недостатков, робея. Он заикался и, кроме всего, был болен. Это меня пугало. Наследственность. Я начинала думать о детях и — не могла решиться. Пока я таким образом прикидывала, он пристал к одной из своих знакомых женщин, скоро у них родился ребенок, после этого и мне, и ему было понятно, что не стоит затевать в дальнейшем никаких разговоров о совместной жизни. К тому же я уехала по назначению.
Школа мне жилья не предоставила, квартировала я у стариков, твердо зная, что уеду отсюда сразу же, как только отработаю положенный срок. Деревня степная, унылая, дороги — грязь, леса и речки нет, молодежи нет, школа-восьмилетка, учителя местные, пожилые. Уеду — знала, куда — этого не могла себе сказать. Возвращаться к матери не было смысла: сестра вышла замуж, мужа привела к себе, ребенок у них, и теперь, когда я приезжаю проведать, мне ставят раскладушку. Да и с зятем что-то не могла я ладить — такой тюфяк попался, не приведи господь. Выбрала сестрица…
Вот в таком положении находилась я в то лето, когда приехала отдохнуть в Москву и познакомилась со своим будущим мужем. Мы с ним гуляли, по обыкновению, и я решилась и рассказала ему все, про хозяйку, про наши беседы, ее предложение и заодно всю свою жизнь: бывшую и настоящую. Мне хотелось знать его мнение, но он ничего не сказал, только посмотрел на меня своими внимательными глазами, продолжая думать о чем-то. Но я возобновила разговор, мне нужен был его совет. Я умышленно добавила, что, видимо, соглашусь. Вот тогда он и заговорил:
— Зачем вы мне все это рассказываете? Понимаете, что мерзко, что не следует делать этого, а спрашиваете совета. Совет один: бежать немедля отсюда, пока не засосало, пока не затянуло в трясину с головой. Вот и весь совет.
Когда мы возвращались с прогулки домой, он предложил переехать к нему. Раз уж вам, как вы считаете, некуда деваться, приезжайте ко мне. Посмотрим, что из этого получится. И тут же рассказал о себе: где живет, чем занимается. А я нисколько не удивилась приглашению, будто ждала его. С того самого дня, когда я увидела его впервые и подумала, что этот человек будет моим мужем, я как будто заранее знала, что все образуется. Иногда появлялось такое чувство. Хорошо, что я посоветовалась с ним. Хорошо, что он именно оказался рядом в это время…
— Надо поговорить с родными, — сказала я ему. — Подождите немного, я вам напишу.
Через два дня он уехал, а почти следом и я.
— Так что, перенесем переезд на следующий год? — спросила хозяйка, прощаясь. — Или ты, быть может, передумала совсем?
— Перенесем, — согласилась я, — тем более что у тебя затруднения сейчас. Когда ты их разрешишь, будешь свободнее, легче станет помогать мне. До свидания, милая. До свидания, девочки. Всего…
Я заехала домой, объявила, что выхожу замуж за человека, с которым познакомилась в Москве. Мать заплакала, сестра стала расспрашивать, что это за человек, я сказала, что не знаю толком, но вроде бы неплохой. Затем я поехала к месту своей работы, уволилась, вернулась к своим, чтобы забрать вещи и попрощаться. Мать все плакала. Сестра спросила, не передумала ли я, зять посоветовал держать себя там с твердостью, а ежели случится такое, что станет невмоготу, приезжать обратно. Мне собрали денег, купили билет на самолет, сестра с мужем поехали провожать в аэропорт. Все были несколько растеряны от такого оборота, зять взял фотоаппарат, чтобы сфотографировать меня на прощание, но забыл о нем, фотоаппарат оказался у меня, так я с ним и улетела. Я дала заранее телеграмму. Он встречал. Когда я вошла в здание аэропорта в его городе, на плече у меня висел фотоаппарат, в одной руке была дорожная сумка с вещами, в другой — скороварка, ее мне подарила сестра, и сетка с помидорами и яблоками. Я остановилась, оглядываясь, пугаясь чего-то. Он увидел меня, улыбнулся и пошел навстречу, протягивая руки. Он поцеловал меня в щеку, взял поклажу, и мы вышли на воздух. У меня отлегло от души…
К городу ехали довольно долго, на автобусе, мимо желтеющих березняков по шоссе, оно вдруг уходило вниз, как бы в распадок, подымалось, поворачивало в сторону, выравнивалось опять. Въехали в город. Я смотрела на деревянные, на каменных фундаментах, двухэтажные, похожие на терема, старой постройки дома, с кружевом резьбы по карнизам и наличникам окон, на новые девятиэтажные, будто спичечные коробки, раздумывая, каково мне будет здесь. Пятиэтажный, в несколько подъездов кирпичный дом стоял в тихом переулке, мы подошли к нему от остановки, поднялись на третий этаж, он открыл дверь, пропуская меня, и я перешагнула порог квартиры, где с этого дня мне предстояло жить. Сняла, повесила возле двери плащ, прошла в одну комнату, другую, села на кухне, не зная, что делать дальше, что говорить. Потом долго ужинали, с вином, разговорами, чувствуя общую неловкость. От вина я немного взбодрилась, повеселела, стала рассказывать со смехом, как провожали меня в аэропорт сестра и зять…
Через три дня мы с мужем уехали к его родителям на Шегарку, о которой он говорил мне еще в Москве. Родители его жили в соседней области, до областного города добрались скоро, самолетом, дальше на грузовой машине нас вез брат мужа. Мы сидели втроем в машине, дорога проселочная, сухая, по сторонам лес, болота, машину покачивало на выбоинах, муж с братом разговаривали, вспоминая деревенских, я закрыла глаза, задремала, да так в полудреме и провела весь путь. Мы приехали в сумерках. В деревне горели редкие огни. Переехали по бревенчатому мосту речку, свернули налево, к избе, стоявшей на берегу. На шум на крыльцо вышла мать мужа, поправляя волосы. Она пропустила нас в сени, в избу, вошли мы, и муж познакомил меня со стариками своими, которых я тоже знала по рассказам. Нас стали угощать, засиделись допоздна за разговорами, я оглядывала убранство избы, состоящей из передней и горницы, замечая, как присматриваются ко мне старики, прислушиваясь, как и что я говорю. Мне они понравились опрятностью, неназойливостью в разговоре, радушием. Была глубокая ночь, когда мы пошли спать. Спали в просторной кладовой, отделенной от сеней дощатой переборкой. Ночь была свежая, мы накрывались тяжелым овчинным тулупом…
